но едва взял перо в руки... Странно, очень странно! С того момента, как я воспроизвел на бумаге разговор Бартлета Грина и Джона Ди, прошло не более
получаса. Но то ли я не совсем точно и достоверно помню некоторые мои чувственные восприятия за этот короткий промежуток времени, то ли они все равно что галлюцинации, тени пережитых событий, легко и эфемерно скользящие между пальцев моего полусонного сознания... Так или иначе, внезапно в мой кабинет проник «запах пантеры»; точнее: мои органы обоняния зафиксировали неопределенный запах хищного зверя—в моей памяти всплыл образ цирковой арены с клетками, и там, за частыми прутьями решетки, от которых рябило в глазах, беспокойно и сосредоточенно расхаживали из угла в угол огромные черные кошки.
Я вздрогнул. В дверь моего кабинета настойчиво постучали.
И не успел я пробурчать свое, скажем прямо, не очень любезное «Войдите» — о моем отношении к неожиданным визитам я уже упоминал, — как дверь резко распахнулась настежь. Мелькнуло растерянное, смущенное лицо старой, хорошо вышколенной мною экономки, но тут же, проскользнув мимо нее, в кабинет упругим, энергичным шагом ворвалась высокая, стройная дама в темном искрящемся платье.
Но что это я — ворвалась?! Сказать такое о даме, особе явно аристократичной, непоколебимо уверенной в силе своих чар! Тем не менее, несмотря на несколько излишнюю, свойственную романтизму экспрессию, именно этот глагол наиболее точно передает первое, непосредственное впечатление от этой совершенно незнакомой мне женщины. Словно что-то отыскивая, ее прекрасная точеная головка на тонкой гибкой шее тянулась вперед. В стремительном порыве дама чуть было не проскочила мимо меня; подобно слепым, которые умеют читать кончиками пальцев, она, словно в поисках опоры, вытянув вперед руку, нервно ощупывала край письменного стола. Но вот ее пальцы замерли, и все тело незнакомки сразу как-то расслабилось, успокоенно опершись, словно приклеившись, ладонью о стол.
Совсем рядом стоял тульский ларец.
С неподражаемой, врожденной естественностью, научиться которой невозможно, она двумя-тремя шутливыми фразами — славянский акцент прозвучал в них довольно отчетливо — сняла несколько необычное, я бы даже сказал, шокирующее напряжение ситуации и тут же пустила мои беспорядочно растекшиеся мысли по интересующему ее руслу:
— Сударь, буду краткой — у меня к вам просьба. Могу ли я рассчитывать на вашу любезность?
Воспитанный человек на подобный вопрос красивой благородной дамы, которая, несмотря на свою природную гордость,
снисходит до какой-то смехотворной просьбы, может дать лишь один-единственный ответ: «К вашим услугам, сударыня, если только в моих силах помочь вам».
Разумеется, нечто в этом роде я бы и ответил, так как быстрый, необычайно нежный взгляд уже коснулся меня — как бы случайно, невзначай — и скользнул мимо. Но незнакомка меня опередила, и легкая, располагающая улыбка коснулась ее губ:
— Благодарю вас. Не беспокойтесь, ничего особенного в моей просьбе нет, она очень проста. Все дело — исключительно—в вашем — искреннем — желании. — Дама сделала много значительную паузу.
Я поспешно вступил:
— В таком случае, если вы соблаговолите сообщить... Тотчас, уловив неуверенность в моем голосе, она вновь опередила меня:
— Ах, но ведь моя визитная карточка лежит на вашем письменном столе еще с... — И снова любезная ускользающая улыбка.
Немало удивленный, я посмотрел в направлении ее руки (отнюдь не тощая птичья лапка — гибкая, сильная и в то же время хрупкая, великолепно сформированная кисть) и в самом деле увидел по соседству с русским ларцом какой-то белый прямоугольник. Вот только каким образом он там оказался? Я недоуменно разглядывал глянцевую карточку с причудливой княжеской короной, на карточке значилось:
Асайя Шотокалунгина
Да, да, что-то припоминаю: на Кавказе, юго-восточнее Черного моря, еще сохранились, не то под русским, не то под турецким покровительством, остатки черкесских племен, старейшины которых обладают правом на княжеский титул.
Лицо княгини с характерными восточно-арийскими чертами было той ни с чем не сравнимой строгой чеканки, которая напоминает одновременно греческие и персидские идеалы женской красоты.
Итак, я еще раз вежливо поклонился моей гостье, которая уютно устроилась в кресле рядом с письменным столом; время от времени ее тонкие пальцы рассеянно касались тульского ларца. При мысли, что эта изящная ручка может ненароком сместить ковчежец и нарушить его меридиональную ориентацию, мне вдруг стало не по себе.
— Ваша просьба, княгиня, для меня закон.
После этих слов дама слегка приподнялась, подалась всей
своей гибкой фигурой вперед, и вновь отсвечивающий золотыми искрами, неописуемо нежный, электризующий взгляд как бы ненароком задел меня.
— Дело в том, что Сергей Липотин мой давний знакомый. В свое время он приводил в порядок коллекцию моего отца в Екатеринодаре. Любовь к старинным, редкой работы предметам пробудил во мне тоже он. Я коллекционировала кружева, ткани, изделия различных кузнечных ремесел, и особенно — оружие. Но оружие совершенно определенное, которое у нас, позволю себе утверждать, ценится как нигде. Среди прочего в моем собрании раритетов...
Ее мягкий воркующий голос, с каким-то странным, чуждым музыкальному строю немецкого языка акцентом, постоянно запинался, рождая во мне ритмическое ощущение набегающих волн — они все катились и катились по жилам, увлекая за собой мою кровь, и вот едва уловимое эхо далекого прибоя коснулось наконец моего слуха.
То, что она говорила, было мне совершенно безразлично, по крайней мере вначале, но ритм ее речи завораживал... Впоследствии я понял: этот тонкий, неуловимый наркоз — мне кажется, я чувствую его до сих пор, — он один повинен в том, что многие слова, жесты и даже мысли, которыми мы обменялись во время нашего разговора, как будто приснились мне.
Внезапно княгиня прервала описание своей коллекции и перешла прямо к делу:
— Меня к вам направил Липотин. От него мне стало известно, что вы обладаете одной... одной очень ценной, очень редкой, очень... древней вещью — копьем, я хотела сказать, наконечником копья уникальной работы, с инкрустацией драгоценными камнями. Как видите, Липотин информировал меня точно. Скорее всего, благодаря его посредничеству вы и приобрели этот уникальный предмет. Как бы то ни было, — она от вела жестом готовый слететь с моих губ недоуменный вопрос, — как бы то ни было, а я хочу обладать этим наконечником. Вы мне его уступите? Я прошу вас! Пожалуйста!
Последние фразы этой странной, сумбурной речи, словно выйдя из-под контроля, бежали наперегонки, обгоняя друг друга. Княгиня сидела подавшись всем телом вперед — словно изготовилась к прыжку, невольно подумал я и внутренне усмехнулся, изумившись той поразительной алчности коллекционеров, с которой, завидев или только почуяв вожделенную добычу,