За обедом я, по французскому обычаю, самолично представляюсь моей соседке. Она мне не отвечает. Английская вежливость!
Вечером — английский бал.
4 февраля. Экскурсия в Монако (см. путеводитель). Вечером — английский бал. Присутствую на нем в роли зачумленного.
5 февраля. Экскурсия в Сан-Ремо (см. путеводитель).
Вечером — английский бал. Я по-прежнему в карантине.
6 февраля. Экскурсия в Ниццу (см. путеводитель). Вечером — английский бал. Я ложусь спать.
7 февраля. Экскурсия в Канны (см. путеводитель). Вечером — английский бал. Пью чай в своем углу.
8 февраля. Воскресенье и мой реванш. Поддел-таки я вас, негодяи!
Они снова напустили на себя умиленный вид, приличествующий праздничному дню, и приготовили голоса для песнопений.
Но перед обедом, прокравшись в салон, я кладу ключ от фортепьяно в карман и говорю дежурному слуге в конторе:
— Если господа пасторы спросят, где ключ, скажите, что я его взял, и попросите их пожаловать ко мне.
За обедом обсуждают кое-какие не вполне ясные места священного писания, разъясняют отдельные тексты и устанавливают генеалогию библейских персонажей.
После этого переходят в гостиную. Направляются к фортепьяно. Общее смятение. Совещаются. Весь клан, видимо, потрясен. Взбитые белки, кажется, готовы разлететься. Наконец главный пастор отделяется от остальных, выходит из салона и затем возвращается. Спорят, бросают на меня негодующие взгляды, и вот три пастора, выстроившись в ряд, направляются ко мне в качестве парламентеров. В них действительно есть что-то величественное.
Они раскланиваются со мной. Я встаю. Старейший держит речь:
— Сударь, мне сказали, что ви взяли ключ от пьяно. Дами котел ее имет, чтоби пет гимни.
Я отвечаю:
— Господин аббат, мне вполне понятна просьба этих дам, но я не могу ее исполнить. Вы, сударь, человек религиозный, я также, и мои убеждения, несомненно, более строгие, чем ваши, заставляют меня воспрепятствовать тому кощунству, которое вы совершаете.
Я не могу допустить, господа, чтобы вы, прославляя бога в песнопениях, пользовались тем же музыкальным инструментом, под звуки которого всю неделю плясали молодые девушки. Мы, сударь, не устраиваем в церквях публичных балов и не играем кадрилей на органах. То, что вы так пользуетесь этим фортепьяно, меня возмущает и приводит в негодование. Можете передать мой ответ вашим дамам.
Все три пастора, огорошенные, удалились. Дамы, по-видимому, были поражены. И они запели свой гимн без аккомпанемента.
9 февраля. 12 часов дня. Хозяин гостиницы только что предложил мне съехать. Меня изгоняют по просьбе всех англичан.
Встречаю трех пасторов, которые, видимо, следят, уеду ли я. Я направляюсь прямо к ним. Раскланиваюсь.
— Господа, — говорю я, — вы, кажется, весьма сведущи в священном писании. Я сам немало его изучал. Я даже немного знаю древнееврейский. Так вот, мне хотелось бы предложить на ваше рассмотрение один вопрос, сильно смущающий мою совесть католика.
Ведь кровосмешение на ваш взгляд отвратительное преступление? Не так ли? Между тем библия приводит нам пример, крайне смущающий верующего.
Лот, во время его бегства из Содома, был, как вам известно, соблазнен двумя своими дочерьми и, будучи лишен жены, превращенной в соляной столб, не устоял против соблазна. От этого двойного и ужасного кровосмешения родились Аммон и Моав, от которых произошли два великих народа, аммонитяне и моавитяне. Жница Руфь, разбудившая Вооза, чтобы сделать его отцом, была моавитянка.
Не сказал ли Виктор Гюго:
...Когда, обнажена,
Руфь-моавитянка легла к ногам Вооза, —
То луч неведомый ей обещала грёза
В миг пробуждения от сна.
Сей неведомый луч породил Овида, который был пращуром Давида.
А разве господь наш Иисус Христос не был потомком Давида?
Три пастора, ничего не отвечая, растерянно переглянулись.
Я продолжал:
— Вы можете мне возразить, что я говорю о родословной Иосифа, законного, но бесполезного супруга Марии, матери Христа. Ведь, как всем известно, Иосиф не принимал никакого участия в рождении своего сына. Следовательно, от кровосмешения произошел Иосиф, а не богочеловек. Согласен. Добавлю, однако, два соображения. Первое — это то, что Иосиф и Мария, будучи в родстве, имели одних и тех же предков, а второе — не возмутительно ли заставлять нас читать впустую десять страниц генеалогии?
Мы портим себе глаза, чтобы узнать только то, что А родил Б, Б родил В, В родил Г, Г родил Д, Д родил Е, а когда мы уже одурели от этой бесконечной канители, то добираемся до последнего, который никого не родил. Право, господа, ведь это, можно сказать, верх мистификации!
Тут все три пастора сразу, как один человек, повернули ко мне спины и обратились в бегство.
Два часа. Я сажусь в поезд, еду в Ниццу.
...
На этом дневник заканчивался. Хотя автор этих заметок проявил в них крайне дурной вкус, пошлый ум и большую дозу грубости, тем не менее я подумал, что они могут предостеречь некоторых путешественников от опасностей, которые угрожают им со стороны путешествующих англичан.
Прибавлю от себя, что бывают премилые англичане; я таких знавал, и немало. Но обычно не они являются нашими соседями в гостиницах.
Напечатано в «Жиль Блас» 10 февраля 1885 года.
...в отличие от картофельных клубней. — В оригинале игра слов, построенная на двойном значении слова, означающего «турбекулы» и «клубни».
«Благословите» (лат.) — предобеденная молитва у католиков.
Анри Монье (1799—1877) — французский сатирик и карикатурист, создатель образа г-на Прюдома в книге «Мемуары Жозефа Прюдома» (1857) — самодовольного и крайне ограниченного буржуа.
