Вскоре самообладание вернулось к ней, и она поняла: первым делом ее подозрения надо проверить. Возможно, страхи ее ложны, все это игра ее воспаленного воображения. Откуда она знает, вдруг перестановке есть вполне обоснованное и неопровержимое объяснение? Она вышла в коридор и постучала в дверь комнаты Эстер Детридж.
— Я хочу поговорить с вами, — сказала она.
Эстер вышла. Анна указала на свою новую комнату и направилась туда. Эстер последовала за ней.
— Почему вы передвинули кровать, — спросила Анна, — от одной стены к другой?
Приняв вопрос с той же бесстрастностью, что и пожар, Эстер Детридж написала ответ. Насколько помнила Анна, Эстер, показывая свою дощечку, смотрела человеку прямо в глаза. Но сейчас она стояла, вперившись в пол. В единственной строчке не было прямого ответа; она гласила следующее:
«Я уже давно хотела ее передвинуть».
— Я спрашиваю, почему вы ее передвинули.
Она написала еще два слова:
«Стена отсырела».
Анна взглянула на стену. Следов влаги на обоях не было. Она провела по ним рукой. Пощупала в одном месте, в другом — стена была сухая.
— Причина не в этом, — сказала она.
Эстер не шелохнулась.
— Никакой сырости на стене нет.
Не поднимая головы, Эстер упрямо ткнула карандашом в написанные два слова, подождала секунду, пока Анна их перечтет, и вышла из комнаты.
Позвать ее снова? Это ничего не даст. Оставшись одна, Анна тщательно заперла дверь. Потом закрыла ее на засовы — сверху и снизу. Проверила гнездо замка, скобы засова, все прочно, надежно. Нет, если и ждать вероломства, то не отсюда.
Она оглядела комнату; обследовала камин, окно и ставни, заглянула в шкаф, осмотрела темные углы под кроватью. Нигде ничего — даже у самого пугливого человека нет оснований для тревог или подозрений.
Комната как комната, но спокойствия не было. Предчувствие какого-то сокрытого вероломства, неотвратимо надвигавшегося на нее в темноте, пустило прочные корни в ее сознании. Она села на кровати и попыталась отыскать ключ к разгадке в событиях дня.
Но эти усилия не увенчались успехом: ничего определенного, не за что зацепиться. Хуже того, возникло новое сомнение: а руководствовался ли сэр Патрик, стремясь вызволить ее отсюда, именно тем мотивом, какой был им оглашен (через Бланш)?
Был ли он искренне убежден, что поступками Джеффри двигала корысть, и только она? А если здесь что-то похуже? Одну ли цель — принудить Джеффри расстаться с ней на условиях, предложенных Джулиусом, — преследует намерение сэра Патрика увезти ее подальше от мужа? Или он втайне склоняется к мысли (прекрасно зная, в каком положении находится Анна), что в коттедже ей угрожает личная опасность? И намеренно скрыл от нее эту мысль, боясь, что в противном случае Анна вся изведется от страхов и тревог? В тишине ночи она еще раз оглядела странную комнату и пришла к выводу, что второе толкование, пожалуй, выглядит более вероятным.
Было слышно, как на первом этаже запирали двери, закрывали окна. Как быть?
Подать сигнал, о котором она договорилась с сэром Патриком и Арнольдом, было невозможно. Ведь они будут ждать его в окне другой комнаты, той, где вспыхнул пожар. А сейчас она заперта.
Подождать, пока мимо дома с обходом пойдет полицейский и позвать на помощь? Бесполезно. Даже если она пересилит себя и открыто заявит, что ей страшно в доме собственного мужа, и даже если помощь окажется поблизости, сумеет ли она растолковать, что побудило ее поднять тревогу? Нет и тени оснований для того, чтобы ее поместили под защиту закона.
И все же новое положение кровати будило ее слепое, подсознательное недоверие. Она прибегла к последнему средству: попыталась сама ее передвинуть. Но как ни напрягала она силы, их оказалось недостаточно, чтобы стронуть тяжелый остов с места хотя бы на дюйм.
Что оставалось делать — довериться надежности запертой и закрытой на засовы двери и всю ночь бодрствовать, зная, что и сэр Патрик с Арнольдом тоже бодрствуют где-то неподалеку. Она достала свою работу, книги; пододвинула стул к столу, в середине комнаты.
Истаяли последние звуки — свидетели какой-то жизни, каких-то движений вокруг нее. Бездыханная тишина ночи поглотила ее.
Глава пятьдесят шестая
СРЕДСТВО
Забрезжил новый день; появилось солнце. Дом снова ожил. В комнате, где ночевала Анна, и за ее пределами за ночь ничего не произошло.
