— Но, — продолжила она, помолчав и устремив пристальный взор на закопченный потолок, — роду Беренгельдов не суждено угаснуть, он будет жить, пока не наступит конец света!.. конец нашего света!.. — Для большей убедительности Лаградна стукнула по полу суковатой палкой, с которой никогда не расставалась. — Мне одной известно предсказании Беренгельда-Столетнего Старца. — И глухим, надтреснутым голосом она пропела:
Мой род не умрет,
Пока будет стоять
Высокая гора
В глубокой долине
Валлинара.
Когда же она упадет,
Нас погубит
Последний из нашего рода,
Доблестного и отважного.
Пропев блеющим голосом эти корявые строки, Лаградна пристально уставилась на своих слушателей.
— Сами подумайте, откуда возьмется гора в долине Валлинара? Да еще такая, которая бы вскоре обрушилась?.. То-то… — заключила она звонким голосом. Затем она встала и выпрямилась во весь рост, отчего дом внезапно показался всем очень маленьким. — А знаете ли вы, кого я видела сегодня утром? Того, кто сказал эти слова! Да, именно его!.. Видела второй раз в жизни!.. Первый раз это случилось в 1704 году… Так слушайте же! Семьдесят второго графа Беренгельда обвинили в убийстве юной Полани, чей скелет был обнаружен в подземелье квадратной башни; граф ожидал смертного приговора, его имущество должны были конфисковать. Стояла темная ночь. Я возвращалась домой через долину Валлинара, выл ветер, в лесу с громким треском ломались сучья. Мне было страшно, я шла, напевая сочиненную крестьянами песню о Беренгельде-Столетнем Старце… Дойдя до середины долины Валлинара, я заметила, как в темноте мне навстречу движется огромный черный силуэт; два ярких огонька освещали ему путь. Я шла к замку Беренгельд, тень двигалась в противоположном направлении, и мы непременно должны были встретиться… Сначала я подумала, что это Бютмель, выехавший верхом встречать меня…
При этих словах повитуха упала на стул и замерла; слезы потоком хлынули из ее глаз и покатились по изборожденному морщинами лицу. Собравшиеся вздрогнули: никто не ожидал столь бурного выражения горя у девяностолетней старухи. Все тут же вспомнили, что Лаградна никогда не была замужем, ибо всю жизнь любила одного лишь Бютмеля. Возлюбленный же Лаградны каким-то странным образом оказался замешанным в историю с Полани; его увезли в Лион, приговорили к смерти и казнили, обвинив в убийстве девушки. Каждый раз, когда с уст Лаградны срывалось имя Бютмеля, она впадала в беспамятство, и в это время ее ни в коем случае нельзя было тревожить, иначе, очнувшись, она впадала в буйство. На этот раз невидящий взор Лаградны недолго блуждал в неведомых далях. Она пришла в себя и продолжила:
— Мне показалось, что я вижу его улыбку!.. его шляпу, сдвинутую на ухо, зажатый в руке букет цветов, радостное лицо… Бедный Бютмель! Ты больше никогда не улыбнешься, — прошептала она, глядя в пол. — Кто тот гений зла, сумевший доказать твое участие в преступлении, которого ты не совершал… ты — и преступник? Ты, самая честная душа в мире!.. Полани была моей подругой!.. нашей подругой!.. ах, никто больше не увидит твоей улыбки! Зато ты теперь на небесах, вместе с ангелами! — душераздирающим голосом воскликнула она.
После этих слов она, умолкнув, воззрилась в потолок; морщины на ее челе разгладились. Казалось, несмотря на все преграды, она видит Бютмеля; пальцы ее нервно теребили стеклянные шарики бус, подаренные ей ее возлюбленным. И вновь все замерли, ожидая, когда она очнется от нахлынувших на нее воспоминаний. Постепенно движения ее пальцев замедлились, и, окинув собравшихся внимательным взором, она заговорила:
— Но человек, замеченный мной в долине Валлинара, был не Бютмель!.. Я шла и шла… иду!.. иду!.. и понимаю, что два огонька — это два глаза, а черная тень — огромный человек, нет, не человек, а громадный мертвец.
Лаградна говорила медленно и отчетливо, и всех присутствующих охватил непонятный ужас; старуха напоминала пророчествующую Сивиллу, ее облик, голос, жесты — все было исполнено зловещего величия. Всем показалось, что они собственными глазами увидели страшную фигуру, столь живо обрисованную повитухой. Пламя в очаге почти угасало, скудно освещая всего лишь половину комнаты; его красноватые отблески окутывали Маргариту Лаградну кровавым светом, отчего слушателям становилось еще более не по себе; в подобной обстановке у многих из нас, а уж тем более у тех, кто в тот вечер внимал Лаградне, воображение разыгрывается особенно бурно.
— О, этот мертвец!.. — продолжала старуха голосом, от которого содрогнулись бы и люди гораздо более мужественные. — Это был призрак самого Беренгельда-Столетнего Старца! Я узнала его!..
— Каким образом? — удивился лесничий. — Ведь вы же никогда не видели его раньше.
