В каскаде прыжков лучше всех были Гризельда, Лоис и Синтия, Джин Джоунс и Дорис. Их поставили впереди, чтобы остальные видели, как надо выполнять эти упражнения. Марджери Мэннинг казалось, когда танцует какой-нибудь отличившийся счастливчик, то и музыка звучит по-другому, звуки не обрушиваются, как удары топора, а порхают, как легкие перышки, и, покружившись над ним, улетают прочь.
После прыжков были упражнения с лентами и булавами. Потом танцы. Маленькая Синтия исполнила испанский танец под восхищенное аханье зрителей – прелестна, как настоящая испанка. Мисс Джеймс разрешила ей принести в следующий раз кастаньеты. В ирландской джиге блистали Гризельда и Дорис; они плясали задорно, совсем по-ирландски. Еще две пары отличались в гавоте и исполнили его отдельно, в пример остальным. «Как только научить вас делать реверанс?» – вздохнула мисс Джеймс. Только бы, только бы научить их делать реверанс. Они приседали, будто вертел проглотили, ноги застряли где-то позади, колени выпирают вперед.
– Смотрите на меня, дети. Следите за мной… – Они недоверчиво окружили ее. Они знали, что им никогда не сделать реверанс так, как она. Мисс Джеймс присела, склонив голову; согнув руки, она опускалась на пол, словно растекалась по нему, и снова поднималась. «Мне бы такое платье», – думала Дорис. «Она будто вовсе и не человек», – думала Джин Джоунс.
У двери стоял администратор и смотрел через стекло. Глаза чуть скошены к переносице, лицо сосредоточено. Мисс Пил медленно проигрывала трель; она представляла, как мисс Джеймс приседает в реверансе.
После танцев мисс Джеймс объявила перерыв. Девочки врассыпную побежали к стульям у стен. Марджери Мэннинг подошла к бабушкиной служанке, которая вязала носки, и села рядом.
– Снова не так, – сказала бабушкина служанка, облизнув тонкие губы. – Ты бы поучила этот испанский танец дома.
– Не ваше дело, – огрызнулась Марджери, она была груба с прислугой и пересела через три свободных стула. Она не спускала глаз с мисс Джеймс; та обходила матерей и хвалила отличившихся девочек; около гувернанток мисс Джеймс не задерживалась; она и без того еле на ногах держалась от усталости.
У Марджери за спиной сидели Синтия с матерью; взявшись за руки, они возбужденно обсуждали, как Синтия будет танцевать с кастаньетами. Синтия казалась окутанной любовью, она обволакивала ее, как облачко, сопровождала повсюду. К ним приближалась улыбающаяся мисс Джеймс. Запрокинув голову на короткой шее и теребя локон, Марджери следила за ней; проходя мимо, мисс Джеймс почувствовала какой-то слабый толчок, снова ощутила трепетание жизни, глаза ее вспыхнули.
– Не ломай стул, – проговорила она и, выдавив улыбку, прошла мимо.
Мисс Пил приютилась у радиатора.
– Ну как ты? – спросила она. – Не можешь не обойти всех этих гусынь? Тебе нехорошо?
– Как-нибудь дотяну до конца урока… Слышала, как я расправлялась с этой девчонкой Мэннинг?
– С которой?
– Да знаешь. Рыжая. – Она рассмеялась коротким смешком и села, поглаживая руку. – Эта девчонка меня просто из себя выводит… Сама не знаю почему.
– С кем она пришла?
– С прислугой.
– Может, отдаст богу душу, – весело сказала мисс Пил, пробегая глазами по нотам фокстрота.
– Ах, зачем же, – вздрогнула мисс Джеймс. Без Марджери Мэннинг она уже не могла: ей хотелось стереть ее в порошок. Мисс Джеймс встала и громко сказала: – Все становятся в пары на вальс!
– Приходил Лулу, – торопливо проговорила мисс Пил. – Когда ты с ним встретишься?
Мисс Джеймс пожала плечами и отошла. Заиграла музыка.
Тем временем туман совсем почернел; в окна смотрела ночь. Ярко сияли люстры. По залу плавно кружились дети. Отражаясь в большом зеркале на стене, они двоились, вырастали в толпу; и снова двоились, повторенные в темных стеклах окон. Мисс Джеймс не могла понять, почему не задернуты шторы. Почувствовав взгляд Лулу, неотрывный, откровенный взгляд страсти, она направилась к двери, распахнула ее и сказала:
– Пожалуйста, опустите шторы. Так в зале неуютно, да и родителям неприятно – ведь в окна может любой заглянуть.
– Вы хотя бы раз, хотя бы сегодня не будете торопиться на поезд? – спросил он. – Да?
– Нет, не могу, я устала, голова болит. И вы же знаете, со мной Пили. Она не поедет домой одна.
Он прошел по краю зала, подошел к окнам, потянул за шнур, и шторы, бесшумно вздрагивая, скользнули вниз. Потом приблизился к Пили, погладил по спине; ее пальцы продолжали бегать по клавишам.
– Я хочу, чтобы она была со мной сегодня вечером, – сказал он, наклоняясь к Пили через плечо. – И мы поужинаем втроем, да? А в 8.40 я посажу вас в поезд. Хорошо? Пили, милая, хорошо?
Она кивнула в такт музыке.
– Пили, дорогая, чудесная!
Она повела плечами, Лулу поспешно отошел.
