капитана Антонио Силвино. А почему бы мне за него не голосовать? Только потому, что он — кангасейро [18]и со своими людьми бьет богачей? Ведь заправилы Рибейры устраивают в его честь банкеты, лижут ему пятки.
Итальянец отмерял ленту для доны Синьи. Он боялся даже взглянуть на Жозе Амаро, так его испугали слова мастера. Имя Антонио Силвино внушало торговцу ужас. Как-то раз, когда он ехал по лесу Роло, его со всех сторон окружили люди из шайки Силвино. Кангасейро велели ему открыть чемоданы и отобрали все кольца из американского золота. Правда, ему заплатили, но он сильно перепугался. Капитан отозвал Итальянца в сторону и спросил, не встречал ли он по дороге полицейских. Это был белый человек, красивый, с черными усами. Он прикрикнул на торговца, грозя поколотить его, если тот не расскажет ему все, что знает о Маурисио. И теперь слова мастера произвели на Паскоала такое сильное впечатление, что он тут же принялся упаковывать свои чемоданы. Жена шорника расплатилась, и торговец совсем уже было собрался ехать, как вдруг на дороге появился старый негр Жозе Пассариньо; он, как всегда, был пьян.
— Добрый день, люди божьи. — И, обернувшись к мастеру, добавил: — Значит, мастер Зе, вы набиваете брюхо этому гринго [19]?
Итальянец рассвирепел:
— Заткнись, свинья.
— Свинья это твоя мать, сукин ты сын. — И пригрозил: — Смотри, за меня отомстит капитан Антонио Силвино. Недаром поговаривают, что ты выдаешь его людей полиции.
— Ах ты, негр паршивый!
— Смотри, как расхрабрился!
Итальянец схватил палку и хотел наброситься на старика.
— Сеньор Паскоал, что вы распетушились! Стоит ли обращать внимание на Пассариньо?
Навьюченная лошадь уже выходила на дорогу, когда мастер Жозе Амаро крикнул вслед торговцу:
— Если встретите капитана, передайте, что я голосую за него.
Жозе Пассариньо сел на землю. Глаза у него были красные, грязные лохмотья едва прикрывали тело, ноги распухли.
— Мастер Зе, дело в Пиларе разгорается. Сеу Виторино вчера ездил туда в сопровождении полицейского. Говорят, что судья собирается посадить Кинку Наполеона за решетку из-за того, что старику проломили голову. Ну и храбр этот сумасшедший старикан! У ворот тюрьмы он во всеуслышание заявил, что будет теперь защищаться кинжалом. Он носит его с собой и всем показывает.
Мастер Жозе Амаро работал молча. Пассариньо выговорился и заснул тут же под сенью питомбейры. Осел подошел к негру, понюхал его голову и пошел дальше. Время от времени на дороге появлялись люди и кланялись мастеру. Негр лежал на спине и храпел. Мухи облепили его лицо и расстеленную на земле кожу. Из дома послышался плач дочери, мастер позвал жену и спросил, в чем дело.
— Бог мой, и ты еще спрашиваешь! Ведь ты сам только что накричал на нее без всякой причины!
— Да что я, трогал ее? Ну скажи мне, жена, трогал я эту дуру?
Старая Синья ничего не ответила и ушла. Спустя некоторое время она позвала его:
— Зека, иди есть.
Близился вечер. Мастер слушал, как на карнизе заливается канарейка. Кругом все дышало спокойствием: и солнце, и легкий ветерок, и листья питомбейры, едва колыхавшиеся на ветру. Негр Пассариньо храпел. Неожиданно на понуро бредущей кляче появился капитан Виторино Карнейро да Кунья.
— Добрый день, кум.
— Передохните у нас немного, кум Виторино?
— Мне некогда. Как идет работа?
— Да все так же. Можете привязать лошадь, кум.
Никогда раньше Жозе Амаро не был так любезен с капитаном Виторино. Виторино подошел к навесу и уселся на табурет. На лбу у него был виден еще не заживший шрам. Правый глаз припух и покраснел.
— Вот так-то, сеу мастер, — заговорил Виторино, — проклятые кабры не выносят меня. Кинка Наполеон думал, что я испугаюсь, и велел всыпать мне. А тот подлец, который начал со мной драку, слыл в сертанах храбрецом. Но я повалил негодяя вот этими самыми руками и еще отвесил ему оплеуху. Виторино Карнейро да Кунья на удар отвечает ударом. Они сильно ошибаются во мне. Сеньор Самуэл возбудил уголовное дело. Но я ему сказал: «Сеньор судья, оставьте все это. Такой человек, как я, и без закона добьется, чтобы его уважали». Но он уперся на своем. А Кинка Наполеон уже подсылал ко мне эту собаку Маноэла Феррейру де Серинья, он хочет, чтобы я отказался от иска. Я сказал Маноэлу Феррейре: «Я знал вашего отца, сеу Маноэл Феррейра, он был человеком слова: говорил всем, что никому не платит, и действительно никогда не оплачивал счета». Феррейра хотел надерзить мне, но у него этот номер не вышел. Я тут же выложил ему все, что думал. Вы ведь знаете, кум, Виторино Карнейро да Кунья за словом в карман не полезет. И я ему сказал: «Маноэл Феррейра, передайте Кинке Наполеону, что я не ворую земли. У меня сын — моряк, и вот он, кинжал, которым я вспорю брюхо проклятому кабре».
Мастер Жозе Амаро молча слушал капитана Виторино. Он перестал работать и думал, что старик очень похож на большого ребенка, на неугомонного мальчишку. В глубине души он им восхищался. Виторино говорил все, что думал. Все, что накипело у него на душе, он высказывал помещикам прямо в лицо; он кричал об этом повсюду, никого не боясь.
— Вам здорово досталось, кум?
— Да нет. Рана пустяковая. Вот крови вытекло порядочно. Моя старуха так испугалась, что хотела отвезти меня к доктору Шико в Итамбэ. Но я ей сказал: «Послушай, старая, если ты хочешь моей смерти, то лучше прикончи меня здесь. Я этому доктору Шико в руки не дамся!»
Из окна выглянула старая Синья.
— Добрый день, кум Виторино; как поживает кума Адриана?
— Здравствуйте, кума Синья. Со старухой что-то неладно. Теперь она принялась плакать из-за сына. Это началось после моей драки там, в Пиларе.
— Вас побили, кум?
— Еще чего, дона Синья! Кто это посмеет побить Виторино Карнейро да Кунья! Еще не родился такой человек. — Глаза его округлились, и он встал, сжав кулаки. — Вы меня еще не знаете, дона Синья. Я сам могу за себя постоять. Эти негодяи еще узнают меня. — И он вытащил кинжал. — Я ношу эту штуку с собой, чтобы всадить ее в брюхо проклятому кабре, а не затем, чтобы ногти чистить.
— Да успокойтесь, кум, Синья сама не знает, что говорит. Женщина — что с нее взять!
Жозе Пассариньо поднял голову. Он еще не очухался. Его красные глаза уставились на старого Виторино. Он с трудом сообразил, кто перед ним.
— Это капитан Виторино?
— Заткни свою пасть, пьяная рожа!
— Капитан, не обижайте
