Прошло две минуты, и затем Глэндон весь преобразился. Каждым мускулом, каждой черточкой лица он предупреждал, что решительный момент наступил. Это была игра, и он прекрасно сыграл ее. Казалось, он весь превратился в сталь — твердую, безжалостную сталь. Это превращение оказало свое действие на Кэннема, и он удвоил осторожность. Глэндон быстро загнал его в угол и задержал его там. Он все еще не наносил ударов и не пытался их наносить; недоумение и ожидание начинали угнетать Кэннема. Он тщетно старался выбраться из угла, но не мог никак решиться броситься на противника, пытаясь выиграть у него передышку.
Теперь оно началось! — быстрая смена простых финт — как бы мускульных вспышек. Кэннем был ослеплен. Ослеплена была и публика. В зале не нашлось бы и двух зрителей, которые впоследствии могли столковаться о том, что, собственно, произошло. Кэннем уклонился от одной финты и в тот же момент поднял руку, защищавшую лицо, чтобы принять ею финту, направленную в челюсть. Одновременно он попытался переменить и положение ног. Сидевшие у самой арены клялись, что своими глазами видели, как Глэндон направил свой удар от правого бедра и, словно тигр, бросился на противника, чтобы усилить удар всем весом своего тела. Как бы там ни было, удар пришелся Кэннему по подбородку в тот момент, когда он менял свою позицию. Подобно Хэнфорду, он потерял сознание, взлетел на воздух, ударился о канат и через него свалился на головы репортеров.
О том, что произошло в «Арене у Золотых Ворот» после, газетные статьи дать своим читателям не могли и приблизительного представления. Полиции пришлось очистить арену, но она была не в состоянии спасти зал. Это не было похоже на бунт. Это была какая-то оргия. Ни одно сиденье не уцелело. По всей огромной зале зрители соединенными усилиями выворачивали балки и столбы, переворачивая все вверх дном. Призовым боксерам пришлось искать защиты у полиции, но полиции было недостаточно для того, чтобы в безопасности вывести их за пределы здания, и боксерам, импресарио и распорядителям пришлось немало пострадать в толпе. Пощадили лишь одного Джима Хэнфорда. Его чудовищно вспухшая челюсть заслужила ему эту милость. Выгнанная в конце концов на улицу, толпа набросилась на новенький, стоивший семь тысяч долларов, автомобиль, принадлежащий известному организатору призовых состязаний, и разнесла его в щепки, превратив все металлические части в железный лом.
Глэндон, ввиду разгрома уборных, не мог переодеться, и ему пришлось добираться до автомобиля в костюме боксера, завернувшись поверх в купальный халат. Но ему не удалось ускользнуть незаметно. Толпа была так велика, что автомобиль не мог тронуться с места. Полиция была слишком занята, чтобы его выручать, но наконец ему удалось достигнуть соглашения: автомобиль мог двинуться шагом, сопровождаемый пятью тысячами ликующих безумцев.
Пробило полночь, когда этот ураган прошелся по Юнион-Сквэр и по улице, где остановился Глэндон. Снова послышались требования речи, и, добравшись до самой двери отеля, Глэндон все же не мог спастись от толпы, добродушно преграждавшей ему путь. Он попытался перескочить через головы своих восторженных поклонников, но его ногам никак не удавалось коснуться мостовой. По головам и плечам, поддерживаемый всеми руками, какие только могли до него дотянуться, он вернулся обратно к автомобилю. Оттуда он и произнес свою последнюю речь, а Мод Глэндон, глядя из верхнего окна на юного геркулеса, возвышавшегося над толпой, знала одно: как всегда, он говорил правду, повторяя, что матч этот будет последним матчем и что после него он покидает арену навсегда.
Ложный выпад.
Удар сжатым кулаком.
Случайный, счастливый удар.
Лонгфелло (1807–1882) — знаменитый американский поэт, перенесший английский идиллический романтизм на американскую почву. Его созерцательная поэзия — одна из форм «ухода от жизни» мелкобуржуазной американской интеллигенции 30—40-х годов (в переломный момент начала развития промышленного капитала).
Старт — момент начала состязания; финиш — последняя, решающая часть спортивного состязания.
Американский миллиардер.