– Все устроилось, – сообщил он радостно. – Я сию минуту беру такси. Мы ужинаем втроем у пирса.
– Уходите же, – зашептала Джойс Джеймс. – Вы несносны, вы погубите меня. Раз-два-три, раз-два-три. Темп, Джин и Бетси, темп и темп! Что ты делаешь, Молли! Перестань болтать. Марджери Бейтс, не забывай, что ты партнер. Как партнер держит руку?… Марджери Мэннинг, почему ты танцуешь не на носках?
Заметив в конце зала сдвинутые с места стулья, Лулу отправился наводить порядок. Проходя мимо Джойс, он почти коснулся ее.
– А пока я буду смотреть на вас. Вы прекрасны. Я готов все отдать, душу, жизнь…
Она отстранилась от него; хлопая в ладоши – «раз-два-три, раз-два-три», – наблюдала за кружащимися парами. И вдруг закричала, оборвав музыку: «Стоп!»
Разумеется, снова Марджери Мэннинг. У нее не получался вальс, она топталась на месте вместе со своей поникшей партнершей и подпрыгивала на всей ступне. В полной тишине мисс Джеймс подошла к Марджери и взяла ее за руку.
– Я сама буду танцевать с тобой. Все ненадолго сядут. Мы будем танцевать, пока ты не научишься. И пожалуйста, постарайся, Марджери. Ты только отнимаешь у всех время. Музыка! Начали!
Мисс Джеймс и Марджери Мэннинг вдвоем вальсировали по залу. Они молчали, только слышалось их дыхание – легкое дыхание учительницы и громкое сопение девочки. Сердце Марджери глухо стучало. Ей казалось, будто где-то у ней внутри лопаются большие черные пузыри; вот они подступают к горлу. Ее горячее тело повисло на прохладной обнаженной руке мисс Джеймс. Глаза, как у кролика, сузились от животного страха, она уставилась через запотевшие очки на шею мисс Джеймс, расплывающуюся перед ней белым пятном. Когда они кружились под люстрами, по лицу учительницы пробегали блики от очков Марджери. Рука мисс Джеймс, как ледяная раковина, крепко сжимала горячую руку девочки.
– Какая же она терпеливая и добрая, – говорили мамаши, кивая друг другу. – Какая старательная. – Они были очень довольны, что им так повезло с учительницей. – Ну и достается же ей с этой бедной неумёхой. Подумайте – она улыбается.
Мисс Джеймс действительно улыбалась. Лулу смотрел на нее из-за двери; глаза его еще больше расширились и потемнели, почти сошлись у переносицы, лицо расплющилось по стеклу. Мисс Пил играла как заводная; она не сводила с Лулу глаз.
– У меня кружится голова, – взмолилась вдруг Марджери.
– Не увиливай. Будем танцевать, пока не научишься.
В такси девушки молчали, откинувшись на спинку сиденья. Лулу сидел спиной к шоферу и видел, как по их лицам, вспыхивая, пробегают огни города. Туман рассеивался, но такси, словно слепое фыркающее животное, осторожно тащилось по призрачным улицам. Временами раздавался скрежет тормозов, и девушек кидало вперед, дребезжали стекла. Бесстрастное лицо Джойс почти скрывалось под маленькой, надвинутой до бровей шляпкой. Пили положила свою шляпку на колени и, глядя поверх головы Лулу, мрачно напевала себе что-то под нос. Джойс вздохнула и раздраженно мотнула головой. Пили и Лулу одновременно потянулись к окну; опередив Пили, Лулу опустил стекло. В окно, клубясь, вплыл туман, принеся с собой прохладную свежесть. Такси проехало старый город, из гавани донеслась тоскливая жалоба пароходных гудков.
– Какие ужасные звуки, – вздрогнула Джойс.
– Она совсем выдохлась, – сказала Пили, обращаясь к Лулу.
– После ужина ей станет лучше.
– Она не станет есть, – ответила Пили, не оставляя ему надежды.
– Ведь вы поужинаете? – умоляюще сказал Лулу. Он дотронулся до колена Джойс и не убрал руку. Пили не сводила с его руки цепких глаз. Джойс не обратила внимания. Пили почувствовала, как что-то нежно прижимается к ее ноге.
– Это моя нога.
– О, Пили, простите.
Такси проползло мимо выстроившихся в ряд одинаковых домиков с балконами и резко остановилось.
Отель «Звезда» оказался скромным и приятным заведением. Было шесть часов вечера. Они вошли и сели в гостиной. Пили понравилась предусмотрительность Лулу; здесь их никто не узнает, и можно не бояться разговоров, а то и скандала вокруг школы танцев в «Метрополе». Лулу, который провожал дам в спальни, и Джойс, которая часами танцевала с неуклюжими мужчинами, не пристало столь явно оказаться мужчиной и женщиной; их клиенты порицают такие увлечения. Бедняжка Лулу был удручающе красив; плохо одетые посетители откровенно разглядывали его – высокий, стройный, лоб точеный, гладкий, как темная слоновая кость (эти иностранцы особенно выделяются лбами), волнистые волосы, из-под тяжелых прямых век – страстный и робеющий взгляд, прикованный к Джойс. Лулу пошел заказать ужин – что-нибудь легкое, попросили они, рыбу или что-то в этом роде, потом кофе. Пили внезапно встряхнула Джойс за руку.
