Следует также отметить, что в недоверии А. Франса к французской революции конца XVIII в. содержалась скрытая полемика с современными ему реакционными историками, которые идеализировали эту революцию как буржуазную, противопоставляя ее пролетарским движениям конца XIX и начала XX в., Парижской Коммуне и революции 1905 г.
Если судить по роману «Боги жаждут», все жертвы, принесенные революции, были напрасны, ибо она ничего не изменила в судьбах и в душах людей; они не стали «ни красивее, ни счастливее», ими владеют все те же пороки, страсти и мелочные интересы, их биологическая природа осталась прежней — даже к благородным побуждениям самих революционеров примешивается личный интерес (осуждение Гамленом молодого аристократа — мнимого соблазнителя Элоди); учреждения и понятия, порожденные революцией, целиком выросли из учреждений и понятий старого режима, и даже крайности террора подготовлены старой монархией, приучившей народ к жестокости, — мать Гамлена в девичестве простодушно развлекалась зрелищем публичных казней, а теперь гильотина заменила виселицу и колесо.
А. Франс чутко уловил реальное историческое противоречие французской революции конца XVIII в., которая под лозунгами борьбы за царство разума и справедливости расчищала дорогу эксплуататорскому буржуазному строю; но, не умея дать этому научно-материалистическое объяснение, писатель истолковал конкретное явление истории как общую трагедию революционной борьбы, как нравственно-философскую проблему права человека вмешиваться в историю. К моменту написания романа А. Франс был активным участником общественной борьбы своего времени и отвечал на этот вопрос утвердительно. Но в обстановке реакции, в годы подготовки к первой мировой войне, он начинал сомневаться в плодотворности такого вмешательства, в возможности для человека влиять на ход исторических событий. Это нашло отражение в романе. Противоречие между субъективными намерениями деятелей революции и ее объективными результатами в романе «Боги жаждут» выглядит как проявление роковых сил, неподвластных человеку; герои, отдавшие свои жизни борьбе за благо людей, независимо от своей воли превращаются в бессердечных палачей и фанатиков. Подобно персонажам античной трагедии, якобинцы в романе оказываются во власти рока, некиих «жаждущих богов», которые неуклонно ведут их к гибели.
Франс двойственно оценивает деятельность якобинцев: он оправдывает их непреклонность и энергию в борьбе с контрреволюцией тем, что они были искренне убеждены в необходимости любым путем «спасти отечество», но вместе с тем в революционном терроре он видит «трагическую вину» якобинцев, за которую они понесли неизбежное возмездие.
Эта мысль художественно воплощена в образе Эвариста Гамлена.
Трагическая судьба Гамлена отражает судьбу революции; ее поэтический символ — образ античного героя Ореста, терзаемого фуриями, образ, настойчивым рефреном проходящий через весь роман. Подобно Оресту, Гамлен — герой-мученик, мститель и убийца, палач и жертва в одном лице. Как и вожди якобинцев, названные в одном месте романа «славными преступниками», Гамлен питает «безжалостную любовь» к людям. Он все отдал родине, даже добрую память о себе в потомстве, и, зная, что обречен, все же не отступает с раз избранного пути.
И хотя нетерпимость Гамлена неприемлема для автора, который видит в ней проявление слепого фанатизма, все же этот образ окружен ореолом жертвенного величия. Ключом к образу Гамлена и ко всему роману является глава XXV, где герой накануне 9 термидора говорит встреченному на улице ребенку:
«Дитя, ты вырастешь свободным и счастливым человеком и этим будешь обязан презренному Гамлену. Я свиреп, так как хочу, чтобы ты был счастлив. Я жесток, так как хочу, чтобы ты был добр. Я беспощаден, так как хочу, чтобы завтра все французы… упали друг другу в объятия». Знаменательно, что в следующей, появившейся лишь в последней редакции романа главе XXVI та же мысль повторяется применительно к Робеспьеру. Накануне термидора, чувствуя свою обреченность, он тоже мечтает об эре всеобщего мира и братства, но сознает, что «может быть милосердным» только тогда, когда «голова последнего врага Республики падет под ножом гильотины».
