— Почему я должен не верить вам? В мире есть плохие люди.
— Плохие, говорите вы? Это дьяволы! И говорят они между собой на особом языке, так что хочется и смеяться, и плакать. Вот они затевают драку — не на жизнь, а на смерть. Через минуту уже смеются и обращают все в шутку. Затем новый взрыв — и все сначала. Театр, да и только! Когда в городе освободилось место раввина, тесть хотел, чтобы я его занял. Он — влиятельный человек в общине, все чиновники — его друзья. Но нужно было выдержать экзамен. Они потребовали, чтобы я учил русский. Мне эта идея не очень понравилась, хотя есть маленькие учебники Неймановича. Короче говоря, скоро я понял, что это не для меня. Тут они все взбесились. Жена стала меня бить, просто безжалостно избивать. Бросала в меня горшки, тарелки — все, что попадало под руку. Даже разорвала мой талес. Я пытался убежать, но она, подобно тому, как внезапно начинала издеваться надо мной, вдруг становилась нежной, ласковой:
— Что ты валяешь дурака? Шуток не понимаешь?
И вся семья смягчилась, я стал для них свой. Тесть даже хотел вовлечь меня в свое дело. Но не прошло и недели — тучи опять сгустились над моей головой. Она меня снова бьет, оскорбляет, а ее младшая сестра обзывает нехорошими словами, прыгает на меня, как дикий зверь. Что я сделал? Неизвестно. Легче получить ответ от волка. Кончилось тем, что мой дорогой папочка сказал:
— Это тесто никогда не взойдет!
Мы пригласили их к раввину, но они отказались прийти. Люди передали мне, что тесть нанял против меня хулиганов. Они могут, не дай Бог, и убить!.. Как рассказать вам все? Я так страдаю уже четыре года, каждый день чувствую себя, как грешник в аду. Не понимаю, почему еще живу. Самое здоровое сердце может не выдержать. Пятьдесят раз они соглашались на развод, когда же доходит до дела, все остается на своем месте. Даже раввин боится связываться с ними. Они не постесняются вырвать кусок из горла у любого. А если нападут на кого-нибудь, жизнь того становится горькой, как желчь. Это не просто негодяи — это сумасшедшие негодяи…
Папа вытер лоб платком.
— Слава Богу, вы смогли выбраться из их сетей.
— Да, но теперь нас хотят помирить.
— Помирить?! После всего этого? Какой же смысл?
— Ну, в конце концов, какой-то смысл есть…
— Но вы все время разъезжаете, откуда им известно, где вы?
— Я приезжаю к родителям на праздники.
— Ваш дом в том же городе?
— Поблизости…
— Но какой смысл? Господь сказал: «Нет мира с порочными…» Нельзя мириться с негодяями.
— Да, конечно. Но люди любят вмешиваться. Теперь она мне сообщает через посредников, что во всем виновата ее мать, теща.
Папа ничего не говорил. Замолчал и молодой человек. Сняв очки, он стал протирать стекла грязным платком. Потом наморщил лоб и спросил:
— Если… как-то… мы придем к согласию после всего… нужно ли снова заключать брак?
— Что?.. Зачем? Разрешение не отменяет брака.
— А пока я хочу собрать все подписи для освобождения…
И снова послышался его шепот — смесь пения с плачем…
Дверь отворилась, и вошла женщина в платке (редкое явление в Варшаве), желтолицая и с желтыми глазами, толстыми губами, широким носом. Грудь ее выступала, как балкон. Большой фартук прикрывал живот. На ногах у нее были бесформенные туфли. Во всем ее облике было что-то от простолюдинки. Она походила на служанку или бедную рыночную торговку. Женщины этой категории обычно спрашивали, дома ли раввин, и мама посылала их в соседнюю комнату. Но эта осталась стоять у двери и смотрела на маму умоляющим взглядом.
— Вы хотите справиться о чем-то интимном? — поинтересовалась мама, подойдя к ней.
— Дорогая ребецн, я сама не знаю, чего хочу. Я должна кому-то открыться, излить душу. Не могу я держать это в себе, оно меня душит. Да минует вас всякое зло, оно меня душит! Вот здесь, здесь…
Она указывала на горло. Рыдания как бы рвались из нее, лицо покраснело, по нему потекли слезы. Сидя на скамеечке в углу с книгой в руках, я сразу почувствовал, что услышу что-то необычное. Мама, судя по всему, забыла обо мне, а женщина не обратила на меня внимания.
— Дорогая ребецн, — начала она, всхлипывая, — я согрешила. Сердце мое разбито…
В глазах у нее были и слезы, и смех — так бывает, когда человек очень сильно плачет. Мама усадила ее на сундук, который служил у нас и скамьей.
— Если раскаиваешься искренне, Бог тебя прощает, — произнесла она с ученым видом.
