27 марта черновая рукопись была закончена. В рукописи еще отсутствуют сцены Николая I с Н. Н. Пушкиной и Жуковским, намеченные в набросках, гораздо короче картина «У Салтыкова», в последней картине — «Станция» — нет персонажа — А. Тургенева, появившегося в окончательной редакции. Между тем некоторые важнейшие образы пьесы очерчены в черновой рукописи гораздо ярче. Прежде всего это Александра Гончарова, Жуковский и Дантес. Значительнее была и роль литераторов — Кукольника и Бенедиктова, которые появлялись в начале сцены на Мойке, и Воронцовых-Дашковых, оказавшихся в момент дуэли на Черной речке (ГБЛ. Ф. 562. К. 13. Ед. хр. 5).
Начиная рукопись пьесы, Булгаков написал сбоку: «На необработанном языке», а в специальном разделе первой черновой тетради собирал характерные выражения николаевского времени. В тексте пьесы современный язык и построение фраз сказались прежде всего в сцене «III-е Отделение». Монолог Николая I после чтения пушкинского стихотворения звучит так: «Этот человек способен на все, исключая добра. Господи вседержитель! Ты научи, как милостивым быть! Старый болван Жуковский! Вчера пристал ко мне, сравнивал его с Карамзиным!» После чтения письма Геккерену император высказывается еще определеннее: «О, головорез!»
Современная лексика в речах костюмированных персонажей, рубленые фразы, просторечный стиль, в котором разговаривают с подчиненными и Николай I, и Дубельт, придает сценам в III Отделении неистребимый налет современности. В окончательном тексте речь императора звучит более сдержанно и плавно. Исчезает и чрезвычайно характерный диалог двух жандармов после его ухода:
«Бенкендорф. Много в столице таких, которых вышвырнуть бы надо.
Дубельт. Найдется!»
Эта краткая сцена явно была навеяна Булгакову обстоятельствами 30-х годов, когда население обеих столиц заметно поредело.
Любопытно, как воспринимали сцену в III Отделении современники Булгакова, среди которых явно были и «Битковы», и «Богомазовы». «Невероятно понравилась пьеса, — записывает Е. С. Булгакова после одного из чтений в мае 1935 года. — <...> Жуховицкий говорил много о высоком мастерстве Миши, но вид у него был убитый: «Это что же такое, значит, все понимают?!» Когда Миша читал 4-ю сцену, температура в комнате заметно понизилась, многие замерли» (цит. по кн.: Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988. С. 420).
18 мая 1935 года Булгаков читал у себя дома пьесу о Пушкине в присутствии В. В. Вересаева, его жены М. Г. Вересаевой и актеров вахтанговского театра: Л. П. Русланова, И. М. Рапопорта, Б. В. Захавы и А. О. Горюнова. С этого первого публичного чтения «Александра Пушкина» начался самый острый период разногласий между соавторами, которые с этих пор объяснялись друг с другом в письмах и, таким образом, оставили чрезвычайно любопытные свидетельства совместной работы. Как известно, В. В. Вересаева и М. А. Булгакова связывала глубокая симпатия и подлинная дружба, доказанная в самые черные дни. Именно поэтому история их несостоявшегося соавторства столь ярко выявляет разницу их художественных позиций и своеобразие художественного метода Булгакова.
«...Вы не сочли нужным изменить даже то, о чем мы с вами договорились совершенно определенно, — писал Вересаев Булгакову на следующий день. — <...> Я до сих пор минимально вмешивался в Вашу работу, понимая, что всякая критика в процессе работы сильно подсекает творческий подъем. Однако это вовсе не значит, что я готов довольствоваться ролью смиренного поставщика материала <...> Образ Дантеса нахожу в корне неверным и, как пушкинист, никак не могу принять на себя ответственность за него. Крепкий, жизнерадостный, самовлюбленный наглец, великолепно чувствовавший себя в Петербурге, у Вас хнычет, страдает припадками сплина <...> Если уж необходима угроза Дантеса подойти к двери кабинета Пушкина, то я бы уж считал более приемлемым, чтобы это сопровождалось словами: «Я его убью, чтобы освободить вас!» И много имею еще очень существенных возражений» (Булгаков М. Письма. С. 334–335).
В ответном письме 20 мая Булгаков возражает, что «всякий раз шел на то, чтобы делать поправки в черновиках при первом же возражении с Вашей стороны, не считаясь с тем, касается ли дело чисто исторической части или драматургической... Я ввожу в первой картине ростовщицу. Вы утверждаете, что ростовщица нехороша и нужен ростовщик. Я немедленно меняю. Что лучше с моей точки зрения? Лучше ростовщица. Но я уступаю».
О Дантесе Булгаков пишет: «Он нигде не хнычет. У меня эта фигура гораздо более зловещая, нежели та, которую предлагаете Вы».
Исправления и пометы в черновой рукописи Булгакова соответствуют требованиям Вересаева изменить ту или иную сцену. Так, ростовщица Ольга Аполлоновна Клюшкина, урожденная дворянка Сновидова, превращена в реальное историческое лицо — ростовщика Шишкина. Сделаны и некоторые другие исправления. С февраля 1935 года Вересаев начинает писать собственные варианты сцен: пространную любовную сцену Дантеса и Пушкиной и диалог Долгорукова и Богомазова на балу, разговор двух придворных о том, как с помощью своих дочерей и жен, пользующихся благосклонностью императора, ловкие люди делают карьеру при дворе, в число их собеседники, смеясь, включали и «сочинителя» Пушкина. В сцене «У Геккеренов», написанной Вересаевым, голландский посланник появляется в облике жадного спекулянта, торгующего тканями. Наконец, была написана сцена смерти Пушкина, в которой появлялся сам поэт, произносящий реплики из воспоминаний Даля. Булгаков, делая некоторые исправления в собственном тексте по совету Вересаева, отказывался включать написанные им сцены в пьесу, мотивируя свой отказ их несценичностью.
29 мая 1935 года была сделана первая полная перепечатка «Александра Пушкина». Это самый обширный по размерам текст пьесы. В нем расширены сцены «У Салтыкова» и «Бал у Воронцовых», среди персонажей появляется в последней сцене А. Тургенев. Первая картина после ухода Дантеса и Наталии Николаевны заканчивается ремаркой: «Через некоторое время ручка в дверях кабинета поворачивается, возникает полоска света, дверь приоткрывается, полоска света расширяется. Потом тьма...» Впоследствии Булгаков эту сцену исключил.
Во втором действии совершенно отчетливо выявлена связь Долгорукого с III Отделением — он специально дает переписывать ходящие по рукам стихи Пушкина Богомазову, несомненно зная о его службе, именно он приносит Богомазову и эпиграмму «В России нет закона, а столб, и на столбе — корона». На балу на вопрос Богомазова «Вы послали ему пасквиль?..» Долгоруков отвечает: «Я. Будет он помнить свои эпиграммы!» Однако под давлением своего соавтора Булгаков вычеркнул эту реплику и заменил ее другой: «Откуда я знаю? Почему вы задаете мне этот вопрос?» (ИРЛИ. Ф. 369. № 218).
2 июня Булгаков читал первую законченную редакцию пьесы труппе Театра им. Евг. Вахтангова. Чтение прошло с огромным успехом. 6 июня Вересаев отправил Булгакову письмо, в котором предлагал снять свое имя.
Одним из основных пунктов несогласия авторов была фигура Дантеса. В воспоминаниях Л. Е. Белозерской есть характерный
