— Ну-ка, пошевеливайся, — сказал мистер Уордль, ибо жирный парень любовно склонился над каплуном и, казалось, не в силах был с ним расстаться. Парень глубоко вздохнул и, бросив пламенный взгляд на аппетитную птицу, неохотно передал ее своему хозяину.
— Правильно… смотри в оба. Давай язык… паштет из голубей. Осторожнее, не урони телятину и ветчину… Не забудь омары… Вынь салат из салфетки… Давай соус.
Эти распоряжения срывались с уст мистера Уордля, пока он вручал упомянутые блюда, переправляя всем тарелки в руки и на колени.
— Чудесно, не правда ли? — осведомился сей жизнерадостный джентльмен, когда процесс уничтожения пищи начался.
— Чудесно! — подтвердил мистер Уинкль, сидя на козлах и разрезая птицу.
— Стакан вина?
— С величайшим удовольствием.
— Возьмите-ка бутылку к себе на козлы.
— Вы очень любезны.
— Джо!
— Что прикажете, сэр? (На сей раз он не спал, ибо только что ухитрился стянуть пирожок с телятиной.)
— Бутылку вина джентльмену на козлах. Очень рад нашей встрече, сэр.
— Благодарю вас. — Мистер Уинкль осушил стакан и поставил бутылку подле себя на козлы.
— Разрешите, сэр, выпить за ваше здоровье? — обратился мистер Трандль к мистеру Уинклю.
— Очень приятно, — ответил мистер Уинкль, и оба джентльмена выпили.
Затем выпили по стаканчику все, не исключая и леди.
— Как наша милая Эмили кокетничала с чужим джентльменом! — шепнула своему брату, мистеру Уордлю, тетка, старая дева, со всей завистью, на которую способна тетка и старая дева.
— Ну, так что же? — отозвался веселый пожилой джентльмен. — Мне кажется, это очень естественно… ничего удивительного. Мистер Пиквик, не угодно ли вина, сэр?
Мистер Пиквик, глубокомысленно исследовавший начинку паштета, с готовностью согласился.
— Эмили, дорогая моя, — покровительственно сказала пребывающая в девичестве тетушка, — не говори так громко, милочка.
— Ах, тетя!
— Тетка и этот старенький джентльмен разрешают себе все, а другим ничего, — шепнула мисс Изабелла Уордль своей сестре Эмили.
Молодые леди весело засмеялись, а старая попыталась скроить любезную мину, но это ей не удалось.
— Молодые девушки так бойки, — сказала мисс Уордль мистеру Тапмену таким соболезнующим тоном, словно оживление являлось контрабандой, а человек, не скрывавший его, совершал великое преступление и грех.
— О да! — отозвался мистер Тапмен, не уяснив себе, какого ответа от него ждут. — Это очаровательно.
— Гм… — недоверчиво протянула мисс Уордль.
— Разрешите? — самым слащавым тоном сказал мистер Тапмен, прикасаясь одной рукой к пальцам очаровательной Рейчел, а другой приподнимая бутылку. — Разрешите?
— О, сэр!
Мистер Тапмен имел весьма внушительный вид, а Рейчел выразила опасение, не возобновится ли пальба, ибо и таком случае ей придется еще раз прибегнуть к его поддержке.
— Как вы думаете, можно ли назвать моих милых племянниц хорошенькими? — шепотом спросила мистера Тапмена любящая тетушка.
— Пожалуй, если бы здесь не было их тетушки, — ответил находчивый пиквикист, сопровождая свои слова страстным взглядом.
— Ах, шалун… но серьезно… Если бы цвет лица у них был чуточку лучше, они могли бы показаться хорошенькими… при вечернем освещении?
— Да, пожалуй, — равнодушным тоном проговорил мистер Тапмен.
— Ах, какой вы насмешник… Я прекрасно знаю, что вы хотели сказать.
— Что? — осведомился мистер Тапмен, который ровно ничего не хотел сказать.
— Вы подумали о том, что Изабелла горбится… да, да, подумали! Вы, мужчины, так наблюдательны! Да, она горбится, этого нельзя отрицать, и уж, конечно, ничто так не уродует молодых девушек, как эта привычка горбиться. Я ей часто говорю, что пройдет несколько лет и на нее страшно будет смотреть. Да и насмешник же вы!
Мистер Тапмен ничего не имел против такой репутации, приобретенной по столь дешевой цене, он приосанился и загадочно улыбнулся.
— Какая саркастическая улыбка! — с восхищением сказала Рейчел. — Право же, я вас боюсь.
— Боитесь меня?
— О, вы от меня ничего не скроете, я прекрасно знаю, что значит эта улыбка.
— Что? — спросил мистер Тапмен, который и сам этого не знал.
