Мэри судорожно глотнула.
— Вы хотите сказать, что мы… что нас посадили бы в тюрьму?
Он смотрел на нее с улыбкой, в которой сквозила ирония.
— Пришлось бы пускаться в чертовски нудные объяснения. Подумайте сами: двое англичан разъезжают по сельским дорогам с трупом в машине. Не представляю, как бы мы смогли доказать, что этот человек застрелился. Скорее бы все подумали, что один из нас его убил.
— Но вам-то зачем было это делать?
— Ну, в богатом воображении фараонов родилась бы целая дюжина причин. Мы ведь вместе уехали прошлой ночью из ресторана Пеппино. Говорят, у меня не лучшая репутация в отношении женщин. Вы же — само воплощение соблазна, как библейское яблоко. Как бы мы доказали, что между нами ничего не было? Могли подумать, что я обнаружил этого человека в вашей комнате и убил из ревности или что он застиг нас при компрометирующих, обстоятельствах, и я убил его, чтобы спасти вашу репутацию. Люди иногда совершают такие идиотские поступки.
— Вы очень рисковали.
— Не стоит об этом говорить.
— Прошлой ночью я была так расстроена, что даже не сказала вам спасибо. Чудовищная неблагодарность с моей стороны. Но я действительно очень признательна вам, Роули. Я перед вами в неоплатном долгу. Если бы не вы, я, наверное, покончила бы с собой. Не знаю даже, чем заслужила я такую заботливость с вашей стороны.
Он несколько секунд спокойно смотрел на Мэри, затем улыбнулся ей добродушно и беззаботно.
— Дорогая моя, я бы сделал это для любого из моих приятелей. Не уверен даже, что не пошел бы на это ради совсем незнакомого мне человека. Как вы знаете, я люблю риск. Не такой уж я законопослушный гражданин, и риск позволяет мне испытать множество острых ощущений. Как-то раз в Монте-Карло я поставил на карту тысячу фунтов. Ощущение тоже было захватывающее, но его не сравнить со вчерашним. Кстати, а где револьвер?
— В моей сумочке. Я не решилась оставить его в доме, когда отправилась на этот завтрак. Боялась, что его найдет Нина.
Роули протянул к ней руку.
— Дайте-ка мне вашу сумочку.
Она не поняла, зачем он ее об этом попросил, но покорно вручила ему сумочку. Роули открыл ее, извлек револьвер и положил его к себе в карман.
— Что вы делаете?
Роули лениво откинулся в кресле.
— Видите ли, рано или поздно тело найдут. Я поразмыслил над этим и решил, что револьвер должен лежать рядом.
У Мэри чуть было не вырвался испуганный крик.
— Не собираетесь же вы снова туда отправиться?!
— Почему бы и нет? Сегодня чудесный день, и меня прямо-таки тянет немного размяться. Я взял напрокат велосипед. Отчего мне не проехаться по шоссе, а потом не свернуть по минутной прихоти на проселочную дорогу? Может, мне захотелось полюбоваться живописной деревушкой на вершине холма!
— А вдруг кто-нибудь заметит, как вы сворачиваете в лес?
— Ну разумеется, я приму элементарные меры предосторожности и посмотрю сначала, нет ли кого поблизости.
Он встал.
— Не собираетесь же вы поехать туда прямо сейчас!
— Именно собираюсь. На самом деле там не лес, а просто группка деревьев. Вчера я вам об этом не сказал — вы были так напуганы, что я не хотел заставлять вас беспокоиться еще больше. Искать же другое место было некогда. Думаю, тело обнаружат довольно скоро.
— Я совсем изведусь, пока не узнаю, что все обошлось благополучно.
— В самом деле? — улыбнулся Роули. — Тогда я загляну к вам на обратном пути. Осмелюсь предположить, что буду как раз в подходящем настроении, чтобы выпить еще виски.
— О, Роули!
— Не бойтесь. Даже дьяволу не чужд спортивный азарт, к тому же своих людей он в обиду не дает.
Роули ушел. Ожидать его возвращения было настолько мучительно, что по сравнению с этим все пережитое вчера казалось Мэри пустячным. Не было смысла убеждать себя, что сегодняшний риск не идет ни в какое сравнение со вчерашним — ясно было, что вчера он был неизбежен, а сегодня — не нужен. Роули совал голову в львиную пасть явно из любви к острым ощущениям — ему нравилось подвергать себя опасностям. Внезапно Мэри на него разозлилась. Какое право имел он делать такую глупость? Ей надо было этому помешать, но дело было в том, что, когда он говорил об этом в легком, шутливом тоне, трудно было понять истинную суть его плана. Более того, она подумала, что если уж он решил что-то сделать, то переубедить его будет очень трудно. Странный он человек. Трудно было заподозрить, что его легкомысленная манера поведения маскирует такой решительный характер.
