Молодежь суетилась, оканчивая свой туалет, и я долго любовался искусством, с каким Файавэй и ее подруги убирали цветами свои длинные волосы.
Надо заметить, что девушки и молодые женщины этого племени обращают чрезвычайно много внимания на уход за своей кожей, которая у многих почти так же бела, как у какой-нибудь девушки германского племени. Они достигают этого отчасти искусственным путем, отчасти просто тем, что совсем не появляются на солнце. У них в большом почете сок корня «папа», в изобилии имеющегося в долине, которым почти все женщины ежедневно натираются. Чтобы эта мазь произвела нужное действие, она должна оставаться на коже в течение нескольких часов. Мазь имеет светло-зеленый цвет, и поэтому покрытое ею тело приобретает такой же оттенок.
Окончив длительные приготовления, девушки облеклись в самые шикарные наряды; главное их украшение составляли ожерелья из прекрасных белых цветов, оторванных от стебельков и густо нанизанных на волокна таппы. Соответственные драгоценности украшали их уши и в виде гирлянд оплетали голову. Поверх коротких туник из белоснежной таппы некоторые из них накинули еще и плащи из той же материи, красиво собранные на левом плече и драпирующиеся по фигуре живописными складками.
Наконец, все обитатели нашего дома отправились в Священную рощу, и мы с Кори-Кори остались вдвоем. Моему другу не терпелось двинуться вслед за остальными, и он волновался из-за моей медлительности. Уступая его требованиям, я тронулся, наконец, в путь к дому Тай. Проходя мимо хижин, рассеянных в роще, по которой шла наша дорога, я заметил, что все они были покинуты своими обитателями.
Когда мы подходили к скале, скрывавшей от нас место празднества, до меня донеслись крики и шум голосов, свидетельствовавшие о многочисленности собрания. Кори-Кори, прежде чем подняться на возвышение, остановился на минуту, подобно щеголю перед входом в танцевальную залу, чтобы в последний раз спешно оправить свой туалет. В этот момент мне пришло в голову, что ведь и мне следовало бы принарядиться хоть немного. Но так как у меня не было праздничного платья, я затруднялся найти сразу, чем и как себя украсить. Тем не менее мне хотелось обратить на себя внимание дикарей. Зная, что больше всего я мог бы порадовать их, одевшись как они, я снял с себя длинное платье из таппы, которое обычно надевал выходя из дому, и остался только в коротенькой тунике, спускавшейся от груди до колен.
Мой сообразительный слуга вполне одобрил дань уважения, которую я таким образом платил обычаям его племени, и старательно начал оправлять складки единственной оставшейся на мне одежды. Пока он делал это, я увидал кружок девушек, сидевших неподалеку на траве, окруженных грудами цветов, из которых они плели гирлянды. Я попросил их принести мне что-нибудь из их «рукоделья», и через минуту дюжина гирлянд была предоставлена моему выбору. Одну из них я наложил себе на голову, наподобие шляпы, а несколько других обернул вокруг пояса. Покончив с этим, я взошел на скалу шагом медленным и полным достоинства, как всеми признанный красавец.
Все население долины, казалось, собралось в этой роще. Вдали виднелся длинный фасад дома Тай, на террасе которого толпилась весело галдевшая толпа, разодетая в фантастические костюмы. Все пространство между нами и домом было занято толпами женщин и девушек, причудливо разукрашенных, танцующих и прыгающих. Меня они встретили приветственными криками; и многие из них подошли ко мне вплотную с танцами и пением. Изменение в моем наряде, видимо, привело их в восхищение, и, обступив меня, они пошли со мною вместе к дому Тай. Но когда мы приблизились к нему, они замедлили шаги и, расступаясь, дали мне пройти к густо набитому народом зданию.
Взойдя на террасу, я сразу увидал, что пир уже в самом разгаре.
Какое пышное пиршество! Граф Уорик,[6] угощавший своих приверженцев говядиной и элем, показался бы скрягой по сравнению с благородным Мехеви. Вдоль всей площадки перед домом Тай стояли искусно выточенные в виде каноэ миски длиною в двадцать футов, наполненные свежеизготовленным пои-пои и накрытые от солнца широкими листьями банана. На некотором расстоянии одна от другой лежали пирамидки зеленых плодов хлебного дерева, похожие на горки тяжелых ядер на арсенальном дворе. В расщелины камней фундамента были воткнуты большие ветви, с которых свешивались защищенные от солнца листьями бесчисленные сверточки с мясом свиней, убитых для этого пира. Многочисленные бамбуки, длинные и тяжелые, закупоренные снизу и заткнутые пыжом из листьев на верхнем конце, были прислонены к перилам площадки. Они были наполнены водою, и каждый из них содержал по четыре-пять галлонов.[7]
В самом здании тоже происходило нечто необычное. Громадное ложе из циновок, разостланных между параллельно лежащими стволами кокосовых пальм, тянулось во всю длину здания и было занято телами целой рати вождей и воинов, по большей части евших или куривших. Они курили громадные трубки, сделанные из маленьких кокосовых скорлуп, занятно расписанных. Трубка переходила от одного курильщика к другому, и каждый после двух или трех затяжек передавал ее соседу.