— Каким образом? — скороговоркой ответила Лаградна. — А разве мой отец не встретил его в сентябре тысяча шестьсот пятьдесят второго года, когда исчез Жак Леаль? С тех пор Жака никто не видел. Тогда же семидесятый граф Беренгельд узнал о смерти своего соперника — как раз накануне того дня, когда у них была назначена дуэль. Соперником Беренгельда был граф де Вервиль; они собирались сражаться насмерть, а в те времена Вервиль слыл лучшей шпагой королевства: гибель графа Беренгельда была предрешена. Но грозный противник графа умер в двух лье отсюда, на перевале Намваль: огромный камень скатился с горы прямо на его карету… И мой отец видел, как тот камень сталкивал призрак Столетнего Старца! Тогда-то он и поведал мне о том, о чем еще его дед слышал от своего деда: каждый раз, когда появляется этот призрак, с теми, кто угрожает Беренгельдам, непременно случается несчастье. Когда в округе бродит Столетний Старец, кого-нибудь обязательно настигнет жестокая смерть.
И вот теперь передо мной стоял сам Столетний Старец. К этому времени предание, рассказанное мне отцом, со всей отчетливостью всплыло у меня в памяти. Так что, разглядев наконец зловещую фигуру, я поняла, что за страшная тень движется навстречу мне в ночи. Ужас мой во много раз усилился, когда я внезапно услышала его голос: в нем не было ничего человеческого, звуки его напоминали рев урагана и завывание грозы. Огненные глаза в упор взглянули на меня: я в страхе отшатнулась, не в силах выдержать его пламенеющий взор. Наконец призрак прошел мимо; обернувшись, я сумела разглядеть его огромную седую голову: от его клочковатых волос веяло могилой. Он беззвучно ступал по земле, не оставляя следов даже на песке, походка его была легка, словно утренний ветерок. Выбравшись из канавы, куда я юркнула, спасаясь от взгляда раскаленных глаз, я увидела, как Столетний Старец медленно переставляет ноги; на его иссохших подошвах совсем не было плоти…
В тот же день постановление об аресте графа Беренгельда было отменено, а дело отправлено в Париж; там графа оправдали, а жертвой правосудия стал Бютмель!..
Слезы снова полились из глаз старухи, и она умолкла. Ничто не нарушало воцарившуюся тишину; несчастная любовь даже в столь почтенном возрасте внушает уважение и глубокое сострадание. Лаградна взглянула на свою старческую руку и, спрятав ее в рукав, произнесла:
— Когда-то эта рука была молода, кожа ее была нежна, и Бютмель часто сжимал ее в своих руках!.. Теперь вы сами видите, как она высохла и покрылась морщинами. Бютмеля уже нет в живых!.. И я тоже мертва… сердце мое умерло… осталось жить лишь жалкое тело!
Так знайте же, — продолжила она твердым и звучным голосом, — знайте, что сегодня утром я видела призрак старого Беренгельда… Горе отцу Люнаде, осмелившемуся посягнуть на достояние Беренгельдов!.. Призрак бродит здесь поблизости, я узнала его белую, как снег, голову, видела следы его костлявых ног. Он стоял на вершине холма Перитоун; сидя у его подножия, я чуть не умерла от страха, заметив, что, несмотря на порывистый ветер, широкий коричневый плащ, в который он был закутан, даже не шелохнулся, а сам старик словно врос в камень. Сначала я решила, что встреча с ним сулит мне скорую гибель; я прошла по деревне и всех спрашивала, не исчез ли бесследно кто-нибудь из ее жителей… Внезапно я поняла: Столетний Старец обратил свой огненный взор в сторону старого замка… Ах! наконец-то у нашей графини будет ребенок… Да, да, запомните мои слова, это говорит вам сама Лаградна! А вы, господин Верино, хорошенько следите за вашей женой! Полани тоже была красавицей… (лесничий вздрогнул от ужаса); а вы, Бабиш, присматривайте за Люсни! Ростом и фигурой он похож на Жака Леаля! (привратница перекрестилась и забормотала «Pater noster»). Призрак Столетнего Старца витает над нашими горами! Ни разу еще дважды за одно столетие не являлся он в наши края. Грядут перемены! Ведь если призрак не заберет с собой чью-нибудь душу, значит, он будет воскрешать мертвых!..
Огонь в очаге окончательно погас, но никто не осмеливался встать и подкинуть в него новую охапку еловых дров; время от времени оттуда вылетали хлопья пепла, а синеватые огоньки, пробегавшие по обуглившимся поленьям, отбрасывали слабые отблески на лицо Лаградны. Подобно трепещущим язычкам пламени, слова повитухи метались в воображении ее слушателей: она бросала их одно за другим, а так как смысл их толком не был ясен никому, то они лишь удручали душу и нагоняли неизбывную тоску. Все недоумевали, почему вдруг старуха так разговорилась и каким образом ей удалось взволновать всех собравшихся, хотя они слушали ее весьма рассеянно. Но когда Лаградна вновь опустилась на свой стул, сильный порыв ветра сотряс стены харчевни и раздался настойчивый, дребезжащий звон привратного колокольчика.
