Старуха из Ашерз-Велл
Давно когда-то в Ашерз-Велл
Старуха мать жила.
Троих любимых сыновей
Из плаванья ждала.
И наконец в недобрый час
Услышала она,
Что поглотила всех троих
Морская глубина.
«Пускай бушует океан,
Не умолкает гром,
Пока живыми сыновья
Не возвратятся в дом».
Они вернулись в ноябре
Среди ночной поры.
Их шапки были из полос
Березовой коры.
Такой березы не найдешь,
Сто лет ищи подряд.
Она растет на небесах
У светлых райских врат.
«А ну-ка, девушки, огонь
Раздуйте поживей!
За стол я нынче усажу
Любимых сыновей».
Она постлала им постель,
Чтоб мягко было лечь,
И села, кутаясь в платок,
Их крепкий сон беречь.
Но вот запели петухи,
Забрезжило чуть-чуть,
И старший младшим прошептал:
«Пора в обратный путь.
Петух поет, рассвет встает,
Слышнее каждый звук.
Нам будет стоить наш приход
Ужасных вечных мук».
«Лежи тихонько, старший брат,
Еще в окошках тьма.
Когда без нас проснется мать,
Она сойдет с ума.
Прощай навек, родимый дом,
И речка, и луга,
И та девчонка, что несет
Дрова для очага».
Прекрасной летнею порой
В укромном холодке
С подругами принцесса
Играла на лужке.
Играла перед замком,
Где дуб шумел листвой,
И увидала голубка
На башне угловой.
«Ах, гули, гули, голубок,
Со мною рядом сядь.
В богатой клетке золотой
Ты будешь ворковать».
Как только нежные слова
Услышал голубок,
К принцессе мигом он слетел
И сел у самых ног.
Она дала ему зерна,
Воды из родника.
С собою в замок унесла
Принцесса голубка.
Вот полночь пробило вдали,
И в башне перед ней
Красивый юноша стоит,
Тростиночки стройней.
«Скажи мне, полуночный гость,
Откуда взялся ты?
Я крепко двери заперла
На круглые болты».
«Ах, тише, тише, милый друг,
Я белый голубь твой.
Сама сманила голубка
Ты с башни угловой».
Остался в башне голубок,
Два трепетных крыла,
И семь прекрасных сыновей
Принцесса родила.
Но каждый раз, как у нее
Рождался новый сын,
С ребенком голубь улетал,
А прилетал один.
И тихо плакала она
От счастья и тоски.
Но вот приехал гордый принц
Просить ее руки.
Принцесса в башне заперлась,
Не вышла на порог.
Она сказала: «Мне милей
Мой белый голубок».
Был в ярости король-отец,
Он знать собрал свою.
«Не стану я ни пить, ни есть,
Но голубя убью!»
Ходил по клетке голубок,
Как снег на речке, бел.
Он клювом дверцу отворил,
Вспорхнул и полетел.
Стремглав он вылетел в окно,
Помчался на восток
И в материнском замке сел
На золотой шесток.
«Давно, давно ты не был, сын,
На нашем берегу.
Скажи, о чем твоя печаль,
Тебе я помогу».
«О, если хочешь мне помочь,
Как самый лучший друг,
Ты в аистов преобрази
Двенадцать верных слуг.
И в белоснежных лебедей
Детей обороти,
И сделай соколом меня,
Испытанным в пути».
Летели птицы как стрела
Над бурною волной.
Они у замка на дубах
Расселись по одной.
Веселый смех и голоса
Звучали из бойниц,
Как вдруг на шумный брачный пир
Ворвалась стая птиц.
Раздался плеск могучих крыл,
И был он словно гром,
И в страхе гости и жених
Укрылись под столом.
Но вот опомнился жених,
Глядит — невесты нет.
И молча вся толпа гостей
Смотрела птицам вслед.
Они летели над водой
Все дальше от земли.
Семь белоснежных лебедей
Невесту унесли.
Мой лорд, нам судьба угрожает бедой,
Мне страшно, мне больно в груди.
Поедешь над омутом, тихой водой,
На юных девиц не гляди».
«О леди, мне женские страхи смешны,
Сдержи недостойную речь.
Того, кто пленен красотою жены,
Другая не может увлечь».
Он лихо вскочил на гнедого коня,
Послушного крепкой узде.
Он берегом ехал, кольчугой звеня,
И русалку увидел в воде.
«Я вижу, в реке ты полощешься всласть,
Купаешь и моешь шелка».
«Мой рыцарь, ко мне, я тебя заждалась,
Моя кожа белей молока».
И только ступил он в речную волну
И белой коснулся руки,
Навеки забыл он и дом, и жену
Под шорох и шепот реки.
«О горе мне, горе, попался я в сеть.
Что сталось с моей головой!»
«Теперь голова твоя будет болеть
До самой доски гробовой.
Ты острым ножом от рубашки моей
Кусок подлиннее отрежь,
Вокруг головы обмотай поплотней,
Так будешь и весел, и свеж».
