— Вот тебе человеческая жизнь! За десять лет со мной ничего не случилось, не считая того, что однажды сломался мой фаэтон по дороге в Сен-Клу. О чем сообщила «Фигаро».
Эга встал, безутешно развел руками:
— Мы проиграли жизнь, друг мой!
— Я тоже так полагаю… Но ведь и все ее в той или иной мере проигрывают. Та жизнь, которую мы создаем в своем воображении, в реальности всегда терпит крах. Каждый из нас говорит себе: «Стану таким, потому что истинная красота в том, чтобы быть таким». И никто не становится таким, а всегда «этаким», как говаривал бедняга маркиз. Порой из нас получается даже нечто лучшее, но непременно другое.
Эга молча вздохнул в знак согласия и начал натягивать перчатки.
В комнату проникли холодные и печальные зимние сумерки. Карлос надел шляпу, и друзья спустились по лестнице, обитой вишневым бархатом, мимо все еще висевшего на стенах старинного оружия. Выйдя на улицу, Карлос остановился и долго смотрел на огромный темный дом, который в этот сумеречный час выглядел еще более мрачным и похожим на церковное строение: суровые стены, ряды черных закрытых окон, в первом этаже забранных решетками; безмолвный, навсегда покинутый, несущий печать разрушения.
Волнение охватило душу Карлоса, и он пробормотал, беря Эгу под руку:
— Странно! Я прожил в этом доме всего два года, а мне кажется, что в нем прошла вся моя жизнь!
Эга не удивился. Ведь именно здесь, в «Букетике», Карлос пережил то, что придает жизни вкус и смысл, — страстную любовь.
— И многие другие вещи придают жизни смысл и вкус… Это всего лишь старая романтическая идея, милый
Эга!
— А мы-то с тобой кто? — воскликнул Эга. — Кем мы были начиная с коллежа, с экзамена по латыни? Мы и были романтиками — существами низшего порядка, которые в жизни руководствуются не разумом, а чувствами…
Но Карлос вовсе не был уверен в том, что счастливее те, кто живет разумом и никогда не поступает вопреки ему, идет на муки, лишь бы сохранить верность своему направлению, кто всегда сух, непреклонен, логически неуязвим, кто живет, не ведая сердечных потрясений…
— Ты прав, они тоже несчастливы, — ответил Эга. — Со стороны, на первый взгляд, кажется, что они всех лишают утешения. А в душе, наедине с собой, они, пожалуй, сами безутешны. Это доказывает, что в нашем прекрасном мире можно жить либо без рассудка, либо без вкуса к жизни…
— В общем, не стоит труда жить…
— Это зависит целиком от пищеварения! — заключил Эга.
Оба засмеялись. Затем Карлос уже серьезно изложил свою теорию жизни, теорию окончательную, построенную им на основе опыта; ею он теперь и руководствовался. Ничего не желать и ничего не бояться… Не предаваться надежде — и отчаянию. Все, что приходит, и все, что уходит, принимать спокойно, как смену ненастных и погожих дней. И в подобном умиротворении не мешать комочку организованной материи, именуемому «я», увядать и разлагаться, пока оно не возвратится в бесконечность вселенной и не растворится в ней… Не следует ничего жаждать… Но главное — не следует ничем огорчаться.
Эга согласился с ним. За не столь уж долгие годы жизни он убедился прежде всего в бесполезности всяких усилий. Не стоит труда делать шаг навстречу чему бы то ни было на земле, потому что, как говорит Екклезиаст, все кончается разочарованием и прахом.
— Если бы мне сказали: поспеши — и тебя ждет богатство Ротшильда или императорская корона Карла Пятого, я бы не прибавил шагу… Нет, я не изменил бы неторопливого, осторожного, размеренного, безопасного шага, каким только и нужно идти по жизни.
— Я тоже, — решительно и убежденно поддержал друга Карлос.
И оба замедлили шаг, спускаясь по Рампа-де-Сантос, словно и вправду это был их жизненный путь, по которому они, зная, что впереди лишь разочарование и прах, должны идти неторопливо и достойно. Длинной вереницей огней засиял Атерро. Внезапно Карлос всплеснул руками от досады:
— Надо же! Приехать из Парижа с таким аппетитом и забыть заказать к обеду большое блюдо свиной колбасы с горошком.
Эга напомнил ему о времени. И Карлос, до той минуты весь ушедший в воспоминания о прошлом и размышления о смысле жизни, вдруг заметил наступившую темноту и зажженные фонари. Под газовым фонарем он взглянул на часы. Четверть седьмого!
— О, проклятье!.. А я сказал Виласе и всем остальным, чтобы они были в «Брагансе» ровно в шесть! И ни одного экипажа!
