Покорительница улицы всегда элегантно одета, у нее хорошая фигура — правда, не совсем, прямые ноги, но это не так уж важно. Я любуюсь своей незнакомкой, каждый день открывая в ее лице и фигуре новые прелести.
Она всегда садится в такси и уезжает иногда раньше, иногда позже нас. Автобус обычно подходит около семи. Но когда он опаздывает, я и мои спутники начинаем нетерпеливо поглядывать на часы. Эти опоздания делают бессмысленной нашу утреннюю спешку. Сколько раз я давал себе зарок не торопиться по утрам, но тщетно.
Подходит переполненный автобус. Я с трудом втискиваюсь в него и сразу устремляю взгляд на третье место слева. Там сидит Покорительница автобуса — очень симпатичная девушка. Ее прическа напоминает воронье гнездо. То ли она специально так сделана, то ли девушка, как и я, не успевает утром причесаться, хотя в это трудно поверить. Маленький носик и верхняя губка у нее чуть вздернуты, что придает лицу особую прелесть. Держась рукой за поручень и заслонившись таким образом от пассажиров, я рассматриваю ее глаза, волосы, чудный носик и губки. И забываю обо всем на свете: о давке в автобусе, о строгом начальнике и о том, что опаздываю на работу.
На конечной остановке я выхожу, чтобы пересесть на другой автобус, и в суете теряю Покорительницу. Занимаю очередь… Как-то, увидев ее на этой же остановке, я слегка поклонился и пригласил встать рядом. Но она опустила голову и направилась в конец очереди. С того дня я больше ее здесь не видел. Но это неважно, у меня есть еще одна Покорительница, которую я назвал Покорительницей остановки.
Мы познакомились, когда одна из ее приятельниц стояла в очереди передо мной. Она подошла, улыбнулась, поздоровалась с подругой и встала рядом. Покорительница остановки принадлежит к тем женщинам, которые, болтая, очаровательно поводят головой. Переминаясь с ноги на ногу, я жду ее прихода, чтобы встать за ней. Я отхожу немного в сторону, и тогда мне хорошо виден ее профиль, глаз с черными длинными ресницами и нежная щека (у нее очень красивый овал лица). На ней черное платье с белым в черную полоску воротничком и белые туфли. Иногда она поворачивается и смотрит на меня. По-видимому, я слишком пристально рассматриваю ее.
В автобусе я сажусь по другую сторону от нее и на одно кресло дальше, отсюда мне удобно любоваться ее очаровательным профилем. На полпути я выхожу, а она едет дальше. Эти милейшие Покорительницы помогают мне стойко переносить длинные очереди, давку в автобусе, терпеть угрюмого начальника, один вид которого вызывает у меня отвращение.
* * *
Наконец я появляюсь на службе. Здороваюсь с сослуживцами. Затем господин Мохаммади говорит:
— Сегодня с автобусом было хуже, чем всегда.
— А я опять поругался с таксистом, — жалуется господин Мохаммадиян.
— Да, с транспортом ужасно, — поддакивает господин Мохаммад-заде.
Затем каждый предлагает свои меры по решению этой проблемы:
— Необходимо ввести одностороннее движение.
— Нет, дорогой, это не выход. Нужно снизить плату за такси до одного тумана и разрешать сажать по пять человек!
— Они и без разрешения сажают.
— А лучше всего пустить одноэтажные автобусы-экспрессы. В этих двухэтажных можно задохнуться и оглохнуть.
— Наоборот, для такого многонаселенного города нужны именно двухэтажные.
— Просто люди должны выходить из дома пораньше.
— Тоже мне придумал!
— Это ничего не изменит.
— Да, положение тупиковое!
Если входит начальник, в комнате воцаряется тишина. Он раскланивается со всеми, что-то спрашивает и выходит. Это его обычная хитрость — каждый час по какому-нибудь поводу заглядывать к нам, чтобы сотрудники не бездельничали.
Раз в неделю для проверки приходит заместитель министра. Мы встаем, приветствуя его, а он, как артист, который вышел на аплодисменты, слегка разводит руки, склоняет голову и с напускной скромностью произносит: «Садитесь, пожалуйста! Садитесь! Садитесь, прошу вас!»
Потом подходит к каждому по очереди, кладет руку на плечо, не давая подняться с места, и спрашивает:
— Чем занимаетесь?
В ответ мы произносим короткие, ничего не значащие фразы. Много раз мне в голову приходила мысль: вместо слов «изучаю такое-то дело» сказать: «Пишу вашей жене любовное письмо». Ведь все равно он переходит к следующему сотруднику, не дожидаясь ответа.
