— Вас рядом не было.
— Вы же знали, что я вернусь. Вы должны были сказать себе: «Он вернется, когда в полях забелеют маргаритки». По вашему невеселому виду я могу заключить, что бриллиантов там не было?
— Только опилки. И, как на грех, когда я заглядывала внутрь, вошла миссис Корк.
— О ужас! У вас было наготове объяснение?
— Я сказала, что проверяла, не завелась ли там моль.
— Я бы выкрутился лучше.
— Не выкрутились бы.
— Выкрутился.
— А что бы вы сказали?
— Сказал бы… сказал бы с легким смешком: «Ах, миссис Корк…»
— Давайте, давайте.
— Ах, миссис Корк… Нет, — добавил Джеф, помолчав, — не уверен, что я бы нашелся. Она приняла ваше объяснение?
— Вроде да. Но я не могу избавиться от чувства, что она подумала, будто меня покусал дядя Джордж, заразив своей формой безумия. Удивляюсь, что она сразу меня не уволила. Неприятно, когда и секретарь, и дворецкий разом теряют рассудок.
— По-моему, это совершенные пустяки в таком месте, где у половины голова не в порядке. Случайный прохожий, увидев, как эта публика исполняет африканские танцы, бросился бы к телефону и потребовал немедленно прислать ближайшего психиатра. Вы заметили этого долговязого, в пенсне, с вихляющимися ногами?
— Мистера Шепперсона? Да. А миссис Барлоу?
— Это которая?
— Крупная, с подбородками.
— Понял, о ком вы. Какая жемчужина! Какой алмаз! Какой денек на берегу моря! Да, много веселого и поучительного, не говоря уже о грустном и страшном, можно извлечь из наблюдений за нашим любительским бедламом. Я горюю лишь о том, что дворецкий не принимает участия в хороводах. Как бы его ножищи мяли траву Эллады!
— Давайте-давайте. Смейтесь над дядиными ногами.
— Спасибо, с удовольствием. Давайте посмеемся вместе. Старый болван, подверг вас такому испытанию!
— Вы убеждены, что знаете меня настолько близко, чтобы называть моего дядю старым болваном?
— Мне кажется, я знаю вас всю жизнь. Да вы и сами, разобравшись, поймете, что мы, того не замечая, женаты уже сто лет.
Слово «женаты» подействовало на Энн отрезвляюще. Она на время выкинула из головы слова дяди Джорджа, что этот молодой человек от нее без ума, и с удовольствием отвечала на его болтовню. В последнее время ей редко выпадали такие милые, легкие разговоры. Мужская часть обитателей Шипли-холла были люди серьезные, вдумчивые, не склонные размениваться на пустой треп, а Лайонел, хоть и походил на греческого бога, в словах был не силен.
Теперь она поняла, что напрасно убрала барьеры между собой и Джефом. Строгие судьи прошедшей эпохи сказали бы, что она его «поощряет» и даже «подает безосновательные надежды». Девушка мягкосердечная, не желающая никому причинять боль, Энн глубоко раскаивалась в своей неосмотрительности.
Она легонько поежилась.
— Замерзли? — спросил Джеф, как Энн и рассчитывала.
— Немножко.
— Идемте в дом. Я точно так же могу говорить под крышей. Некоторые сказали бы, что даже лучше.
Они пошли к саду. Над стеной, отделяющей их от лужайки, виднелись голова и плечи миссис Моллой. Казалось, она перебирает плети вьющегося растения, высаженного в каменный, античных пропорций, вазон. Джефу пришло в голову, что сейчас самое время сделать завуалированный намек.
— Там миссис Моллой.
— Да.
— Не смотрите в ее сторону, — предупредил Джеф. — Что вы о ней думаете?
— Приятная дама.
— Вы не замечали в ней ничего зловещего?
— Нет. А вы?
— Замечал.
— Наверное, сыщикам везде мерещится что-то зловещее.
— Натренированная интуиция позволяет заглянуть в самую суть человека. От ребят с увеличительным стеклом много не скроешь. За этими Моллоями надо приглядывать в оба. Они могут оказаться жуликами.
— Так считает мистер Трампер.
— Вот как? Проницательный тип.
— Вчера он пришел ко мне и просил употребить мое влияние на миссис Корк, чтобы та не покупала у мистера Моллоя нефтяные акции. Увы, у меня нет никакого влияния. Однако продолжайте. Не понимаю, как они могут повредить нам, даже будь они первые жулики в стране.
— А бриллианты?
— Что бриллианты?
— Положим, они найдут бриллианты.
— Они же о них не знают.
— Могут узнать. Миссис Моллой постоянно торчит у вашего дяди. Что, если он проговорится?
— Не проговорится.
— А вдруг?
— Он не сумасшедший.
— Кто вам сказал?
Энн показалось, что пришло время одернуть собеседника. Он ей нравился. Она не помнила, чтобы кто-нибудь нравился ей так сильно после столь недолгого знакомства. Однако Энн чувствовала, что пора его приструнить. Она прошла несколько шагов, остановилась, холодно взглянула на Джефа и открыла рот.