Но для многих, находившихся в доме Тай, табак не был достаточно возбуждающим средством, и поэтому они прибегали к помощи напитка «арва», как к более соответствовавшему их желаниям.
«Арва» — корень растения, чрезвычайно распространенного на островах Южного океана. Вытягиваемый из него сок действует на организм сначала несколько возбуждающе, но вскоре от него слабеют мускулы, и наркотические свойства его усыпляют человека. В долине этот напиток обыкновенно изготовляется таким образом: с полдюжины парней усаживаются вокруг пустой деревянной посудины, и у каждого из них имеется запас корешков «арва», наломанных мелкими кусочками. Кокосовая скорлупка с водой обходит всю молодую компанию, по очереди набирающую оттуда воду в рот. Вся работа сводится к тому, что каждый, хорошенько разжевав корешок «арвы», выплевывает его вместе с водой в приготовленную миску. Когда таким образом набирается достаточное количество этой массы, она разбавляется водой и размешивается указательным пальцем правой руки. Напиток готов к употреблению.
Мехеви, очень довольный моим новым костюмом, сердечно приветствовал меня. Он приберег для меня одно изысканное блюдо, зная мое пристрастие к нему, и выбрал три или четыре молодых кокосовых ореха, несколько печеных плодов хлебного дерева и великолепную ветку бананов.
Все это разнообразное угощение было поставлено передо мною, но Кори-Кори нашел его неудовлетворительным и прибавил к нему пакетик со свининой, завернутой в листья.
Второй день празднества был проведен с еще большим шумом, чем первый. Разбуженный утром каким-то грохотом, я вскочил и увидал, что весь дом собирается немедленно куда-то отправляться. Желая узнать, какие странные события могут быть причиной этого нового шума, и желая взглянуть на инструменты, издававшие его, я последовал за туземцами, как только они были готовы идти в Священную рощу.
Открытое пространство, тянувшееся от дома Тай до скалы, с которой начинался спуск к нему, и самое здание были заняты толпами кричащих и танцующих женщин.
Меня особенно поразил вид четырех или пяти старух: совершенно обнаженные и с руками, висящими безвольно вдоль тела, они держались поразительно прямо и упорно подпрыгивали на месте, как палки, перпендикулярно погруженные в воду и выскакивающие на ее поверхность. Они сохраняли на лице выражение крайней серьезности и продолжали свои странные движения, ни на минуту не останавливаясь. Казалось, они не привлекали к себе ничьего внимания, но я должен откровенно сознаться, что глядел на них во все глаза.
Желая узнать смысл такого странного развлечения, я обратился с вопросом к Кори-Кори. Этот мудрый тайпи немедленно начал толковать мне, в чем дело. Но все что я мог понять из его слов, это то, что прыгающие передо мною фигуры были неутешные вдовы, мужья которых убиты в сражении «много лун тому назад». При каждом празднестве они странной пляской объявляли о своем горе.
Покинув этих удрученных женщин, мы направились к святилищу Хула-Хула. Все мужское население долины было в сборе на этом обширном четырехугольнике. Зрелище было действительно замечательное. Под бамбуковыми навесами, обращенными отверстиями к центру, возлежали главные вожди и воины; остальная толпа свободно разлеглась под громадными деревьями. На террасах огромных алтарей по обеим сторонам постройки были расставлены корзины с зелеными плодами хлебного дерева, большие свертки таппы, ветви спелых бананов, связки антильских абрикосов и печеная свинина; все это помещалось на больших деревянных досках, фантастически разукрашенных свежими листьями. Перед рядами безобразных идолов лежало собранное в кучи грубо сделанное оружие. К верхушкам шестов, расставленных крутом террас, были подвешены в лиственных корзинках разные плоды. У основания этих шестов были выстроены в два параллельных ряда громоздкие барабаны, достигающие по крайней мере пятнадцати футов в вышину и сделанные из полых стволов громадных деревьев. Они были затянуты кожей акулы, а стенки искусно испещрены разными странными фигурами. Рядом с этими инструментами был выстроен небольшой помост, на котором стояло множество юношей: они-то и ударяя ладонями рук по коже барабанов, и производили ужасные звуки, разбудившие меня поутру. Поколотив несколько минут, эти музыканты соскакивали с возвышения, на котором стояли, в окружающую толпу, откуда тотчас являлись их заместители.