Мама знала Писание не хуже отца. Была знакома с такими трудными книгами, как «Обязанности души», «Дорога праведных», и не в переводах, а в оригинале, на иврите. Она знала множество законов, могла цитировать изречения мудрецов и притчи. Ее слова звучали убедительно.
— Как я могу раскаяться, если этот человек еще жив? — спрашивала, продолжая всхлипывать, женщина. — Кто знает, не враг ли он евреев? Кто знает, не бьет ли он их? Чем помогут мне угрызения совести? Каждый раз, когда я вижу живодера или пьяницу, я боюсь, что это он. О ребецн, мое преступление так велико! Я потеряла сон, не могу сомкнуть глаз. И чем дальше, тем хуже. Лучше бы я не родилась…
Мама молчала, и я видел по ее лицу, что она понимает, в чем дело. Сам же я ничего не мог понять. Вскоре, однако, все разъяснилось.
Много лет назад эту женщину кто-то соблазнил. Она родила ребенка и подкинула его в корзине к воротам костела, а когда через несколько часов вернулась, корзины уже не было. Вероятно, младенца отнесли в приют. Бедная девушка, сирота, она боялась расспрашивать о нем, заставила себя все забыть. Позднее, выйдя замуж, она родила других детей, теперь у нее уже внуки. Всю жизнь она тяжело трудилась и почти забыла о происшедшем. Но с годами оно мучило ее все больше и больше. Она была матерью нееврея! Кто знает? Может быть, он вырос и стал городовым? Злым человеком, вторым Оманом? Возможно, она бабушка кучи неевреев? Горе ей и ее старости! Как может быть прощен такой грех? Сколько еще осталось ей жить? Как защитить себя на том свете? Пусть будет проклят день, когда она позволила себе совершить это зло! Ее жизнь превратилась в пытку. Нечистая, оскверненная, она не смела войти в синагогу. Как посмеет такая женщина молиться? Она достойна только презрения! Если бы Господь послал Ангела Смерти освободить ее…
Посетительница снова разразилась жалобами и стонами. Мама, бледная, со стиснутыми губами, пока не пыталась утешать ее, и это показало мне, насколько велик грех.
Наконец мама заговорила:
— Что вы можете сделать? Только молиться Всемогущему.
Через некоторое время она добавила:
— Наш праотец Авраам тоже породил неевреев, целые народы.
— Ребецн, как вы думаете, не следует ли мне попросить совета у раввина? — с надеждой спросила женщина.
— Чем он может вам помочь? — усомнилась мама. — Раздайте деньги бедным. Если у вас хватит сил, поститесь. Но не делайте больше, чем позволяет ваше здоровье.
— Ребецн, говорят, что подобные дети становятся пожарными и им не разрешают жениться, чтобы они всегда, если позовут, готовы были броситься в огонь.
— Что? В таком случае он по крайней мере не породит неевреев.
— Ребецн, ему сейчас должно быть примерно сорок лет. Мне сказали, если зажечь сорок свечей и прочесть тайное заклинание, он умрет.
Мама содрогнулась.
— Кто это вам сказал? Жизнь и смерть в руках Бога. И в конце концов, он не виноват. В чем его вина? Есть выражение в Талмуде для таких, как он: «дитя, взятое в плен». Он не виноват. Разве во времена проклятого Хмельницкого не крестили многих еврейских детей? Счет ведет Всевышний. Тот, кто сказал вам про свечи, не понимал, что говорит! Нельзя молить о смерти кого бы то ни было — если только не знаешь наверняка, что этот человек порочный и творит зло…
— Откуда мне знать? Я, да простит меня Бог, знаю только, что жизнь моя горькая и мрачная. Иду по улице и смотрю на людей. Сердце мое, должно быть, крепче железа, раз оно еще не разбилось. Иду с одной улицы на другую, и каждый нееврей, проходящий мимо, кажется мне моим сыном. Я хочу побежать за ним, спросить его, но боюсь. Примут меня за сумасшедшую. Как я действительно не сошла с ума, одному Богу известно. Ребецн, если бы кто-нибудь заглянул мне в сердце, он содрогнулся бы!
— Вы, я думаю, уже искупили свой грех.
— Что мне делать? Посоветуйте!
— Как это случилось? Где отец ребенка?
Женщина стала рассказывать более подробно. Деталей я уже не помню. Она была служанкой в богатом доме. Работник, который обещал жениться, соблазнил ее своими баснями, гладкими речами, а когда узнал, что она беременна, исчез. Разве для мужчины такое имеет значение? Она затем вышла замуж за вдовца. Тут женщина заговорила совсем тихо, почти шепотом. Мама слушала ее и кивала головой. Через некоторое время все-таки решили спросить совета у папы. Мама вошла в кабинет, чтобы подготовить его, объяснить, в чем дело. Вскоре до меня стали доноситься папины вздохи. Крохмальная улица не давала ему покоя своими постоянными тревогами и волнениями, невежеством.