Как уже отмечалось, писателю не было достаточно ясно, что в основе политической борьбы времен революции лежала классовая борьба. Подобно историкам типа Кине и Луи Блана, Франс склонен видеть здесь скорее борьбу философских доктрин. Писатель неоднократно высказывал мысль о том, что в событиях революции столкнулись две идейные линии французского Просвещения, линия Вольтера и линия Руссо. Якобинцев он считал последователями Руссо.
Идейная связь Робеспьера и его соратников с социально-политическими теориями Руссо, в частности с его «Общественным договором», является исторической истиной; но вольтерианство и руссоизм в действительности — не просто две разные линии Просвещения, а ранний и более поздний этапы в его развитии, причем каждый из них имеет свои прогрессивные стороны и свои слабости. Для Франса же Вольтер олицетворял свободную критическую мысль XVIII в., связанную в его сознании с гуманизмом Возрождения и античной эпикурейской философией; в руссоизме он видел узкую социальную догму; на страницах романа он многократно выводит фанатизм и жестокости якобинцев из руссоистской чувствительности и добродетели. Но, в отличие от буржуазно-либеральных историков, Франс нигде не пытается использовать это противопоставление для защиты и оправдания жирондистов, которых те изображали наследниками Вольтера.
Носителем идей Вольтера в романе сделан не политический деятель революции, а гуманист-эпикуреец Бротто, в прошлом друг энциклопедистов, далекий от общественной борьбы. Именно он является философским антагонистом Гамлена, показанного как убежденный соратник Робеспьера, выросший на идеях «Жан-Жака».
В связи с образами Гамлена и Бротто в романе встает старая франсовская проблема мысли и действия. При всей своей симпатии к Бротто, образ которого варьирует образы героев-гуманистов раннего Франса, писатель все же вынужден признать беспомощность и обреченность его пассивно-созерцательной позиции перед бурным натиском жизни. С другой стороны, при всем скептицизме в оценке деятельности Гамлена Франс не может не уважать его энтузиазма и самоотверженности.
Философские и политические вопросы, поднятые в романе «Боги жаждут» в связи с французской буржуазной революцией конца XVIII в., имели для А. Франса и более общее значение и волновали его в связи с современностью. Произведение полно скрытых аналогий с социальной действительностью Третьей республики. В вопросе о вмешательстве личности в жизнь общества, о перспективах революционной борьбы, о возможностях преобразования общества на основе справедливости писатель проявит еще немало сомнений и колебаний. Только исторический опыт Октябрьской социалистической революции помог А. Франсу твердо стать на путь признания массового революционного движения как действенного средства борьбы за светлое будущее человечества.
Давид Жак-Луи (1748–1825) — выдающийся французский художник, главный представитель революционного классицизма в живописи, активный деятель французской буржуазной революции конца XVIII в., близкий к Робеспьеру.
…член секции… — В период французской буржуазной революции конца XVIII в. Париж был разделен на секции, которые являлись первичными ячейками городского самоуправления.
Церковь варнавитов в Париже находилась на площади напротив Дворца правосудия. Варнавиты — католический монашеский орден, основанный в 1530 г. в Милане. Назван но имени св. Варнавы — по церковному преданию, одного из первых христианских священников; вскоре папа римский присвоил варнавитам наименование каноников св. Павла.
…бюстами Брута, Жан-Жака и Лепелетье. — Юний Брут (I в. до н. э.) — римский патриций, убивший Юлия Цезаря; в период французской революции конца XVIII в. почитался как образец республиканской добродетели. Жан-Жак Руссо был одним из главных философских учителей якобинцев. Лепелетье де Сен-Фаржо Луи-Мишель (1760–1793) — видный деятель революции, пламенный якобинец, последователь просветителей, считавший, что решающая роль в преобразовании общества принадлежит воспитанию и труду. Был убит роялистом накануне казни короля; это событие привело к открытому разрыву между якобинцами и жирондистами (партией крупной буржуазии).
Декларация Прав Человека, точнее Декларация Прав Человека и Гражданина — один из важнейших программных документов французской революции конца XVIII в., провозгласивший принципы буржуазной демократии; была принята Учредительным собранием 26 августа 1789 г.