В час, назначенный до отъезда в Холчестер-хаус, Эстер Детридж и Джеффри находились вдвоем в новой спальне Анны.
— Она уже оделась и ждет меня в саду, — сказал Джеффри. — Вы просили, чтобы я пришел сюда один. Зачем?
Эстер указала на кровать.
— Хотите отодвинуть ее от стены?
Эстер кивнула головой.
Они отодвинули кровать на несколько футов от стены-перегородки. После секундной паузы Джеффри снова заговорил.
— Это надо сделать сегодня, — сказал он. — Могут вмешаться ее друзья; может вернуться служанка. Это надо сделать сегодня.
Эстер медленно наклонила голову.
— Сколько вам надо пробыть в доме одной?
Она выставила три пальца.
— Три часа?
Она кивнула.
— Управитесь за это время?
Она снова ответила утвердительно, решительно отказываясь встречаться с ним взглядом. По тому, как она его слушала, по едва заметным движениям, без которых она не могла обойтись, чувствовалась все та же безжизненная покорность ему, все тот же немой ужас перед ним. Он, со своей стороны, до сих пор выражал недовольство этим молча. Но сейчас, собираясь выйти из комнаты, не сдержался. И заявил о своем недовольстве вслух.
— Почему, черт возьми, вы не смотрите на меня? — спросил он.
Она пропустила этот вопрос мимо ушей, будто вовсе его не слышала. Он сердито повторил его. Тогда она что-то написала на дощечке и протянула ему, не поднимая взгляда.
— Вы же знаете, что умеете говорить, — вспылил он. — Знаете, что мне это стало известно. Какой смысл ломать комедию передо мной?
Она настойчиво продолжала держать перед ним дощечку. Он прочел:
«Для вас я нема и слепа. Оставьте меня».
— Оставить! — повторил он. — Ах, в вас пробудилась совесть! А не слишком ли поздно? Хотите получить свою Исповедь или нет?
Когда с его губ сорвалось слово «исповедь», она подняла голову. На ее пепельных щеках появилось слабое подобие краски; ее омертвевшее лицо на мгновение перекосило от боли. Если что и интересовало Эстер в этой жизни, так это ее рукопись, — она жаждала заполучить ее обратно. Ее заторможенный рассудок откликался только на этот призыв, и ни на какой другой.
— Помните наш уговор, — продолжал Джеффри, — тогда не забуду его и я. Сделаете, что обещали, — я отдам вам Исповедь. Я ее прочитал; и нашел, что кое-чего там не хватает. Там не сказано, как вы это сделали. Знаю, вы задушили его, но как? Как? Вы немы и сказать мне это не можете. То, что вы проделали с той стеной, проделайте здесь. Вы ничем не рискуете. Вас не увидит ни одна живая душа. Весь дом в вашем распоряжении. А когда я вернусь, пусть эта стена будет точь-в-точь как та, когда в предрассветный час вы с полотенцем в руках ждали первого удара часов. Сделайте это; и завтра получите свою Исповедь.
Когда с его губ вторично сорвалось слово «исповедь», в Эстер Детридж снова забурлила затухшая было энергия. Она схватила свою дощечку; быстро застрочила на ней и двумя руками сунула ему под нос. Он прочитал:
«Я не хочу ждать. Отдайте ее сегодня».
— Думаете, я ношу вашу Исповедь с собой? — спросил Джеффри. — Ее даже нет в доме.
Она отшатнулась и впервые подняла голову.
— Не тревожьтесь, — продолжал он. — Она запечатана моей печатью и помещена в надежное место — в банк. Я сам отправил ее туда по почте. Вы же ни перед чем не остановитесь, миссис Детридж. Запри я вашу Исповедь где-нибудь в доме, вам вполне могло прийти в голову взломать замок за моей спиной. А держи я ее при себе — в предрассветные часы полотенце могло бы оказаться на моем лице! Банк вернет вам вашу Исповедь, как только получит распоряжение, написанное мной собственноручно. Делайте, как я сказал; и распоряжение будет отдано сегодня же.
Она закрыла лицо передником и испустила долгий вздох облегчения. Джеффри повернулся, чтобы выйти.
— Я вернусь в шесть, — сказал он. — Все будет сделано?
Она наклонила голову.
Добившись ее согласия на первое условие, он перешел ко второму.
— По возвращении, — заговорил он снова, — я, как только смогу, поднимусь в свою комнату. Но прежде позвоню в колокольчик в столовой. Услышав его, вы подниметесь раньше меня и покажете, что вы сделали, пока в доме никого не было.
Она снова согласно кивнула.
В тот же миг дверь в коридоре первого этажа открылась и снова закрылась. Джеффри тотчас сбежал вниз. Может, Анна что-то забыла; нельзя допустить, чтобы она вернулась в свою комнату.