— Да, но он, конечно, безнадежно испорчен, — раздраженно сказала она вслух.
Наконец Роули вернулся. Мэри издала вздох облегчения — стоило лишь заметить, какой легкой поступью он к ней шел и какая веселая улыбка играла на его устах, чтобы понять: все обошлось благополучно. Бросившись в кресло, он плеснул в свой стакан виски и содовую из сифона.
— Ну что же, дело сделано. Там поблизости не было ни души. Знаете, случай иной раз не мешает, а помогает злоумышленнику. Рядом с телом небольшая лужа. Думаю, там где-то рядом родник, поэтому и кустарник так разросся. В эту лужу я и бросил револьвер. Через несколько дней вода доведет его до надлежащей кондиции.
Мэри хотела спросить его насчет тела самоубийцы, но не нашла слов, чтобы об этом заговорить. Некоторое время они сидели молча. Роули лениво курил и с наслаждением потягивал охлажденное виски.
— Я должна рассказать вам подробно, что произошло прошлой ночью, — сказала она наконец.
— Вовсе не обязательно. О самом существенном я уже догадался, остальное же не так уж и важно, правда?
— Но мне самой этого хочется. Хочу, чтобы вы знали обо мне самое худшее. Я так и не поняла до конца, почему бедный юноша покончил с собой. Меня совсем замучили угрызения совести.
Роули слушал молча, не отрывая от Мэри спокойного взгляда своих умных глаз. Она рассказала ему подробно, что произошло после того, как Карл вышел из тени кипариса, и вплоть до того ужасного мгновения, когда ее заставил вскочить с кровати звук выстрела. О некоторых вещах вспоминать было мучительно трудно, однако эти серьезные серые глаза, неотрывно на нее смотревшие, создавали у нее впечатление, что, если она о чем-то умолчит, Роули сразу же догадается об этом. Рассказывая свою историю во всей ее неприглядности, Мэри почувствовала, что сбрасывает с плеч тяжкое бремя. Когда она кончила, он откинулся назад в кресле и, казалось, сосредоточился на равномерном испускании изо рта колец сигаретного дыма.
— Кажется, я могу сказать вам, почему он покончил с собой, — заговорил наконец Роули. — Он ведь изгнанник и бродяга, голодный, нищий. Для чего было ему жить? А затем вдруг появляетесь вы. Думаю, ему не доводилось встречать более красивой женщины. Вы дарите ему то, о чем он не мог мечтать даже во сне. Для него весь мир стал другим — он ведь решил, что вы в него влюбились. Откуда было ему знать, что вовсе не любовь заставила вас открыть ему свои объятия? И вот вы говорите ему, что с вашей стороны это всего лишь жалость. Дорогая Мэри, мужчины ведь тщеславны, особенно молодые. Неужели вы об этом не догадывались? Вы подвергли этого человека невыносимому унижению. Ничего удивительного, что он чуть вас не убил. Вы вознесли его до небес, а затем швырнули в грязь. Он оказался в положении узника, перед которым открыли двери темницы, но только он собрался выйти на свободу, как двери эти захлопнули прямо перед его носом. Разве всего этого не достаточно, чтобы он решил: жить дальше не стоит?
— Если дело обстоит именно так, я никогда себе этого не прощу.
— Так-то оно так, но и это еще не все. Понимаете, пережитые невзгоды сделали его человеком неуравновешенным, а может быть, даже расстроили его психику. Не исключено, что были и еще какие-то причины. Видимо, дело было в том, что вы подарили ему мгновения такого неземного блаженства, что он решил: никогда больше не будет в его жизни лучших минут, так что с него довольно. Понимаете, большинству людей случается изведать мгновения столь безграничного счастья, что они говорят себе: «Господи! Пусть жизнь моя окончится сейчас!» Ну так вот, он, должно быть, испытал подобное чувство — и потому умер.
Мэри в изумлении смотрела на своего собеседника. Неужели это сказал он, беспечный, праздный, насмешливый искатель приключений? Таким она его не знала.
— Почему вы говорите мне это?
— Ну, в какой-то степени потому, что не хочу, чтобы вы принимали все это близко к сердцу. Теперь ведь уже ничего не поправишь. Остается лишь обо всем забыть, и, может быть, то, что я вам сейчас сказал, поможет вам сделать это без излишних терзаний. — На лице его появилась так хорошо знакомая ей ироническая улыбка. — Отчасти же я сказал это потому, что уже немало выпил и в голову лезет не то, что надо.
Ничего не ответив, Мэри вручила ему полученную от Эдгара телеграмму. Роули прочел ее.