Раз в месяц появляется и сам министр. Он обычно останавливается в дверях и слушает объяснения начальника, величественно покачивая головой. Пока он находится в комнате, будь то пять минут или час, все обязаны стоять. Сам он тоже стоит. Не знаю, кто придумал этот дурацкий обычай, но сотрудники неукоснительно исполняют его как священный обряд. Как только начальник, министр или его заместитель выходят, все облегченно вздыхают и разговоры возобновляются.
— В этих журналах нечего читать! — говорит господин Мохаммади.
— У издателей одна забота — побольше выкачать из нас денег! — вторит ему господин Мохаммадиян.
— А фотографии там неплохие, — заступается господин Мохаммад-заде.
— Были бы у меня деньги, я издавал бы бесподобный журнал, — восклицает господин Мохаммадпур.
— В таком случае его первый номер стал бы и последним, — говорю я.
— А были бы у меня деньги, я издавал бы журнал на хорошей бумаге, с четким шрифтом, со множеством фотографий, в яркой обложке, — говорит господин Мохаммадиян.
— Вы думаете, ваш журнал имел бы успех? — спрашивает господин Мохаммади.
— А почему бы нет? Я бы печатал то, что хочет читатель. Чего, например, желает молодежь? Секса? Прекрасно — две страницы о сексе! Чего хотят девушки? Кино? Хорошо — четыре страницы фотографий кинозвезд и статья о каком-нибудь фильме! Что интересует женщин? Моды? Шесть страниц, посвященных моде, с цветными фотографиями! А тираж сто, двести тысяч! — вдохновенно произносит господин Мохаммадиян.
— Можете не трудиться! Таких журналов и сейчас достаточно, и средств у них больше, и возможностей, да и запросы читателей они лучше знают! — говорит господин Мохаммади.
— Но печать и обложка… — не сдается господин Мохаммадиян.
— Бросьте! Какое значение имеет печать и обложка? — возражает господин Мохаммади.
— Все это старо. Придумать бы что-нибудь новое, — говорит господин Мохаммадиян.
— Что вы имеете в виду? — спрашивает господин Мохаммади.
— И так ясно — как делать деньги, — отвечает господин Мохаммадиян.
— Что же вы в нашем учреждении ни денег, ни карьеры не сделали? — покачивая головой, спрашивает господин Мохаммади.
— Сделал бы, если бы мог. Упустить такую возможность было бы величайшей глупостью.
Я не совсем понимаю смысл их разговора. Я только знаю, что мне не нравится господин Мохаммадиян.
Наступает небольшая пауза, затем кто-то спрашивает:
— После обеда собираетесь идти?..
— Надо! — вздыхая, отвечает господин Мохаммад-заде.
— Куда? — спрашиваю я.
— На торжественное заседание, — отвечает господин Мохаммадпур.
— У меня лично нет желания! — решительно заявляет господин Мохаммади.
— Мне тоже не хочется, но надо! — отвечает господин Мохаммад-заде.
— Зачем? Идти и слушать скучные, никому не нужные речи, зачем? Господин начальник хочет выслужиться, а мы здесь при чем? — возмущается господин Мохаммади.
— Если не пойдем, будут неприятности! — вздыхает господин Мохаммадпур.
— А что мы можем сделать? — спрашивает господин Мохаммад-заде.
— Не пойти, — отвечает господин Мохаммади.
— Одной рукой в ладоши не хлопнешь. Незачем лезть на рожон, — говорит господин Мохаммад-заде.
Но господин Мохаммади упрямо повторяет:
— Что касается меня, то я не пойду.
Мне нравится упорство господина Мохаммади, я тоже не хочу идти.
И снова возобновляется общий разговор.
— Господа, позвоните, пусть принесут чаю. Сил нет, как устал, — говорит кто-то.
Господин Мохаммад-заде нажимает на звонок. Проходит пять минут, прежде чем появляется слуга.
— Чаю! — приказывает господин Мохаммад-заде.
Когда слуга уходит, господин Мохаммадиян возмущается.
— Совсем обнаглел, сукин сын! Какой гонор! Будто он главный директор!
— Он жаловался, что в этом месяце ему не давали чаевых, — сообщает господин Мохаммад-заде.
— Мы по глупости дали ему однажды пять туманов, — негодует господин Мохаммадпур, — так он теперь считает, что это наша обязанность!
— Что поделаешь? Бедняга еле концы с концами сводит! — вступается за слугу господин Мохаммади.
— Что значит «бедняга»? Он живет лучше нас с вами! Помимо зарплаты, имеет чаевые, получает спецодежду, в праздники — подарки от сотрудников и посетителей. Это у нас, как говорится, румянец только от пощечин.
