Мадам Валентин подумала, что девушка бредит, и вновь уложила ее в постель. Сделать это было несложно, потому что силы покинули Франсию, и смертельная бледность разлилась по ее лицу. Мадам Валентин послала мужа за врачом. Он привел хирурга, знакомого ему с тех времен, когда тот лечил его рану на ноге. Медицинской практикой он занялся после того, как, став инвалидом, покинул армию. Этот бывший ученик и преданный друг Ларре отличался такой же добротой и простодушием, как и его учитель. Он даже немного походил на него, что ему льстило. Он подчеркивал это сходство, копируя костюм и прическу Ларре. Как и у Ларре, у доктора были довольно длинные черные волосы, ниспадающие на воротник. Увидев его бледное лицо, безупречной формы лоб, живой и мягкий взгляд, Франсия, чьи воспоминания были еще слишком свежи, заметив его подле себя, воскликнула, молитвенно сложив руки:
— Ах, господин Ларре[30], я так часто видела вас там!
— Где там? — спросил доктор Фор, глубоко тронутый тем, что девушка ошиблась.
— В России!
— Это не я, дитя мое, меня там не было, но сердце мое всегда оставалось с ним! Посмотрим, что у вас болит.
— Ничего, месье, совсем ничего, это печаль. Я видела страшный сон, поэтому чувствую слабость. Но это не имеет значения, я хочу уйти отсюда.
— Видите, доктор, — сказала мадам Валентин, — девушка бредит. Она у себя дома, и здесь ей очень хорошо.
— Оставьте меня наедине с ней, — проговорил доктор. — Кажется, вы пугаете ее. Вы мне не нужны, чтобы понять, бредит ли она.
Мадам Валентин вышла.
— Доктор, — промолвила Франсия, пытаясь скрыть лихорадочное волнение, овладевшее ею, — помогите мне вернуться домой! Я нахожусь у человека, убившего мою мать.
Доктор нахмурился. Странное признание девушки показалось ему признаком безумия. Он проверил пульс: у нее был жар, но не такой сильный, чтобы внушать опасения. Фор дал Франсии воды, попросил минуту посидеть спокойно и наблюдал за ней. Затем осторожно расспросил девушку и был поражен ясностью и искренностью ее ответов. За десять минут он узнал всю жизнь Франсии и отчетливо представил себе ее положение.
— Мое бедное дитя, — сказал он, — сомневаюсь, что этот русский князь убил вашу матушку. Соперница могла солгать, чтобы заставить вас страдать или прекратить вашу связь с возлюбленным. Сам я живу по пословице: «Сомневаешься — проверяй!» Для вас будет лучше, если через несколько часов, сегодня вечером, не подвергая риску свое здоровье, вы уйдете отсюда. — Лицо Франсии выразило отчаяние. — У вас нет денег, я знаю, — продолжал доктор, — и вы не хотите ничего принимать от князя. Я небогат, скорее, даже беден, но знаком с добрыми людьми. Не зная вашего имени и вашей истории, они окажут мне материальную помощь, и вы получите возможность переехать в другое место. Ну а потом надо попытаться найти работу.
— Но, месье, я работаю! Посмотрите, вот мое рукоделие. У меня есть вещи, которые нужно только закончить и отослать.
— Да, — улыбнулся доктор, — фланелевые жилеты. Я знаю, какой это приносит доход! Этого мало, лучше обратиться в больницу для бедных или в любое другое медицинское учреждение и получить постоянное место, например, кастелянши. Я позабочусь о вас. Если вы проявите стойкость и ум, то с честью выйдете из трудного положения. Если нет, то предупреждаю: я брошу вас на произвол судьбы. Вижу, что сейчас у вас благие намерения, и я дам вам возможность осуществить их. Постарайтесь поспать часок. Теперь вы знаете способ исправить вашу ошибку. Затем вы встанете, не спеша оденетесь, и я отвезу вас на временную квартиру, которую вы сами выберете. Мне понадобятся два-три дня, чтобы устроить вас.
Франсия, прощаясь, поцеловала доктору руку. Ей так не терпелось уйти отсюда, что она не смогла заснуть. Девушка поднялась с постели, заперла дверь, чтобы избавиться от навязчивости мадам Валентин, и начала складывать свои вещи. Каждую секунду она прислушивалась, не вернулся ли добрый доктор, предложивший ей помощь, которой она уже не стыдилась.
В два часа ночи Франсия услышала стук в дверь, подбежала к ней, открыла и оказалась в объятиях Мурзакина. Схватив девушку, как добычу, он покрыл ее поцелуями.
— Оставьте меня, оставьте меня! — закричала она, отбиваясь. — Я ненавижу вас, вы внушаете мне ужас! Оставьте меня, на ваших руках кровь моей матери. Я проклинаю вас, не прикасайтесь ко мне или я убью вас!
Франсия побежала в глубь комнаты, в исступлении пытаясь найти нож для нарезания хлеба. Услышав ее крики, наверх поднялся Валентин.
