Жорж Санд - Мельник из Анжибо

— Господина Бриколена нет сейчас ни в заказнике, ни на овсяном поле, — живо отвечал Большой Луи, явно желая поддразнить арендаторшу, но притом глядя на нее ясными глазами. — По дороге сюда я видел его в доме священника: они там вдвоем прикладывались к бутылке.

— Верно, верно, — подтвердила матушка Бриколен, — там он и должен быть сейчас. Господин кюре у нас охоч выпить и закусить после воскресной заутрени и не любит делать это в одиночку. Луи, сынок, ты ведь парень услужливый, сходишь за ним, а?

— Иду, — ответил мельник, до сих пор, несмотря на распоряжение арендаторши, не трогавшийся с места, и поспешным шагом вышел из комнаты.

— Не много же вам надо, — проворчала госпожа Бриколен, хмуро посмотрев на свекровь, — коли такого, как вот Этот, считаете услужливым человеком.

— Ах, мама, не говорите так, — зазвучал нежный голосок красавицы Розы. — У Большого Луи по-настоящему доброе сердце.

— А какой тебе прок в его добром сердце? — парировала Бриколенша со все возрастающим раздражением. — И что он вам обеим дался в последнее время?

— Нет, мама, это тебе он стал почему-то неугоден в последнее время, — возразила Роза, которая, по-видимому, не очень боялась матери, зная, что всегда может рассчитывать на поддержку бабушки. — Ты с ним всегда обходишься неласково, а ведь тебе известно, что папа его уважает, и даже очень.

— Вместо того чтобы рассуждать, — сказала арендаторша, — ты бы лучше пошла да прибрала в своей комнате: она больше других подходит для госпожи, а ей, может быть, хочется отдохнуть до обеда. Ее милость извинит нас, коли у нас ей будет житься не так удобно, как она привыкла. Только в прошлом году покойный господин де Бланшемон согласился немного подправить новый замок, обветшавший уже не меньше старого, и только тогда мы смогли начать обставляться более или менее так, как следовало после возобновления контракта. Но ничто не доведено еще до конца: комнаты не оклеены обоями, и мы ждем комодов и кроватей, которые нам должны доставить из Буржа, но пока не доставили. Кое-какие вещи пришли, но мы их не успели еще распаковать. Рабочие перевернули тут все вверх дном, и с тех пор нам никак не выбраться из беспорядка.

Неполадки в домашнем быту Бриколенов, о которых без большой охоты рассказала арендаторша, имели вполне определенные причины, как и те неисправности, что Марсель заметила во внешнем облике усадьбы. Из-за своей скаредности и бездеятельности эти люди растягивали все затраты на долгие сроки и сами отдаляли на неопределенное время момент, когда они смогут наконец насладиться роскошью, к которой стремились и которую могли, но все еще не решались себе позволить. Унылая закопченная комната, где их Застигла владелица поместья, была самым уродливым и самым неопрятным помещением в новом замке. Она служила одновременно кухней, столовой и гостиной. Входная дверь в первом этаже была постоянно открыта, и куры имели свободный доступ в комнату; изгнание их было одним из постоянных занятий арендаторши, приносившим ей известное удовлетворение, поскольку борьба с непрерывными вторжениями домашней птицы поддерживала в ней гневливость и непреклонность, необходимые для осуществления ее постоянной потребности распоряжаться и наказывать.

В этом помещении принимали крестьян, с которыми приходилось часто общаться по разным делам; а так как их грязная обувь при неумении себя вести неизбежно портила бы паркет и мебель, здесь не держали ничего, кроме грубых плетеных стульев и деревянных скамеек, расставленных на голом каменном полу, который напрасно подметался по десять раз на дню.

Мухи, которые словно облюбовали это место для каких-то своих парадных сборищ, и огонь, горевший во всякий час и во всякое время года в большом камине, украшенном всех размеров крючками для посуды, делали пребывание в этой комнате в летнее время крайне неприятным; и, однако, семейство находилось постоянно именно здесь, и когда Марсель провели в соседнюю комнату, она сразу увидела, что помещением этим, обставленным как некое подобие гостиной, еще не пользовались, хотя меблировали его уже не менее, как год назад. Здесь царила грубая роскошь трактирных номеров. Паркет, совершенно новый, не был еще ни натерт, ни даже покрыт мастикой. Занавеси из пестрого ситца были подвешены к карнизам литыми медными украшениями отвратительного вкуса. Убранство камина было под стать показному богатству и безобразию этих украшений — подделок под стиль эпохи Возрождения. В комнате стоял круглый столик дорогой выделки; за ним предполагалось когда-нибудь пить кофе; но покамест все его накладки из позолоченной бронзы были обернуты бумагой и обвязаны веревочками; столик был накрыт чехлом в красных и белых квадратах, под которым шелковому узорчатому штофу предстояло ветшать, не видя света; и так как на фермах еще не умеют отличать гостиной от спальни, вдоль комнаты, справа и слева от входа, стояли две кровати красного дерева, еще без пологов, изголовьями против окна. В семействе говорилось на ушко, что это будет комната Розы, когда она выйдет замуж.