В тот же самый миг античный вазон откололся от стены и упал на дорожку в полушаге от них. Энн вскрикнула.
Джеф горько корил себя. Он не должен был и на сто футов приближаться к миссис Моллой и античному вазону, опаснейшему сочетанию на земле, тем более
— вместе с Энн Бенедик. Он бы встревожился, если бы на ее головку упал розовый лепесток, а тут — античный вазон. Все поплыло перед его глазами, он сам не понимал, что делает.
Из тумана донесся сердитый голос.
— Будьте любезны, отпустите меня.
Джеф понял, что произошло: в страхе за Энн он прижал ее к сердцу. И вновь на него накатило сильнейшее желание присоединиться к грубой аффенхемовской школе. Чувствуя рядом с собой ее стройное тело он утолял глубинный голод души.
Впрочем, подумавши, Джеф решил, что пережимать не стоит — по крайней мере, сейчас. Что-то в манере Энн подсказывало ему, что он поторопился, и любые дальнейшие действия вызовут нежелательный результат. Он оторвал ее от земли, но не от реальности.
— Ой, простите, — сказал он, выпуская ее из рук.
Энн из белой сделалась розовой.
— Спасибо.
Из калитки в стене торопливым шагом показалась миссис Моллой. Ее хорошенькое личико было встревожено.
— Не задело? — воскликнула она. — Я бы и за мильон долларов не согласилась, чтоб вас зашибло!
Ее милые извинения звучали на редкость естественно, однако Джеф смотрел на миссис Моллой, словно на гремучую змею, к которым никогда не питал особой привязанности.
— Я вроде как на нее оперлась, а она возьми и упади. Мне так жаль!
— Ничего, — отвечала Энн. — Просто я немного испугалась.
— Еще бы. Струхнули, небось, до полусмерти.
Энн легонько вскинула подбородок, недовольная, что ее назвали трусихой.
— Нет, нет. Я просто вздрогнула. Не беспокойтесь. А теперь мне пора. Миссис Корк ждет.
Она ускользнула, и миссис Моллой, повернувшись к Джефу, увидела его сведенное судорогой лицо.
— Ха! — сказал Джеф.
Долли рассмеялась. Смех ее, довольно музыкальный, Джефу не понравился.
— Стерва! — сказал он.
В голосе его явно звучала неприязнь, но миссис Моллой продолжала веселиться.
— Укладываешь вещички, малыш? — спросила она. — Советую поторопиться. Не все ж я буду промахиваться, когда-нибудь да попаду.
— Тьфу! — И Джеф, повернувшись на каблуках, пошел прочь. Он чувствовал, что выразился не вполне к месту, но не мог придумать ничего лучше. Увы, он был воспитан в правилах, согласно которым мужчина не может коснуться женщины иначе как с лаской, не то бы непременно двинул ей в глаз. В жизни каждого мужчины наступает момент, когда он хотел бы оказаться Джеймсом Кегни.
Долли вернулась на террасу. Когда она уходила, Мыльный дремал над детективным романом, но сейчас его шезлонг был пуст. Она обратилась к миссис Барлоу, женщине с подбородками, выполнявшей на лужайке дыхательные упражнения.
— Не видали моего мужа, миссис Барлоу?
— Мне кажется, миссис Моллой, его позвали к телефону.
В этот самый миг пропавший муж показался в стеклянной двери. На его благообразном лице читалось волнение. Он торопливо подошел к жене.
— Киска!
— В чем дело, пупсик?
Мистер Моллой бросил взгляд на миссис Барлоу. Она вернулась к дыхательным упражнениям, но даже у глубоких дыхателей есть уши. Мистер Моллой поманил жену в дальний конец веранды.
— Звонил Шимп.
— Чего ему надо? Решил снова поторговаться насчет условий?
Мистер Моллой мотнул подбородком. Он ответил не сразу. Всегда неприятно сообщать горькую весть.
— Нет, — отвечал он. — Боюсь, киска, я тебя огорчу. Он в местной гостинице и думает утром заявиться сюда.
Долли уставилась на мужа, не веря своим ушам. На лужайке миссис Барлоу начала исполнять африканский танец. В другое время она приковала бы к себе все взгляды, но сейчас ее па остались без внимания.
— Что?!
— Правда.
— Едет сюда?
— Завтра, как только встанет.
— А белобрысый тип?
Мистер Моллой помрачнел еще больше.
— Сдается, киска, на этот раз нам крупно неповезло. Белобрысый тип больше Шимпу не помеха. Вот ведь подлость: он написал Шимпу письмо. Оказывается, Шимп зря думал, будто тот на него зол. История долгая, я половины не понял, но, если верить Шимпу, этот тип кидался в него не булыжниками, а какими-то пирожками, которые не хотел оставлять на тарелке, чтобы не огорчать хозяйку. А по лестнице бежал, чтобы извиниться. Бред какой-то, но так уверяет Шимп.