— Князь — сказал он, — не приближайтесь к ней, она бредит. Я говорю вам правду, девушка с утра потеряла рассудок. Я слышал, как она сказала врачу, что не хочет оставаться с человеком, убившим ее мать. Но посудите сами…
— Убирайтесь! Оставьте меня в покое! — закричал князь. Выпроводив Валентина и оставшись наедине с Франсией, он приблизился к ней, распахнул мундир и протянул ей кинжал. — Убей меня, если ты всему поверила. Видишь, это нетрудно. Я не помешаю тебе. Смерть лучше, чем твоя ненависть. Но прежде скажи, кто сообщил тебе эту гнусную и нелепую ложь?!
— Она! Ваша любовница!
— У меня нет любовницы, кроме тебя.
— Маркиза де Тьевр, ваша так называемая кузина!
— Она едва ли моя кузина, но уж точно не любовница.
— Но она станет ею.
— Нет, если ты любишь меня. В первый день я немного увлекся ею. Во второй — увидел тебя, на третий — влюбился в тебя: я не могу любить никого, кроме тебя.
— Почему она сказала, что вы убили?..
— Чтобы разлучить нас. Возможно, она уязвлена, ревнует, откуда мне знать? Она солгала, исказив историю твоих несчастий, которую мне пришлось рассказать ей в тот день, когда ты пришла поговорить со мной. Но я готов поклясться нашей любовью, что не был там, где тебя ранили и где погибла твоя мать!
— Так она погибла! Вы знали об этом и обманывали меня?
— Мог ли я повергнуть тебя в отчаяние, в смятение в то время, как ты сохраняла еще надежду? Притом разве можно быть вполне уверенным в делах такого рода. Моздар видел, как упала твоя мать, но не знает, да и не может знать, не подобрали ли ее после боя еще живой, как тебя. Я послал письмо, мы все выясним. Я не обещал, что тебя ждут хорошие известия. Но ты должна верить мне, потому что я спас тебя!
Волнение и гнев Франсии утихли.
— Все равно я хочу уйти, доктор сказал: «Если сомневаешься — проверяй!»
— Какой доктор? О каком осле идет речь? Ты имела неосторожность кому-то довериться?
— Да. Я рассказала все весьма порядочному господину, другу доктора Ларре, которого привела ко мне мадам Валентин. Он вскоре придет за мной. — Побуждаемая вопросами Мурзакина, Франсия пересказала ему содержание своей беседы с месье Фором.
— Неужели ты думаешь, — возмутился князь, — что я позволю тебе уйти от меня и жить на подаяние, собранное сердобольными жителями квартала? Ты, такая гордая, окажешься в положении нищенки? Нет! Вот кредитный билет, я кладу его под этот подсвечник… Когда захочешь уйти, ты сможешь сделать это, не спрашивая моего разрешения, и не будешь никому и ничем обязана. Ты без всякой причины разбиваешь мое сердце. Если желаешь, уходи сейчас! Я не буду долго страдать и, если вновь начнется война, найду смерть в первом же бою. Я скажу себе, что за всю мою жизнь был счастлив только два дня. Но это счастье было таким огромным, восхитительным и полным, что, кажется, будто оно длилось целую вечность.
Мурзакин говорил с такой убежденностью, что Франсия, рыдая, упала в его объятия.
— Нет! — воскликнула она. — Невозможно, чтобы такой добрый и благородный человек убил женщину! Маркиза обманула меня! Ах! Это очень жестоко! Лишь бы она не наговорила чего-нибудь такого, что заставит тебя возненавидеть меня так же сильно, как я недавно ненавидела тебя!
— Не надо обращать на нее внимания, — сказал князь и, не щадя мадам де Тьевр, как не щадил Франсию в разговоре с маркизой, поклялся, что она для него слишком высока, слишком дородна, слишком белокура и ему противны эти фламандские натуры, лишенные очарования и благородной страсти. Мурзакин ничего не понимал в том, о чем говорил, но умел преподнести все так, чтобы добиться своей цели. Добрая Франсия не была мстительна, но женщина всегда с удовольствием слушает, как умаляют достоинства ее соперницы. Мужчинам это известно, и часто насмешка действует сильнее, чем клятва верности. Мурзакин не ошибся ни в одном, ни в другом, а, может быть, убедил себя, что сказал правду.
— Полноте, — обратился он к своей маленькой подружке, заставив ее улыбнуться, — ты скучаешь одна, у тебя мрачные мысли, я не хочу, чтобы ты заболела. Одевайся, поедем куда-нибудь. Я видел на Елисейских полях маленькие ресторанчики, где кормят, как в деревне. Поужинаем в каком-нибудь веселеньком месте, а поздним вечером прогуляемся пешком. Или ты хочешь пойти на спектакль? В маленькую ложу внизу, где тебя не заметят? Валентин будет сопровождать нас. Мы постараемся, чтобы никто не увидел, как ты идешь под руку с офицером неприятельской армии. Поэтому не бойся, что тебя сочтут предательницей. Мы пойдем туда, куда ты пожелаешь, и будем делать то, что ты захочешь, но улыбайся мне, как прежде. Я жизнь отдам за одну твою улыбку.
