Воздух над морем был дивно прозрачен, и мисс Кингсфорд, глядя в окно бара, вспомнила, как у нее закружилась голова.
– Ох, я тогда ужасно испугалась. Когда вы… Я бы себе не простила.
– Ну что вы, зря беспокоились.
– Но я правда беспокоилась. Ужасно.
– А вы? Вы-то как? Вам теперь лучше?
– Теперь лучше. Спасибо за коньяк. И за все. О, вы были так…
После этого разговор иссяк, ничем не кончившись. Мисс Кингсфорд опять загляделась на море, а мистер Уиллоуби на свое пиво. Наконец она сказала:
– Как вам наш пансион? Скучновато?
– Да я тут несколько их испробовал, на побережье. Все на один лад.
– Да, наверное. И как, вы думаете остаться здесь?
– Пока осматриваюсь. Еще не решил, где брошу якорь. А вы здесь из постоянных обитателей?
– Да, к сожалению. Не потому, что я… В общем, это лучшее из того, что мне по средствам.
Опять разговор замер, ничем не кончившись, и опять мисс Кингсфорд загляделась на небо над морем.
– А собаку вам не хочется завести? С ними не так скучно.
– Да нет. Они ужасно связывают.
– Вам правда так кажется? Я бы, по-моему, без собаки умерла.
– Моя погибла. Попала под трактор, это же надо. В то время я сильно расстроился.
– Как жутко для вас получилось.
По дороге домой в пансион мисс Кингсфорд, чтобы как-то поддержать разговор, сказала, что к обеду почти наверняка будет «пастушья запеканка». По вторникам всегда бывает. Одно счастье – каждый день знаешь, чего ждать.
– Вы после обеда отдыхаете?
– Да. А вы?
– Я обычно куда-нибудь сматываюсь на машине. Помогает убить час-другой. Я подумываю, не купить ли мне трейлер. Свой дом я продал.
– Понятно.
На прощанье она подарила мистеру Уиллоуби восхищенную, почти любящую улыбку.
– И еще раз спасибо за все. Право же, это было…
После этого ей несколько дней по утрам не хватало ускользающей фигуры мистера Уиллоуби над обрывом. Она с раздражением отметила, что в пансионе он как будто избегает ее. По утрам она никогда не спускалась к завтраку, пила чай у себя в комнате, и к чаю – три диетических печенья. Пудель сидел с нею рядом на постели, пил чай из блюдца и получал три таких же печенья. За обедом мистер Уиллоуби читал роман в бумажной обложке, прислонив его к судкам с приправами. Потом он куда-то исчезал на машине и возвращался к ужину довольно поздно, когда все другие постояльцы уже успевали отужинать.
Однажды утром пудель по неловкости перевернул блюдце с чаем и залил покрывало. Мисс Кингсфорд в исступлении ударила его и яростно разбранила. Пудель заполз под кровать и лежал там молча.
– За это не пойдешь сегодня гулять. Неуклюжая собака! Ступай в свою корзинку, живо, живо. Слушаться надо.
В одиночестве она пошла прогуляться вверх, на лужайку. С моря дул знобкий шквалистый ветер. День был яркий и резкий, в нем чувствовалось что-то осеннее. К счастью, она догадалась надеть меховой жакет, и поэтому мистер Уиллоуби, внезапно возникший из зарослей утесника и тамариска, не узнал ее. Он вдруг оказался с ней лицом к лицу, а отступать было поздно.
– А-а, это вы, мисс Кингсфорд.
С обычной своей застенчивой учтивостью он приподнял кепку. Что сказать, он, видимо, не мог придумать, и она сказала, как холодно, а он сказал:
– Разве холодно? Да, пожалуй, и правда свежо.
– Я рада, что встретила вас, – сказала она неожиданно. Уже несколько дней ей больше всего на свете хотелось встретить мистера Уиллоуби. – Я ведь у вас в долгу.
– Вы у меня? Не представляю себе…
– Я поступила непростительно, не предложила угостить вас пивом. Наверное, потому, что так была расстроена.
– О, это неважно.
Может быть, сказала она, он разрешит ей загладить этот нрех сегодня? Может быть, они пойдут сейчас вместе в «Герб моряка» и чего-нибудь там выпьют? Она и в самом Деле что-то озябла. Чем-нибудь согреться было бы неплохо.
И опять в том же баре мистер Уиллоуби скромно заказал полпинты пива, а себе мисс Кингсфорд выбрала сладкий херес, и когда его подали, он оказался цвета ее волос. Потягивая его, она сказала, что осень, надо надеяться, не наступит слишком быстро. О зиме еще и думать рано. А впрочем, зимой бывает отлично, такие прелестные ясные дни. Он не заметил, нынче Франция видна?
Нет, сказал он, не заметил.
– А мы в такие ясные дни часто ее видим.
Ей опять показалось, что мистер Уиллоуби не может придумать, что бы сказать, и она сама вдруг сказала:
– Вид у вас сегодня очень задумчивый.
