Книга Джунглей. Самая полная история Маугли [Литрес] - Редьярд Джозеф Киплинг

– Они идут опять! – закричал афганский жрец. – Не убивайте мальчиков! Возьмем их живыми, они обратятся в нашу веру.

Но раздался первый залп, и Лью упал вниз лицом. Джекин стоял с минуту, затем перевернулся и упал под ноги солдатам «Передового и Тыльного», которые шли под градом проклятий офицеров, с сознанием стыда и позора в душе.

Почти все солдаты видели, как умирали барабанщики, и ничем не выразили своих чувств. Они даже не кричали. Они шли через долину в полном порядке, не стреляя.

– Вот это, – сказал полковник турков, – это настоящая атака. Надо идти им на помощь! Вперед, ребята!

– Улю-лю-лю! – завизжали гурки и бросились вниз, потрясая ножами-кукрисами.

Справа не было движения. Горцы, вручив души Богу (потому что большая разница для умершего быть застреленным в пограничной стычке или в битве при Ватерлоо), открыли огонь и стреляли, по своему обычаю, ровно, спокойно, без перерывов. Их пушки, спрятанные в нелепом глиняном укреплении, выпускали ядро за ядром в неприятельские отряды, стоявшие на высотах под зелеными знаменами.

– Несчастная обязанность – заряжать ружья, – пробормотал штандартный сержант правого крыла горцев. – Это только раздражает солдат. Но заряжать придется еще немало, если эти черные дьяволы не поддадутся. Стьюорт, голубчик, ты стреляешь прямо в солнце, а оно ведь не причиняет вреда даже солдатским запасам. Пониже и не так яростно! Что делают англичане? Что-то очень спокойно в центре. Или они опять собираются бежать?

Англичане не собирались бежать. Они кололи, резали, рубили, колотили. Белый редко бывает сильнее афганца в бараньей шкуре или в ватном халате, но, когда жажда мести разгорается в его душе, он может много сделать, пустив в ход оба конца своего ружья. Солдаты стреляли только тогда, когда одна пуля могла пронизать пять или шесть человек, и фронт афганцев стал поддаваться под залпами. Тогда «Передовые» стали наступать еще сильнее, убивая врагов с яростными криками и только теперь сознавая, что афганцы атакуемые гораздо менее страшны, чем афганцы атакующие. Старые солдаты могли бы сказать им об этом. Но в их рядах не было старых солдат.

На стороне турков было больше всего шума, они ревели, как быки на бойне, звеня своими кукрисами, которые они предпочитали штыкам, зная, как ненавидят афганцы их клинки в виде полумесяца.

Когда афганцы стали отступать, зеленые знамена на горах зашевелились по направлению к ним. Туземцы шли на помощь, и в этом была их ошибка. Уланы горячились в правом ущелье и три раза высылали своего единственного субалтерна на разведку о ходе дела. В третий раз пуля оцарапала его колено, и он вернулся, проклиная индостанцев и донося, что все уже кончено. Тогда эскадрон помчался с быстротой ветра, размахивая пиками, и налетел на остатки врагов как раз в то время, когда, согласно правилам войны, следовало бы подождать дальнейшего отступления.

Но это была изящная атака, красиво выполненная, и она кончилась тем, что кавалерия оказалась у прохода, который афганцы наметили для отступления. Вслед за уланами двинулись два корпуса горцев, что совсем не входило в расчет бригадного командира, но способствовало дальнейшему успеху сражения. Враги были оторваны от своей основной позиции, как губка от своей скалы, и отброшены огнем в долину. И как губка носится по ванне по воле руки купающегося, так афганцы, разбитые на мелкие группы, метались из стороны в сторону по долине.

– Смотрите, – говорил командир, – все произошло по моему плану. Мы отрезали их от базы и разбили их по частям.

Прямой удар вышел таким, на какой командир не смел и надеяться, принимая во внимание силы, какими он располагал. Но людям, которые могли погибнуть или выиграть от случайной ошибки противника, может быть прощено их желание подменить случай следствием своих расчетов. Противника продолжали успешно громить. Афганцы бежали, как бегут волки, рыча и огрызаясь через плечо. Красные пики ныряли сверху по двое и по трое и среди раздававшихся криков поднимались и мелькали, как мачты в бурном море, среди кавалеристов, расчищающих себе путь. Они гнались за своей добычей по вершинам, куда спасались все, кому удалось вырваться из долины смерти.

Горцы давали преследуемым отбежать шагов на двести, потом настигали их, разбивая прежде, чем хотя бы один успевал подняться на вершину; гурки делали то же. Солдаты «Передового и Тыльного» били со своей стороны, задержав группу между своими штыками и скалой, причем выстрелы из их ружей воспламеняли ватные халаты афганцев.

– Нам не удержать их, капитан-сахиб! – сказал один из улан. – Разрешите пустить в дело карабины. Пика – дело хорошее, только требует больше времени.

Редьярд Киплинг.

Художник – У. Стрэнг. 1901 г.

Карабины мало помогли, и враг таял, разбегаясь по вершинам сотнями, и трудно было остановить его двумя десятками пуль. Пушки на горах перестали палить, они растеряли слишком много снарядов, и бригадный сокрушался, что недостаток ружейного огня не дал возможности блестяще закончить битву. Еще гремели последние залпы, когда появились люди, чтобы подобрать раненых. Битва закончилась, и если бы еще немножко свежего войска, афганцы были бы стерты с лица земли. Но и теперь убитые считались сотнями, и больше всех был устлан трупами путь «Передового и Тыльного».

Но полк не ликовал вместе с горцами и не участвовал в диких плясках турков среди мертвых. Солдаты мрачно смотрели на полковника, опираясь на ружья и вздыхая.

– Ступайте в лагерь! Достаточно осрамились на сегодняшний день! Идите, ухаживайте за ранеными. Это вам больше к лицу, – говорил полковник.

А между тем в последний час «Передовой и Тыльный» сделал все, что можно требовать от смертного. Он пострадал жестоко, потому что неумело взялся за дело, но он не щадил себя, и в этом была его награда.

Юный и пылкий штандартный сержант, который начал уже воображать себя героем, предложил свою фляжку горцу, язык которого почернел от жажды.

– Я не пью с трусами, – отвечал еще более юный горец сухо и, повернувшись к гурку, сказал: – Хайя, Джонни! Глоток воды, если есть.

Гурка оскалил зубы и подал свою фляжку. «Передовые и Тыльные» не сказали ни слова.

Они ушли в лагерь, когда поле битвы было немного приведено в порядок. Только бригадный командир, видевший себя уже с орденом через три месяца, был любезен с ними. Полковник чувствовал себя разбитым, офицеры были мрачны и злобны.

– Что делать, – говорил полковник, – полк еще молод, и нет ничего удивительного в том, что он не сумел отступить в порядке.

– Отступить в порядке! – бормотал молодой офицер. – Если бы еще они