Раньше чем Бремвел успел что-нибудь возразить, Эндрью вышел из комнаты. Через несколько минут, когда он вернулся с женой Имриса, Серебряный король уже оправился от смущения. Встав в позу на коврике перед камином, он самым торжественным образом объявил Олуэн, что «есть еще, быть может, проблеск надежды», а в это время Эндрью за его спиной сжал в тугой комок акт о болезни и швырнул его в огонь. Затем он пошел звонить по телефону в Кардифф, чтобы прислали препарат щитовидной железы.
Наступил период трепетного волнения, несколько дней мучительной неизвестности — и, наконец, лечение начало оказывать на Хьюза свое действие. А начав, продолжало действовать просто магически. Через две недели Имрис встал с постели, а через два месяца уже снова работал в руднике. Как-то вечером он явился в амбулаторию в «Брингоуэр», бодрый, хотя и похудевший, в сопровождении сияющей Олуэн, чтобы сообщить Эндрью, что никогда в жизни не чувствовал себя здоровее, чем сейчас.
Олуэн сказала:
— Мы всем обязаны вам одному, доктор. Мы хотим перейти от Бремвела к вам. Имрис был в списке его пациентов еще до того, как мы поженились. А этот Бремвел — просто старая глупая баба. Он бы упек моего Имриса в... ну, вы знаете, куда — если бы не вы и все то, что вы для нас сделали.
— Вам нельзя теперь перейти ко мне, Олуэн, — ответил Эндрью. — Вы этим все дело испортите. — И, отбросив свое профессиональное достоинство, пригрозил, расшалившись, как мальчик: — Только попробуйте перейти — и я кинусь на вас с вот этим ножом.
Бремвел, встретив Эндрью на улице, весело крикнул:
— Алло, Мэнсон! Вы, верно, видели Хьюза? Ха-ха! Оба они так мне благодарны! Смею сказать, такой удачи у меня еще никогда не бывало.
Энни сказала:
— Старый Бремвел расхаживает по городу так важно, как индюк, словно он Бог весть кто. А он ничего не понимает. И жена его тоже хороша! У нее ни одна прислуга и дня прожить не может.
А миссис Пейдж объявила:
— Доктор, не забудьте, что вы работаете для доктора Пейджа.
Денни комментировал событие следующим образом:
— Мэнсон, вы теперь так самонадеянны, что становитесь невозможны. Вы скоро черт знает как пойдете в гору. Да, очень скоро.
Но Эндрью, в упоении от победы научного метода, спешил к Кристин и все, что ему хотелось сказать, приберег для нее.
В июле в Кардиффе начался ежегодный съезд Британского союза медиков. Союз, в члены которого (как неизменно в своем напутственном слове внушал студентам-выпускникам профессор Лэмплаф) следовало вступать каждому порядочному врачу, славился своими ежегодными съездами. Великолепно организованные, эти съезды обеспечивали участникам и их семьям всякие спортивные, светские и научные развлечения, скидку в почти первоклассных гостиницах, бесплатные прогулки в шарабанах к любым развалинам монастыря в окрестностях, брошюры «Помни об искусстве», каталоги крупных фирм, изготовляющих хирургические инструменты и лекарства, льготы при пользовании лечебными водами на ближайшем курорте. На предыдущем съезде после целой недели торжеств каждому врачу и его жене было послано по коробке печенья.
Эндрью не состоял членом союза, так как вступительный взнос в пять гиней пока еще был ему не по средствам, и он с легкой завистью следил за всем издали. Он чувствовал себя в Блэнелли как-то в стороне от мира, оторванным от всего. И это ощущение обособленности еще усиливали появлявшиеся в местных газетах снимки групп врачей, принимающих приветствия на разукрашенном флагами перроне или отъезжающих на Пенартское поле, чтобы присутствовать при состязании в гольф, или стоящих на палубе парохода во время прогулки по морю.
Но в середине недели прибыло письмо с адресом отеля в Кардиффе, доставившее Эндрью уже более приятные ощущения. Письмо было от его приятеля Фредди Хемсона. Фредди, как и следовало ожидать, был участником съезда и звал Мэнсона приехать в Кардифф повидаться с ним. Он предлагал в субботу обедать вместе.
Эндрью показал письмо Кристин. У него теперь появилась инстинктивная потребность всем с нею делиться. С того вечера, почти два месяца тому назад, когда он ужинал у нее, он влюблялся в нее все больше и больше. Теперь они часто виделись, и, ободренный явным удовольствием, которое эти встречи доставляли Кристин, Эндрью был счастлив, как никогда в жизни. Быть может, именно под влиянием Кристин он стал более уравновешенным. Эта маленькая женщина была практична, удивительно прямолинейна и совершенно лишена кокетства. Часто Эндрью приходил к ней раздраженный, нервный, а уходил утешенный и успокоенный. Она имела привычку выслушивать молча все, что ему хотелось рассказать, а потом подавать какую-нибудь реплику, всегда меткую или забавную. Она обладала живым юмором. И никогда не льстила Эндрью.
