П о л ь
Ах! Я хотел бы достичь этой славы лишь для того, чтобы осенить ею Виргинию и сделать ее дорогой всему миру. Но вы, знающий так много, скажите мне: поженимся ли мы когда-нибудь с нею? Я хотел бы быть мудрым хотя бы для того, чтобы знать будущее.
С т а р и к
Кто захотел бы жить, сын мой, если бы знал свое будущее? Уже одно предчувствие несчастия причиняет нам столько тщетных тревог! Знание неминуемого несчастия отравило бы нам все предшествующие ему дни. Не следует даже особенно углубляться в то, что нас окружает, и небо, даровавшее нам мышление, дабы заботиться о нуждах наших, даровало эти нужды нам для того, чтобы положить предел нашему размышлению.
П о л ь
Деньгами, говорите вы, в Европе приобретаются почести и отличия. Я отправлюсь в Бенгалию, чтобы разбогатеть, и женюсь на Виргинии в Париже. Я уеду.
С т а р и к
Как! Вы покинете и свою, и ее мать?
П о л ь
Вы сами дали мне совет уехать в Индию.
С т а р и к
Виргиния была тогда здесь. Но теперь вы — единственная опора и своей и ее матери.
П о л ь
Виргиния поможет им через свою богатую родственницу.
С т а р и к
Богатые оказывают помощь лишь тем, кто приносит им почет в свете. У них есть родственники гораздо более достойные сожаления, чем госпожа де-ла-Тур; они, за отсутствием помощи, жертвуют своей свободой, чтобы иметь кусок хлеба, и проводят жизнь свою взаперти, в монастырях.
П о л ь
Что за ужасная страна Европа! О, необходимо, чтобы Виргиния вернулась сюда. К чему ей богатая родственница? Она была так счастлива под крышами наших хижин, так красива и так нарядна в красном платке, с цветами вокруг головы! Вернись, Виргиния! Покинь свои палаты и роскошь! Вернись в эти скалы, под тень этих лесов и наших кокосов! Увы! Ты, может быть, несчастна теперь! — И он заплакал. — Отец мой, не скрывайте от меня ничего; если вы не можете сказать мне, женюсь ли я на Виргинии, то, по крайней мере, скажите мне: любит ли она меня еще, окруженная всеми этими знатными господами, говорящими с самим королем и посещающими ее?
С т а р и к
О друг мой! Я уверен, по многим признакам, что она любит вас, в особенности же потому, что она добродетельна. — Тут он бросился мне на шею, не помня себя от радости.
П о л ь
Считаете ли вы европейских женщин настолько лживыми, как это изображено в комедиях и в книгах, которые вы мне давали?
С т а р и к
Женщины лживы в тех странах, где мужчины жестоки. Повсюду насилие порождает хитрость.
П о л ь
Как можно быть жестоким к женщинам?
С т а р и к
Выдавая их замуж без их согласия: молодую девушку — за старика, чувствительную женщину — за равнодушного человека.
П о л ь
Почему же не соединять браком тех, кто подходит друг к другу: молодого — с молодой, возлюбленного — с возлюбленной?
С т а р и к
Потому что во Франции большинство молодых людей недостаточно богаты, чтобы жениться, и наживают богатства лишь к старости. В молодости они соблазняют жен своих приятелей, а в старости не могут сохранить привязанности собственных жен. В молодости они обманывали, а в старости, в свою очередь, делаются жертвами обмана сами. Это — одно из проявлений всеобщей справедливости, которая правит миром; всякое излишество уравновешивается другим излишеством. Таким образом, большинство европейцев живет среди этого двойного беспорядка, и этот беспорядок растет в обществе по мере того, как богатства сосредоточиваются в руках все более и более ограниченного числа людей.
Государство подобно саду, где маленькие деревца не могут расти, если есть слишком большие деревья, покрывающие их тенью; но есть и разница: для красоты сада достаточно бывает несколько больших дерев, благоденствие же государства зависит всегда от многочисленности и равенства подданных, а не от большого числа богатых.
П о л ь
Почему нужно быть богатым, чтобы жениться?
С т а р и к
Дабы проводить дни в довольстве, ничего не делая.
П о л ь
Отчего же не работать? Ведь я много работаю.
С т а р и к
Потому что в Европе физический труд приносит бесчестие. Его называют механическим трудом. Земледельческий труд наиболее презирается там. Ремесленника гораздо более уважают, чем крестьянина.
