Во время этой визгливой тирады Итан услышал осторожный стук в дверь, которую он притворил, вернувшись в комнату.
— Итан! Зена! — раздался веселый голос Мэтти. — Вы знаете, который час? Ужин давным-давно готов!
В комнате наступило минутное молчание, потом Зена крикнула от окна:
— Я ужинать не буду!
— Ах, как жалко! А ты не заболела? Может, наверх чего-нибудь принести?
С трудом Итан взял себя в руки и приоткрыл дверь.
— Ступай вниз, Мэтт. Зена просто устала с дороги. А я сейчас спущусь.
— Ладно! — отозвалась она, и с лестницы донесся дробный перестук ее каблучков. Он захлопнул дверь и вернулся в спальню. Зена сидела в прежней позе, все с тем же неумолимым лицом, и его охватило отчаяние от собственной беспомощности.
— Неужели ты это сделаешь, Зена?
— Что — это? — прошипела она, не разжимая губ.
— Ну… отошлешь Мэтти?
— Подрядилась я, что ли, всю жизнь с ней нянчиться?
Он собрался с духом и заговорил, все больше и больше распаляясь:
— Послушай, Зена, она ведь сирота. Без друзей, без денег. Нельзя же прямо так взять и выставить ее из дому, словно воровку какую-нибудь. Она как могла старалась тебе угодить, а теперь куда она денется? Ты вот хочешь от нее избавиться, знать ее не желаешь, но люди-то помнят, что она тебе не чужая. Подумай, что люди скажут!
Зена выждала минутку, как бы давая ему время в полной мере прочувствовать контраст между собственной горячностью и ее ледяным спокойствием, и ответила прежним бесстрастным тоном:
— Я знаю, что люди сейчас говорят. И что думают, тоже знаю.
После того как Мэтти ушла, Итан продолжал стоять у порога, держась за ручку двери; теперь его рука бессильно упала вниз. От злобного выпада жены у него подкосились колени, будто кто-то полоснул его ножом по поджилкам. Он уже готов был, откинув гордость, попытаться уломать Зену оставить Мэтти в доме; собирался объяснить, что кормить ее не так уж накладно, хотел пообещать, что как-нибудь выкроит денег на печку и оборудует для прислуги комнатку на чердаке… Но из последней реплики Зены ему стало ясно, что уговоры могут иметь опасные последствия.
— И что же, ты ее так сразу и отправишь?.. — пробормотал он, испугавшись, как бы Зена не захотела добавить еще что-нибудь к своему предыдущему высказыванию.
Она невозмутимо отозвалась, словно повторяя очевидную истину:
— Завтра приедет новая девушка — спать-то ей где-то надо.
Итан смотрел на нее с чувством острого отвращения. Это была уже не бессловесная, бесцветная фигура, привычно существовавшая где-то рядом и всецело поглощенная собой; нет, это была чужая и враждебная сила, сгусток злобной энергии, накопившейся за годы угрюмого молчания. Беспомощность только усугубляла его отвращение. Он и прежде не питал к жене никакой привязанности, но покуда он был хозяином положения, неприятные свойства ее характера мало его трогали. Теперь же, когда она одержала верх, она внушала ему ужас и омерзение. Он понимал, что бессилен повлиять на нее — в конце концов, в родстве с Мэтти была она, а не он. Волна горечи поднялась у него в груди — ему вспомнилась вся его несчастливо сложившаяся жизнь, молодость, потраченная на тяжкий и бессмысленный труд; все это всколыхнулось в памяти и воплотилось в женщине, которая вечно стояла ему поперек дороги. Она отобрала у него все, чем он дорожил, и теперь грозилась отобрать то единственное, что искупало все предыдущие потери. В его душе вдруг вспыхнула такая ненависть, что кулаки у него непроизвольно сжались. Не помня себя, он шагнул вперед, но вовремя остановился.
— Так что — не идешь ты вниз? — спросил он сдавленным голосом.
— Нет. Я, пожалуй, прилягу на часок, — ответила она мирным тоном. Тогда он повернулся и вышел.
Мэтти сидела у печки; на коленях у нее, свернувшись клубком, дремала кошка. Увидев Итана, она вскочила и перенесла с плиты на стол миску, где подогревалась запеканка с мясом.
— Зена случайно не заболела? — спросила она.
— Нет.
Она улыбнулась ему через стол сияющей улыбкой.
— Ну так садись. Наверно, умираешь с голоду!
Она сняла крышку и пододвинула к нему горячую запеканку. «Вот и еще один вечер нам подарили!» — казалось, говорил ее счастливый вид.
Он машинально положил кусок себе на тарелку и принялся за еду; но тут же у него перехватило горло, и он бросил вилку.
Мэтти, которая не спускала с него ласковых глаз, тут же это заметила.
— Что такое, Итан? Невкусно?
— Нет, нет, очень вкусно. Только я… — Он отодвинул тарелку и, обойдя стол, встал рядом с Мэтти. Она в испуге поднялась со стула.