Ножом отхватил он рубашки кусок
И лоб обвязал, как умел,
Но тяжкого стона сдержать он не мог
И сделался бледен как мел.
«Сильнее, сильнее болит голова,
Я боль не могу одолеть».
«Пока не взойдет над могилой трава,
Голова твоя будет болеть».
Решил он мечом рассчитаться сполна,
Но вспенил напрасно волну:
Рыбой речной обернулась она
И круто ушла в глубину.
Он медленно сел на гнедого коня
И шагом поехал домой.
С седла возле замка, молчанье храня,
Сошел он в печали немой.
«О леди, не нужно служанок и слуг,
Меня уложи отдохнуть,
А я разогну мой охотничий лук:
Мне вовеки его не согнуть».
Она отослала служанок и слуг,
И прежде, чем лечь отдохнуть,
Он сам разогнул свой охотничий лук,
Чтобы больше его не согнуть.
Король и архиепископ Кентерберийский
Принц Джон захватил королевский престол
И сразу на Англию ужас навел.
Я вам расскажу, что народ говорил:
Что новый король только зло и творил.
Теперь расскажу, по преданьям и спискам,
Об архиепископе Кентерберийском.
Был призван на суд этот важный аббат
За то, что был знатен и слишком богат.
Сто рыцарей он при себе содержал,
Под звуки рогов из ворот выезжал.
Сто слуг, разодетых в атлас и шелка,
Кормил он из собственного кошелька.
«Аббат, не виляй, не выдумывай ложь.
Я знаю, богаче меня ты живешь.
Ты подлый изменник, хотя ты и поп,
Под нашу державу ведешь ты подкоп».
«Король, я бы мог доказать без труда,
Что пенса чужого не взял никогда.
Ты можешь казнить мою грешную плоть,
Но трачу я то, что послал мне господь».
«Молчи, не поможет лукавая речь.
Пора бы снести твою голову с плеч,
Но я, чтобы помнили милость мою,
Тебе три вопроса, аббат, задаю.
Во-первых, ответишь ты в точности мне, —
Когда я в короне сижу на коне
И знать моя держит мои стремена,
Какая, до пенса, мне будет цена?
Узнать, во-вторых, у тебя я хочу,
Как скоро всю землю верхом обскачу.
И в-третьих, чтоб участь смягчилась твоя,
Ты должен сказать мне, что думаю я.
Даю три недели, но больше ни дня.
Палач наготове, ты знаешь меня.
Коль ты опоздаешь хоть на пять минут,
Богатства и земли ко мне отойдут».
Не дремлет аббат, не снимает ботфорт.
Вот в Кембридж он едет, а вот в Оксенфорд.
Трудились философы скопом и врозь,
Но внятных ответов у них не нашлось.
Угрюмо аббат возвращался верхом
И вдруг повстречался в лугах с пастухом.
«Что слышно, милорд, при дворе короля?
Здоров ли он? Как его носит земля?»
«Три дня горевать мне осталось, пастух,
А там распрощается с телом мой дух.
Коль на три вопроса ответ не найду,
Лежать мне на плахе, гореть мне в аду».
«Милорд, огорчаться тебе не к лицу.
А вдруг да поможет дурак мудрецу?
И если уж небо послало нам встречу,
То как-нибудь я на вопросы отвечу.
Я бедный пастух, а не знатный аббат,
Но ты — моя копия, все говорят.
Давай-ка сутану, слезай-ка с седла.
Поеду я в Лондон, была не была».
«Пастух, я сутану тебе отдаю,
Я свиту тебе уступаю мою.
Ты будешь весь в золоте и серебре,
Хоть впору явиться при папском дворе».
«Посмотрим, аббат, что в ответ ты привез
На первый, второй и на третий вопрос.
Коль тратил ты попусту время и труд,
Богатства и земли ко мне отойдут.
Во-первых, ответишь ты в точности мне, —
Когда я в короне сижу на коне
И знать моя держит мои стремена,
Какая, до пенса, мне будет цена?»
«Спаситель был продан за тридцать монет,
И тут поношения, думаю, нет,
Что я, о король, справедливость любя,
Отдам двадцать девять монет за тебя».
Король рассмеялся: «Ты в точку попал!
Немного же стою я, чтоб я пропал!
Теперь, во-вторых, я услышать хочу,
Как скоро всю землю верхом обскачу».
«С рассветом вставай и за солнцем скачи,
И как бы его ни спешили лучи,
Из вида его не теряй все равно.
За сутки всю землю обходит оно».
Король рассмеялся: «Лихая езда!
Пожалуй, не ездил я так никогда.
Но, в-третьих, чтоб участь смягчилась твоя,
Ты должен сказать мне, что думаю я».
«Ты думаешь, что перед троном — аббат,
Который учен, именит и богат.
Но ты, о король, говоришь с пастухом,
И он эту ложь не считает грехом!»