П о л ь
Как?! Труд, который кормит людей, презираем в Европе? Я не понимаю вас.
С т а р и к
О! Невозможно человеку, выросшему на лоне природы, понять извращенности общества. Можно составить себе точное представление о порядке, но о беспорядке нельзя. Красота, добродетель, счастье имеют определенные пропорции; безобразие, порок, несчастье — никаких.
П о л ь
Богатые люди, верно, очень счастливы. Они не встречают ни в чем препятствий; они могут осыпать наслаждениями любимое существо.
С т а р и к
Большею частью они пресыщены всеми удовольствиями уже потому, что это дается им без всякого труда. Не испытали ли вы, что радость отдыха покупается усталостью, удовольствие еды — голодом, а питья — жаждой? Также и радость любить и быть любимым приобретается лишь множеством жертв и лишений. Богатства отнимают у богачей все эти удовольствия, предупреждая их желания. Прибавьте к скуке, происходящей от пресыщенности, гордость, которую рождает в них избыток и которую уязвляет малейшее лишение, даже тогда, когда самые большие наслаждения не прельщают ее более. Запах тысячи роз нравится лишь мгновение, но боль, которую причиняет укол: одного из шипов, длится долго после укола. Одно несчастие среди множества удовольствий для богатых — шип среди цветов. Для бедных, напротив, — одно удовольствие среди множества бед — цветок среди шипов: они наслаждаются им во всей полноте. Всякое явление усиливается противоположным. Природа все взвесила. Какое состояние кажется вам вообще предпочтительным: не иметь почти ничего, чего можно было бы желать, и всего бояться, — или же ничего не бояться и всего желать? Первое — удел богатых, второе — бедных. Но обе эти крайности одинаково трудно переносить людям, счастие которых заключается в умеренности и добродетели.
П о л ь
Что называете вы добродетелью?
С т а р и к
Сын мой! Вам, содержащему родителей своим трудом, не надо объяснять это. Добродетель — усилие, сделанное над самим собою ради блага ближнего, с намерением угодить лишь богу.
П о л ь
О, как добродетельна Виргиния! Лишь из добродетели она согласилась стать богатой, — для того, чтобы делать добро. Лишь из добродетели уехала она с этого острова, — и добродетель вернет ее сюда.
Мысль о скором ее возвращении воспламенила воображение молодого человека, — все тревоги его исчезли. Виргиния ничего не пишет, — значит, она скоро приедет. При попутном ветре надо так мало времени, чтобы приехать из Европы. Он перечислял корабли, которые совершили этот переезд, в четыре тысячи миль, менее чем за три месяца. Корабль, на котором она едет, употребит на это не более двух месяцев. Судостроители теперь — такие ученые, а моряки — такие ловкие. Он говорил о разных приготовлениях, которые сделает для ее встречи, о новом жилище, которое выстроит, об удовольствиях и неожиданностях, которые будет доставлять ей ежедневно, когда она станет его женой. Его женой!.. Эта мысль приводила его в восторг. «По крайней мере, отец мой, — говорил он мне, — вы будете делать тогда только то, что приносит вам удовольствие. Так как Виргиния богата, у нас будет много негров, которые будут работать на нас. Вы постоянно будете с нами, не имея иной заботы, как лишь веселиться и радоваться». И он спешил, вне себя от радости, поделиться с семьей счастием, которое опьяняло его.
Жестокие опасения быстро следуют за большими надеждами. Сильные страсти повергают душу в противоположные крайности. Часто на другой же день Поль приходил: ко мне удрученный печалью. Он говорил мне: «Виргиния не пишет. Если бы она выехала из Европы, она дала бы мне знать об отъезде. Ах, слухи, ходившие о ней, слишком основательны! Тетка выдала ее замуж за знатного господина. Любовь к богатству погубила ее, как многих других. В книгах, которые хорошо изображают женщин, добродетель служит лишь темой для романа. Если бы Виргиния была добродетельна, она не покинула бы своей матери и меня. В то время как я провожу жизнь в думах о ней, она забывает меня. Я тоскую, а она веселится. Ах, эта мысль приводит меня в отчаяние! Всякая работа противна мне, всякое общество мне скучно. Дай бог, чтобы в Индии объявили войну: я поеду туда умирать».