В самом деле? Да нет, не то. Просто его смущает одна вещь. Нынче утром в ней появилось что-то новое, и он, хоть убей, не может сообразить, что это такое.
– Во мне? – Она почувствовала, что сердце у нее забилось быстрее. – Во мне появилось?
– Ну да, что-то такое… Ах, ну конечно. Как глупо с моей стороны. Конечно, вы без своего пуделя.
Темный гнев пронизал ее всю, и сердце забилось еще быстрее.
– Ах, не говорите мне о нем.
– Почему? Что случилось?
– Он опять вел себя очень, очень скверно, – сказала она. – Надоело это до смерти. Правда, он был немножко не в себе с того самого утра. Перестал слушаться. И все опрокидывает. Пришлось оставить его дома. С ним просто сладу не стало.
– Сколько ему лет? Может быть, стареет.
– Нет, дело не в этом.
Мистер Уиллоуби опять принял очень задумчивый вид и наконец промолвил:
– Сдается мне, что тот маленький эпизод его порадовал.
– Ах, так? Тогда могу сказать одно: он не заслужил этой радости.
– Там, внизу, он попросту надо мною смеялся.
– В самом деле? Тогда могу только сказать, что мне было не смешно.
И вдруг она почувствовала, что холод не только в воздухе, а еще пробежал холодок между нею и мистером Уиллоуби.
– Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Я даже думать о нем больше не хочу. Вы уже решили, как поступить?
– Вроде как решил. Наполовину. Вчера ездил посмотреть один трейлер. Его хозяйка – мой старый друг, она больше им не пользуется. Он стоит в фруктовом саду. Его можно получить почти задаром.
– И где это?
– В Суссексе. Место прелестное. Уединенное, но не так чтобы пустынное. Хороший лес. И есть речка. Я там мо-бы рыбной ловлей заняться.
– А вам не покажется там тоскливо? Ну, знаете, когда зима…
– Вероятно. Но это не было бы мне внове.
Эти слова проникли ей в самую душу. Теперь уже она сама не знала, что сказать, и отпила побольше хереса.
– В общем, я неокончательно решил. Сегодня еще съезжу туда, надо присмотреться получше.
– Да, конечно.
Взглянув на ее бокал и убедившись, что он почти опустел, он попросил разрешения принести ей еще хереса. Она быстро ответила нет, лучше, пожалуй, не надо, а потом так же быстро передумала. Он пошел к стойке и вернулся с новой порцией хереса и с новой кружкой пива. Когда он ставил херес на стол, несколько капель брызнуло на скатерть, и он сказал нервно:
– Прошу прощенья, я разлил…
– Это ничего. Бокал был слишком полный.
– Все равно я провинился.
Он достал из кармана аккуратно сложенный носовой платок и промокнул им несколько капель хереса, потом так же аккуратно сложил платок и спрятал. Эта педантичная маленькая пантомима произвела на нее сильное впечатление, правда, не такое сильное, как слова, которые он произнес после этого:
– Может, вы согласились бы поехать со мной? Дорога там очень красивая.
– Это так любезно с вашей стороны. – Мисс Кингсфорд ощутила теплое тревожное волнение. – Неужели вы действительно…
– Вы отдыхайте, а я буду готов часам к трем. Договорились? И не так уж это далеко. Да и дни еще длинные.
После обеда она полежала на постели, закрыв глаза, но без сна. Ей все время виделся мистер Уиллоуби, совершенно один, в прицепе, в пустынном безлиственном фруктовом саду. Наступила зима; она видела снег на земле и на черных сучьях яблонь. Один-два раза собака, оставшаяся без галет, все еще в немилости, зашевелилась в своей корзинке, и один раз она сказала:
– Успокойся. Никто тебя не слушает. Хочешь не хочешь, а ты останешься дома.
Дорога, как и сказал мистер Уиллоуби, была очень красивая. Целые рощи грабов уже начали нежно желтеть. С веток боярышника тяжело свисали крупные ягоды, яблоки светились как оранжево-розовые фонари, а вдоль изгородей еще доцветали запоздавшие метелки таволги.
– Приятная местность, правда?
– Да, ничего. Но у нас в Кенте мне все-таки больше нравится.
– Правда?
– Да, здесь мне всегда кажется, что все как-то прилизано.
Наконец мистер Уиллоуби свернул в долину среди невысоких холмов, пересеченных полосками дуба и орешника, а в конце ее был яблоневый сад на четыре-пять акров, до сих пор еще яркий от несобранных яблок. Под яблонями паслись овцы. Мистер Уиллоуби поставил машину в раскрытых воротах и сказал:
– Ну вот и приехали. Выходите, скажете мне, что вы об этом думаете.
Трейлер, зеленый, легкий, двухместный, облупленный, как балконы пансиона, от ветра и непогоды, стоял в самом дальнем от дороги углу сада. Когда мистер Уиллоуби отпер дверь, мисс Кингсфорд сразу подумала: как тесно, повернуться негде. В воздухе застоялся странный, кислый, точно церковный запах. Все здесь какое-то мертвое, подумала она.