Иногда, несмотря на спокойный характер Кристин, они горячо спорили, потому что у нее обо всем были свои собственные мнения. Она как-то с улыбкой сказала Эндрью, что любовь к спорам унаследовала от бабушки-шотландки. Быть может, от нее же она унаследовала и свой независимый характер. Эндрью угадывал в ней большое мужество, и это его трогало, вызывало горячее желание защитить ее от жизни. Она была совершенно одинока на свете, если не считать больной тетки в Бридлингтоне.
По субботам или воскресеньям, если погода была хорошая, они предпринимали далекие прогулки по дороге в Пэнди. Раз ходили в кино — смотреть Чаплина в «Золотой лихорадке» и раз в Тониглен, по предложению Кристин, на симфонический концерт. Но больше всего Эндрью любил вечера, когда в гостях у Кристин бывала одна лишь миссис Уоткинс, и он наслаждался ее обществом в домашней обстановке. Тогда и происходили большей частью их споры и беседы, а миссис Уоткинс, играя роль буферного государства, сидела и вязала с кротким, но чопорным видом.
Теперь, собираясь ехать в Кардифф, Эндрью захотел, чтобы Кристин поехала с ним. Занятия в школе в конце недели прекратились, и Кристин уезжала на летние каникулы в Бридлинггон к тетке. Эндрью решил, что до расставания им надо как-нибудь повеселее провести время.
Когда Кристин прочла письма Хемсона, Эндрью сказал стремительно:
— Поедемте со мной! Это только полтора часа езды по железной дороге. Я добьюсь, чтобы Блодуэн меня освободила на субботний вечер. Может быть, нам удастся побывать на съезде. И во всяком случае мне хочется вас познакомить с Хемсоном.
Кристин кивнула головой.
— Поеду с удовольствием.
Окрыленный ее согласием, он не допускал и мысли, что миссис Пейдж его не отпустит. Еще до того, как он поговорил с нею, он повесил в окне амбулатории большое объявление:
«В СУББОТУ ВЕЧЕРОМ ПРИЕМА НЕ БУДЕТ»
И весело пошел домой.
— Миссис Пейдж, согласно Положению о состоящих на службе помощниках врачей, я имею право на свободные полдня в год. Я бы хотел использовать это право в субботу. Я еду в Кардифф.
— Но послушайте, доктор... — взъерепенилась Блодуэн, называя его мысленно наглецом и эгоистом. Однако, подозрительно вглядевшись в него, ворчливо дала согласие:
— Ну, что же, ладно, можете ехать...
Ей пришла в голову неожиданная мысль, и глаза у нее засветились, она облизала губы.
— Раз вы будете в Кардиффе, привезите мне пирожных от Перри. Я ничего так не люблю, как пирожные от Перри...
В субботу, в половине пятого, Кристин и Эндрью поехали поездом в Кардифф. Эндрью был весел, шумлив, окликал по имени носильщика, кассира. Улыбаясь, глядел на Кристин, сидевшую напротив. На ней был темносиний костюм, в котором она выглядела наряднее обычного, красивые черные туфли. По всему видно было, что она радуется поездке; глаза ее так и сияли.
Глядя на нее, Эндрью чувствовал, как его охватывает прилив нежности и новое для него страстное желание. Он подумал, что эта дружба между ними очень приятна, но одной дружбы ему мало. Ему хотелось ее обнять, ощутить ее близко-близко, так, чтобы ее теплое дыхание касалось его лица.
Он сказал невольно:
— Я пропаду тут без вас, когда вы уедете на лето.
Кристин слегка покраснела. Она смотрела в окно.
Он спросил торопливо:
— Мне не следовало этого говорить?
— Быть может. Но я рада, что вы это сказали, — ответила она, не оборачиваясь.
Ему ужасно хотелось сказать ей еще, что он любит ее, и, несмотря на его до смешного необеспеченное положение, спросить, согласна ли она выйти за него замуж. Ему вдруг стало ясно, что это единственный и неизбежный выход для них обоих. Но что-то удерживало его, — он инстинктивно понимал, что минута для этого не подходящая. Решил поговорить с Кристин на обратном пути.
А пока продолжал, не переводя дыхания;
— Мы сегодня чудесно проведем вечер. Хемсон — отличный малый. Остроумный, веселый. Помню, раз в Данди устроили благотворительный дневной концерт в пользу больниц. Выступали всякие «звезды», настоящие артисты — это было в Лицее. И что же вы думаете, Хемсон отправился туда, выступил на сцене — пел и плясал — и, клянусь святым Георгием, покорил весь зал!