Марсели в этом доме показалось так неприютно, что она не захотела там оставаться. Она заявила, что не желает и в малой мере обеспокоить хозяев и поищет в поселке какой-нибудь крестьянский дом, где можно будет поселиться, если только в старом замке не окажется комнаты, пригодной для жилья. Это намерение вызвало явную озабоченность у госпожи Бриколен, и она приложила все старания, чтобы отговорить от него гостью.

— Правда, — сказала она, — в старом замке есть комната, которую называют хозяйской; когда господин барон, ваш супруг, оказывал нам честь, приезжая сюда, то всегда писал нам заранее, предупреждая о своем прибытии, и мы приводили все в порядок, чтобы он не чувствовал себя там совсем уж худо. Но этот несчастливый замок такой убогий, такой запущенный; крысы и ночные птицы учиняют там ужасный шум, кровля вся прохудилась, стены расшатаны, так что там, пожалуй, и не уснешь. Никак не возьму в толк, что за пристрастие было у господина барона к этой комнате. Наших приглашений он не принимал и, видать было, считал бы для себя унижением провести хоть одну ночь здесь, не под крышей своего старого замка.

— Я погляжу, что это за комната, — сказала Марсель, — и если в ней есть потолок и стены, то больше мне ничего не нужно. А покамест убедительно прошу вас ничего не менять в вашем доме ради меня. Я никоим образом не желаю быть для вас обузой.

Роза высказалась в том смысле, что ей, напротив, было бы очень приятно уступить свою комнату госпоже де Бланшемон, и слова, которые она нашла для этого, были так любезны, а личико ее так приветливо, что благодарная Марсель дружески пожала ей руку, не изменив, однако, своего решения. Отталкивающее впечатление от нового замка и безотчетная неприязнь к госпоже Бриколен заставили ее упорно отклонять гостеприимство в этом доме, тогда как на мельнице она охотно согласилась воспользоваться им. Она все еще сопротивлялась преувеличенно любезным уговорам арендаторши, когда появился господин Бриколен.

Господин Бриколен был пятидесятилетний мужчина крепкого телосложения, с правильными чертами лица. Но он уже располнел, и его коренастая фигура раздалась, как это случается со всеми состоятельными крестьянами, которые, проводя целые дни на воздухе, разъезжая большей частью верхом и ведя жизнь деятельную, но не требующую чрезмерного напряжения, устают ровно настолько, чтобы сохранять завидное здоровье и превосходный аппетит. Благодаря свежему воздуху и постоянному движению эти люди могут известное время безнаказанно предаваться чревоугодию, и хотя их будничная одежда мало отличается от крестьянской, с первого же взгляда видно, что они не простые селяне. Тогда как крестьянин обычно худ и статен, а лицо его покрыто загаром, что по-своему красиво, сельский буржуа к сорока годам приобретает солидное брюшко, грузную походку и багровый цвет лица. И в результате его внешность, будь он прежде хоть каким раскрасавцем, огрубляется и обезображивается.

Среди этих бывших крестьян, которые в молодые годы вынужденно вели скромную жизнь, а потом сколотили себе состояние, едва ли найдется хоть один, кто впоследствии не раздобрел и чей цвет лица не претерпел указанного выше изменения. Ведь решительно всем известно, что когда крестьянин начинает вволю есть мясо и пить вино, он вскоре так обленивается, что возвращение к прежнему образу жизни неминуемо повлекло бы за собой его скорую смерть. Деньги как бы вливаются ему в кровь, они завладевают всем его существом, вследствие чего, утратив свое богатство, он неизбежно лишится жизни или ума. После того как приобретенное благосостояние производит такое преображение его физического и нравственного облика, в уме его, как правило, не остается места для каких-либо мыслей о служении человечеству, равно как и для религиозных представлений. Совершенно бесполезно негодовать по адресу подобных людей: иными они быть не могут. Они всё жиреют и жиреют, пока не доходят до апоплексии или не впадают в идиотизм. Их умение наживать и беречь деньгу, поначалу весьма развитое, к середине их жизненного пути угасает, и, сколотив с замечательной быстротой и ловкостью изрядное богатство, они в еще не старом возрасте утрачивают напористость, собранность и деловитость. Никакая общественная идея, никакое стремление содействовать прогрессу не воодушевляют их. Переваривание пищи становится для них главным делом жизни; их достояние, на приобретение которого было затрачено столько энергии, опутывается множеством долговых обязательств и подтачивается множеством промахов в управлении им, не говоря уже о том, что тщеславие вовлекает их в спекуляции, превышающие их возможности; в итоге все эти богачи оказываются почти что разоренными как раз в то время, когда им больше всего завидуют.