— Мне кажется, дитя мое, довольно и этого. Если бы у Бетси Тротвуд оставались еще деньги, то она, не сомневаюсь, умудрилась бы и их как-нибудь пустить в трубу, и рассказ получился бы длиннее. Но денег нет — и рассказу конец.
Вначале Агнесса слушала бабушку, затаив дыхание. По мере того как рассказ подвигался, она все еще то краснела, то бледнела, но, видимо, ей уже дышалось свободнее. Я понимал, мне кажется, причину ее волнения: очевидно, она боялась, как бы разорение бабушки не оказалось делом ее злосчастного отца. Тут бабушка взяла руки Агнессы в свои и со смехом повторила:
— «Все ли сказано?» Да, все. Разве только можно еще добавить, как в сказках: «И с тех пор стала она жить-поживать да добра наживать». А кто знает, вдруг не сегодня, так завтра это можно будет сказать относительно Бетси Тротвуд… Ну, а теперь, Агнесса, у вас умная головка, и у вас, Трот, тоже голова не глупа, хотя и не всегда, — здесь бабушка со свойственной eй энергией кивнула головой, — так давайте подумаем, что нам делать теперь. Есть дача: она, скажем, может в среднем приносить доходу футов семьдесят в год. На такой доход, кажется, можно рассчитывать, но это и все… Затем, — продолжала бабушка после некоторого молчания, — есть еще Дик. Он получает сто фунтов стерлингов в год, но эти деньги, само собой разумеется, должны быть истрачены на него же. Я бы скорее согласилась отослать его, — хотя и знаю, что, кроме меня, он никому не нужен, — чем воспользоваться единым его пенни. Вот и надо поразмыслить, как же нам с Троом получше устроиться на те средства, которые у нас остались. Что вы скажете на это, Агнесса?
— Я скажу, бабушка, опередил я Агнессу, — что мне надо найти себе какую-нибудь работу.
— Что, вы солдатом желаете стать, что ли, — спросила перепуганная бабушка, или поступить во флот? Не хочу и слышать об этом! Вы должны быть проктором — и будете проктором. В нашем роду не принято свои головы подставлять под удары.
Я только собирался возразить бабушке, что вовсе не такой заработок имел в виду, как Агнесса спросила, на какой срок снята моя квартира.
— Вы, дорогая моя, как раз попали и точку, — ответила бабушка. Дело в том, что мы еще полгода не сможем избавиться от этой квартиры, разве только удастся передать ее кому-нибудь, но в подобной возможности я сильно сомневаюсь. Последний жилец умер здесь, и мне кажется, что эта хозяйка в нанковом платье и фланелевой юбке, способна из шести жильцов угробить пять. У меня еще имеется немного денег, и я согласна, что пока лучше всего нам с Тротвудом жить здесь, а Дику нанять где-нибудь по соседству комнату.
Я счел своим долгом предупредить бабушку о той нескончаемой войне, которую ей придется вести с миссис Крупп, но бабушка пресекла разговор, сказав, что при первом же враждебном выступлении этой женщины она так удивит ее, что та будет помнить это до конца своих дней.
— Знаете, Тротвуд, что мне пришло в голову? — нерешительно начала Агнесса. — Если бы у вас было свободное время…
— У меня свободного времени много, Агнесса. Занятия кончаются в четыре, ну, самое позднее, в пять часов, да и все утро в моем распоряжении. Вообще, времени у меня не занимать стать, — прибавил я, чувствуя, что краснею, вспомнив, сколько часов я убивал на хождение по городу и по Норвудской дороге.
— Не будете ли вы иметь что-либо против секретарской работы? — спросила Агнесса таким ласковым, подбадривающим голосом, что он и сейчас звучит в моих ушах.
— Буду ли я против, дорогая Агнесса?..
— Видите ли, — не дала мне она кончить, — доктор Стронг осуществил-таки свое намерение: оставил школу и переехал в Лондон. Я знаю, что он просил папу порекомендовать ему секретаря. А разве вы не думаете, что ему будет всего приятнее иметь подле себя своего бывшего любимого ученика?
— Дорогая Агнесса! — воскликнул я. — Что бы я делал без вас? Вы — мой настоящий ангел-хранитель! Я не раз вам это говорил, и всегда именно в этом образе вы рисуетесь мне!
Агнесса на это ответила со своей милой улыбкой, что человеку достаточно иметь «одного» ангела-хранителя (она имела в виду Дору), а затем напомнила мне, что доктор Стронг как раз имел обыкновение работать рано утром и вечерами, значит именно в то время, когда я свободен. Я был в полном восторге, подумать только — зарабатывать свой хлеб, да еще у своего старого учителя! По совету Агнессы, я сейчас же написал доктору о том, что предлагаю ему свои услуги в качестве секретаря и завтра же по этому поводу сам буду у него в десять часов утра. Письмо это адресовал я в Хайгейт, ибо жил он в этом памятном для меня месте, и не теряя ни минуты, пошел сдать его на почту.