— Вы хотите сказать, — понизив голос, продолжала симпатичная тетка, вы хотели сказать, что сутулость Изабеллы не такое уж большое несчастье по сравнению с развязностью Эмили. А Эмили очень развязна! Вы не можете себе представить, до чего это меня иногда огорчает! Я часами плачу, а мой брат так добр, так доверчив, он ничего не замечает, я совершенно уверена, что это разбило бы ему сердце. Быть может, всему виной только манера держать себя, хотелось бы мне так думать… Я утешаю себя этой надеждой… (Тут любящая тетушка испустила глубокий вздох и уныло покачала головой.)
— Ручаюсь, что тетка говорит о нас, — шепнула мисс Эмили Уордль своей сестре, — я в этом уверена, у нее такая злющая физиономия.
— Ты думаешь? — отозвалась Изабелла. — Гм… Дорогая тетя!
— Что, милочка?
— Тетя, я так боюсь, что вы простудитесь… пожалуйста, наденьте платок, закутайте вашу милую старую голову… право же, нужно беречь себя в ваши годы!
Хотя расплата была произведена той же монетой и по заслугам, но вряд ли можно было придумать месть более жестокую. Неизвестно, в какой форме излила бы тетка свое негодование, не вмешайся мистер Уордль, который, ничего не подозревая, переменил тему разговора, энергически окликнув Джо.
— Несносный мальчишка, — сказал пожилой джентльмен, — он опять заснул!
— Удивительный мальчик! — произнес мистер Пиквик. — Неужели он всегда так спит?
— Спит! — подтвердил старый джентльмен. — Он всегда спит. Во сне исполняет приказания и храпит, прислуживая за столом.
— В высшей степени странно! — заметил мистер Пиквик.
— Да, очень странно, — согласился старый джентльмен. — Я горжусь этим парнем… ни за что на свете я бы с ним не расстался. Это чудо природы! Эй, Джо, Джо, убери посуду и откупорить еще одну бутылку, слышишь?
Жирный парень привстал, открыл глаза, проглотил огромный кусок пирога, который жевал в тот момент, когда заснул, и не спеша исполнил приказание своего хозяина: собрал тарелки и уложил их в корзинку, пожирая глазами остатки пиршества. Была подана и распита еще одна бутылка; опять привязали корзину, жирный парень занял свое место на козлах, очки и подзорная труба снова были извлечены. Тем временем маневры возобновились. Свист, стрельба, испуг леди, а затем, ко всеобщему удовольствию, была взорвана и мина. Когда дым от взрыва рассеялся, войска и зрители последовали этому примеру и тоже рассеялись.
Не забудьте, — сказал пожилой джентльмен, пожимая руку мистеру Пиквику и заканчивая разговор, начатый во время заключительной стадии маневров, — завтра вы у нас в гостях.
— Непременно, — ответил мистер Пиквик.
— Адрес у вас есть?
— Менор Фарм, Дингли Делл[29], — отозвался мистер Пиквик, заглянув в записную книжку.
— Правильно, — подтвердил старый джентльмен. — И помните, я вас отпущу не раньше чем через неделю и позабочусь о том, чтобы вы увидели все достойное внимания. Если вас интересует деревенская жизнь, пожалуйте ко мне, и я дам вам ее в изобилии. Джо! — Несносный мальчишка: он опять заснул! Джо, помоги Тому заложить лошадей!
Лошадей впрягли, кучер влез на козлы, жирный парень поместился рядом с ним, распрощались, и экипаж отъехал. Когда пиквикисты в последний раз оглянулись, заходящее солнце бросало яркий отблеск на лица сидевших в экипаже и освещало фигуру жирного парня. Голова его поникла на грудь, он спал сладким сном.
ГЛАВА V,
краткая, повествующая, между прочим, о том, как мистер Пиквик вызвался править, а мистер Уинкль — ехать верхом, и что из этого получилось
Ясным и чистым было небо, благоуханным — воздух, и все вокруг являлось во всей своей красе, когда мистер Пиквик облокотился о перила Рочестерского моста, созерцая природу и дожидаясь завтрака. Пейзаж в самом деле мог очаровать и менее созерцательную душу, чем та, перед которой он расстилался.
Слева от наблюдателя находилась полуразрушенная стена, во многих местах пробитая и кое-где грузно нависавшая над узким берегом. Водоросли длинной бахромой повисли на зазубренных и острых камнях, трепеща при малейшем дуновении ветра, и зеленый плющ горестно обвился вокруг темных и разрушенных бойниц. За стеной вставал древний замок — башни его были без кровли, а массивные стены грозили рухнуть, но он горделиво возвещал нам о былой силе и мощи, когда лет семьсот назад он оглашался бряцанием оружия и шумом празднеств и оргий. По обеим сторонам тянулись, уходя вдаль, берега Медуэй, покрытые нивами и пастбищами, виднелись ветряные мельницы, церкви, и эта красочная панорама казалась еще прекраснее от изменчивых теней, которые быстро пробегали по ней, когда легкие и расплывчатые облачка таяли в лучах утреннего солнца. Река, отражая чистую синеву неба, сверкала и искрилась, бесшумно струясь, и с ясным прозрачным журчанием погружались в воду весла рыбаков, когда тяжелые, но живописные лодки медленно скользили вниз по течению.