— Постой! — воскликнул Эга. — Вон едет конка, мы успеем.
— Успеем!
И друзья прибавили шагу. Карлос, бросив сигару, говорил на легком холодном ветру, дувшем в лицо:
— Экая досада, что я забыл о колбаске! Ну, черт с пей. Зато мы усвоили окончательную теорию жизни. В самом деле, нет смысла делать усилия, бежать навстречу чему бы то ни было…
Эга, тяжело дыша и выбрасывая далеко вперед тощие ноги, добавил:
— Ни к любви, ни к славе, ни к деньгам, ни к власти…
Вдали, в темноте, красный фонарь конки остановился. А у Карлоса и Жоана да Эга родилась новая надежда и потребовала от них нового усилия:
— Еще успеем!
— Еще успеем!
Снова фонарь двинулся и стал удаляться. Тогда, чтобы нагнать конку, друзья пустились бежать со всех ног по Рампа-де-Сантос и по Атерро в сиянии взошедшей над ними луны.
СЕМЕЙСТВО МАЙА
Стр. 7. …времен доны МарииI. — Мария I (1704–1816) правила страной с 1777 по 1792 г., когда в связи с ее психическим заболеванием регентом был назначен ее сын Жоан (король Жоан VI с 1816 г.).
Стр. 9. …в век Вольтера, Гизо и других просвещенных философов. — Ошибка Виласы заключается в том, что он в один век с Вольтером помещает Франсуа Гизо (1787–1874) — французского историка, неоднократно с 1830 г. входившего в правительство Франции.
Стр. 10. Кимпер — город во Франции, который славится производством фаянса.
Констебль Джон (1776–1837) — английский живописец-предромантик, мастер портрета и пейзажа, достигший высокого искусства в изображении световой и воздушной среды.
Стр. 13. Дон Диого деМенезес — португальский конкистадор, губернатор Индии в 1576–1580 гг.
Стр. 14. Вольней Константин (1757–1820) — французский ученый и литератор, автор книги «Руины».
Стр. 15. …подобно Иову на гноище. — Персонаж библейской Книги Иова, испытуемый богом в его вере, был поражен проказой.
Бригадир — офицерский чин, промежуточный между полковником и генерал-майором.
Стр. 16. Мирабо Габриэль Рикети (1749–1791) — один из деятелей французской революции, прославился пламенными речами против абсолютизма.
…развлекался на скачках в Эпсоме, сидя на империале почтовой кареты с привязанным фальшивым носом… — то есть участвовал в весенних карнавальных празднествах, например, в празднуемом 1 апреля «Дне дураков».
…не было никакого дела до его братьев масонов, которых в это самое время сеньор инфант дырявил копьем в переулках Байро-Алто. — Речь идет о насильственном захвате королевской власти в 1828 г. инфантом-узурпатором доном Мигелом; под «братьями масонами» подразумеваются республиканцы и либералы, сторонники конституции 1822 г.; Байро-Алто — район Лиссабона.
Стр. 17. Келуш — дворец в окрестностях Лиссабона, загородная резиденция португальских монархов.
Суррей — графство в Великобритании.
Дона Карлота Жоакина — супруга инфанта-регента Жоана, вокруг которой после ее разрыва с мужем в 1806 г. группировалась португальская реакция.
Палмела и члены группы «Белфаст» — португальские либералы-конституционалисты, предпринявшие в 1828 г. неудачную попытку поднять в Порто восстание против дона Мигела. Группа получила название по названию парохода «Белфаст», с которого восставшие, прибывшие из английской эмиграции, произвели высадку на португальском побережье.
Стр. 18. …был заклеймен ими винтистом… — т. е. сторонником конституции 1822 г.
Стр. 20. Аддисон Джозеф (1672–1719) — английский писатель и журналист, представитель раннего Просвещения, издававший журналы «Болтун» и «Зритель».
Поп Александр (1688–1744) — английский поэт-классицист, автор ирои-комической поэмы «Похищение локона», философско-дидактической поэмы «Опыт о человеке».
…когда сеньор инфант сам отправился в изгнание и в стране воцарился мир… — то есть в 1834 г., когда армия либералов во главе с доном Педро вошла в Лиссабон и свергла узурпатора дона Мигела.
Стр. 24. Арройос — один из старинных кварталов Лиссабона.
Стр. 31. Кабралисты — сторонники диктатора Кабрала.
Стр. 32. Салданья Оливейра-и-Даун Жоан (1791–1876) — португальский маршал и государственный деятель, не раз за время жизни менявший свою политическую ориентацию; в 20—30-е годы — член группы «Белфаст», в 50—70-е годы — один из вождей партии возрожденцев.