— Итан, что-то стряслось! Я так и знала!
В страхе она прильнула к нему, и он порывисто обнял ее и крепко прижал к себе, чувствуя, как ее ресницы трепещут у его щеки, словно крылья попавшейся в сетку бабочки.
— Что же, что?.. — задыхаясь, прошептала она; но он нашел наконец ее губы, приник к ним и уже не сознавал ничего вокруг.
Охваченная тем же порывом, она не сопротивлялась, потом осторожно высвободилась и отступила на шаг, бледная и взволнованная. Итана пронзило ощущение вины — как будто во сне ему привиделось, что Мэтти утонула у него на глазах; и он исступленно выкрикнул:
— Ты не уедешь, Мэтт! Я тебя не отпущу!
— Не уеду?.. — растерянно повторила она. — А разве надо уезжать?
Звук этих слов еще долго отдавался у них в ушах, и раз от разу их грозный смысл разгорался все ярче, словно сигнал опасности, пылающий в ночи.
Итан проклинал себя за то, что не сдержался и так сразу огорошил ее этой новостью. Голова у него кружилась, и он бессильно прислонился к столу. Он еще чувствовал вкус ее губ и умирал от желания целовать их снова и снова…
— Что случилось, Итан? Я чем-то прогневала Зену? Ее возглас заставил его снова взять себя в руки, хотя сердце его переполняли гнев и жалость.
— Нет, нет, — запротестовал он, — не в этом дело! Просто доктор ее напугал. Знаешь ведь, она как найдет себе нового советчика, так по первости только его и слушает. А этот, из Бетсбриджа, ей напел, что надо сидеть сложа руки, а еще лучше лежать в кровати, иначе, мол, она не поправится, а лечиться надо долго — много месяцев…
Он умолк и, окончательно уничтоженный, отвел глаза. Она тоже молчала и стояла перед ним — маленькая, хрупкая, поникшая, как сломанная ветка. Душа его разрывалась; но Мэтти вдруг подняла голову и взглянула на него в упор.
— И она решила вместо меня подыскать кого-нибудь попроворнее? Верно?
— Сегодня она так говорит.
— Если сегодня говорит, то и завтра не передумает.
Это была чистая правда, и им обоим оставалось только покориться: они знали, что Зена никогда не отступается от своих слов и единожды принятое решение у нее равносильно действию.
После долгой паузы Мэтти тихо сказала:
— Не надо так убиваться, Итан.
— О, господи, господи! — простонал он. Недавний порыв страсти сменился у него щемящим чувством нежности. Он увидел, как она смаргивает навернувшиеся на глаза слезинки, и ему хотелось только одного — обнять ее, приласкать и утешить.
— Смотри-ка, твой ужин совсем простыл, — попеняла она ему, силясь улыбнуться сквозь слезы.
— Ох, Мэтт, что с тобой теперь будет?
Она опустила ресницы, и по лицу у нее пробежала тень. Он понял, что только сейчас она всерьез задумалась о собственном будущем.
— Ну… может, подвернется какое-нибудь местечко в Стамфорде, — нерешительно произнесла она, зная, что он ей не поверит, как не верила в это она сама.
Он сел на стул и закрыл руками лицо. При мысли о том, что ей придется одной, без всякой помощи, обивать пороги в надежде найти работу, его охватило отчаяние. В единственном месте, где ее знали, в ее родном городке, она была окружена равнодушием, если не враждебностью; что же ожидало ее в больших городах, где ей, неопытной и ничему не обученной, пришлось бы в погоне за пропитанием соперничать с сотнями и тысячами других?..
Ему припомнились скверные истории, которые он слышал в Вустере; припомнились лица девушек, жизнь которых начиналась так же радужно, как у Мэтти… Нет, про такое нельзя было даже думать — все его нутро восставало против этого. Он вскочил на ноги.
— Ты не уедешь, Мэтт! Я тебя не пущу! Она всегда делала как ей заблагорассудится, но теперь пришел мой черед поставить на своем!
Мэтти предостерегающе подняла руку, и он услышал за спиной шаги жены.
Зена вошла в кухню, шаркая стоптанными туфлями, и не спеша уселась в кресло у стола.
— Мне малость полегчало, а доктор Бак говорит, что даже если совсем нет аппетита, все равно надо кушать, а то у меня сил не будет, — сообщила она своим бесстрастным голосом и протянула руку за чайником. «Парадную форму» она успела снять и облачилась в свой всегдашний ситцевый капот и коричневую вязаную шаль; вместе с будничным нарядом на ее лицо вернулось всегдашнее постное выражение. Она налила себе большую чашку чаю, щедро плеснула туда молока, положила на тарелку солидную порцию запеканки, зачерпнула ложкой маринаду, и перед тем как приступить к еде, привычным жестом подправила во рту искусственную челюсть. Кошка тут же принялась усердно тереться ей об ноги; она сказала: «Кисанька, умница!», наклонилась ее погладить и кинула ей кусочек запеканки.