Где бы ни появлялась Агнесса, всюду оставался след ее бесшумно, мимоходом сделанного дела. Вернувшись с почты, я видел, что клетки с бабушкиными канарейками висят над окном совершенно так же, как они всегда висели в гостиной дуврского коттеджа, и мое кресло, которому, конечно, было далеко до бабушкиного, так же стояло, как и там, у открытого окна, и даже круглый зеленый экран привинчен к подоконнику… Мне не надо было спрашивать, кто все это сделал: раз уже казалось, что это сделалось само собой, значит, здесь была рука Агнессы. А кто другой, как не она, мог привести в порядок мои разбросанные книги, уложив их именно так, как они всегда лежали в мои ученические годы.
Бабушка очень благосклонно относилась к Темзе, — река, залитая солнцем, в самом деле выглядела неплохо, хотя, конечно, не так, как море, расстилавшееся перед окнами дуврской дачи. Но с чем бабушка не могла примириться, так это с лондонским дымом, который, по ее словам, все посыпал, словно перцем. Пиготти тотчас же принялась сражаться с этим «перцем» во всех углах моей квартиры, а я только задумался о том, сколько суеты поднимает при этом даже такая опытная хозяйка, как Пиготти, и как совершенно бесшумно все делает Агнесса, как вдруг постучали в дверь.
— Думаю, — сказала, бледнея, Агнесса, — что это папа: он обещал зайти за мной.
Я открыл дверь я впустил не только мистера Уикфильда, но и Уриа Гиппа. Я довольно давно не видел отца Агнессы и хотя, по ее словам, ожидал найти в нем перемену, но все-таки был поражен. И поразило меня не то, что мистер Уикфильд, будучи попрежнему одет с безупречной аккуратностью, казалось, состарился на несколько лет, не то, что лицо его имело багровый оттенок, глаза были налиты кровью, а руки дрожали. Я знал причину этого: целые годы все происходило на моих глазах. Но надо сказать, он еще и теперь был красив и выглядел джентльменом. Поразило меня и ужаснуло то, что при всем своем несомненном превосходстве, он, видимо, находился в полном подчинении у Уриа Гиппа — этого олицетворения пресмыкающейся низости. То, что все перевернулось и Уриа Гипп деспотически правит, а мистер Уикфильд подчиняется ему, казалось мне столь же унизительным, как если бы я видел обезьяну, командующую человеком.
Казалось, мистер Уикфильд слишком хорошо понимал это сам. Войдя, он стоял неподвижно, опустив голову. Но это длилось всего одно мгновение. Агнесса сейчас же ласково сказала ему:
— Папа, вот мисс Тротвуд и Тротвуд, с которыми вы так давно не виделись.
И он как-то натянуто пожал руку бабушке, а потом более дружески мне. Когда мистер Уикфильд, войдя, в смущении остановился, я видел, как при этом на лице Уриа появилась ехидно-злобная улыбка.
Кажется, заметила ее и Агнесса, ибо она отшатнулась от него. Видела ли это бабушка, угадать было невозможно, как всегда, когда она не желала этого показывать. Вдруг она заговорила свойственным ей резким тоном:
— Знаете, Уикфильд (он тут впервые взглянул на бабушку), я только что рассказала вашей дочке, как прекрасно я сама распорядилась своими деньгами, считая, что вы в деловом отношении несколько сплоховали. Ну, не беда! Посоветовавшись с ней, мы нашли выход из этого положения. Агнесса у вас молодец: она одна стоит всей вашей фирмы.
— Осмелюсь заметить, — проговорил Уриа Гипп, извиваясь всем телом, — что я совершенно согласен с мисс Бетси Тротвуд и считал бы великим счастьем, если бы мисс Агнесса сделалась компаньонкой нашей фирмы.
— Ну, да вы теперь сами стали компаньоном, — проговорила бабушка, — надеюсь, с вас этого довольно. Как поживаете, сэр?
В ответ на этот вопрос, сделанный самым резким тоном, мистер Гипп, смущенно комкая свой портфель, поблагодарил бабушку, сказал, что чувствует себя довольно хорошо и надеется, что так же себя чувствует и она.
— А вы, Копперфильд… извините, я хотел сказать — мистер Копперфильд, — обратился ко мне Уриа, — надеюсь, вы в добром здоровье? Очень рад вас видеть, мистер Копперфильд, даже при нынешних обстоятельствах. (Этому я охотно поверил, ибо он несомненно, так сказать, смаковал эти обстоятельства.) Конечно, мистер Копперфильд, данные обстоятельства далеко не то, что могли бы желать для вас ваши друзья, но не деньги делают человека, а… Я со своими слабыми силами не в состоянии как следует выразить это, но, повторяю, не деньги, — закончил он, как-то подобострастно извиваясь.
