— Не грех бы им поторопиться, — проворчал Клодд. — А то пока у нас нет отбоя только от кредиторов.
— Статьи Мак-Тира обратили на себя общее внимание, — напомнил Питер. — Он обещал мне еще ряд статей.
— Джауит, вот кого бы залучить, — вздохнул Клодд. — Остальные пойдут за ним, как стадо гусей за вожаком. Нам бы только добраться до Джауита, а дальше все будет просто.
Джауит был фабрикант знаменитого „мраморного“ мыла. Уверяли, будто на рекламу он тратит четверть миллиона в год. Джауит был столпом и опорой периодической печати. Новые издания, сумевшие заручиться объявлениями о мраморном мыле, жили и процветали; новые издания, которым было отказано в этих объявлениях, хирели и гибли. Джауит — и как бы залучить его; Джауит — и какой бы найти к нему ход; это была главная тема, обсуждавшаяся на совещаниях большинства новых редакций, в том числе и редакции „Хорошего настроения“.
— Я слышала, — сказала мисс Рэмсботем, еженедельно заполнявшая последние две страницы журнала „Письмом к Клоринде“, которая вела уединенную деревенскую жизнь и которой мисс Рэмсботем, по-видимому вращавшаяся в высшем свете, рассказывала всякие новости и сплетни, всякие остроумные и неостроумные выходки своих аристократических друзей, — я слышала, — сказала мисс Рэмсботем однажды утром, когда в редакции, как всегда, зашла речь о Джауите, — что старичок неравнодушен к женским чарам.
— Я давно об этом думаю, — сказал Клодд. — Тут бы нужно сотрудницу, а не сотрудника. Уж даму-то, во всяком случае, не вышвырнут за дверь.
— Как знать, — возразил Питер. — Если эта идея привьется, такие господа начнут брать в швейцары женщин с хорошо развитой мускулатурой.
— Ну, это пока они еще додумаются… — не сдавался Клодд.
Помощница редактора насторожила ушки. Однажды — уже давно — помощница редактора ухитрилась добиться того, что не давалось ни одному из лондонских журналистов — интервью с видным иностранным политическим деятелем. Она этого не забыла — и никому не давала забыть.
— Мне кажется, я бы могла достать для вас это объявление, — сказала помощница редактора.
Редактор и издатель заговорили в один голос очень решительно и твердо.
— А почему нет? Ведь сумела же я тогда проинтервьюировать принца…
— Знаем. Слыхали, — перебил ее Клодд. — Будь я в то время твоим отцом, я бы этого не допустил.
— Как же я мог не допустить? — возразил Питер. — Ведь она мне ни слова не сказала.
— Надо было получше смотреть за ней.
— Усмотришь за ней! Вот погодите, будет у вас своя дочка — тогда узнаете.
— Когда у меня будет дочка, я сумею заставить ее слушаться.
— Ладно! Знаем мы, какие дети бывают у холостяков, — иронически усмехнулся Питер Хруп.
— Предоставьте это мне, — молила помощница редактора. — На этих же днях вы получите объявление.
— Если ты принесешь его, я брошу его в корзину, — решительно объявил Клодд.
— Вы же сами говорили, что даме это могло бы удаться.
— Даме, но не тебе.
— Почему же не мне?
— А потому.
— Но если…
— Мы увидимся в типографии в двенадцать, — бросил Клодд Питеру Хоупу и поспешно вышел.
— Вот идиотство! — возмутилась Томми.
— Мы редко сходимся, — заметил Питер Хоуп, — но в данном случае я с ним вполне согласен, добывать объявления — вовсе не женское дело.
— Но какая же разница между…
— Огромная разница.
— Вы же не знаете, что я хотела сказать.
— Я знаю, к чему ты ведешь.
— Но позвольте же мне…
— Я и так тебе слишком много позволяю. Пора мне взяться за тебя как следует.
— Я предлагаю только…
— Что бы ты ни предлагала, ты этого не сделаешь, — был решительный ответ. — Если кто придет, скажи, что я буду в половине первого.
— Мне кажется, что…
Но Питер уже ушел.
— Как это на них похоже! — жаловалась Томми. — С ними невозможно разговаривать: когда начинаешь им объяснять что-нибудь, они уходят. Меня это до того злит!
Мисс Рэмсботем смеялась:
— Бедная Томми, как они тебя угнетают!
— Как будто я маленькая! Не сумею сама уберечь себя! — Подбородок Томми задрался кверху.
— Да будет тебе, — успокаивала ее мисс Рэмсботем. — Меня так вот никто не останавливает и ничего мне не запрещает. Я бы охотно поменялась с тобою, если б могла.
— Я бы только зашла в кабинет к старику Джауиту — и через пять минут у меня было бы объявление. Уж я знаю, я умею обращаться со стариками.
— Только со стариками? — смеялась мисс Рэмсботем.
Дверь отворилась.
— Есть кто-нибудь в редакции? — осведомился Джонни Булстрод, просовывая голову в дверь.
— Как будто вы не видите, что есть, — огрызнулась Томми.
— Так уж как-то принято спрашивать, — пояснил Джонни Булстрод, более известный среди друзей под кличкой Младенец, входя и притворяя за собою дверь.
— Что вам нужно? — осведомилась помощница редактора.
— Ничего особенного, — ответил Младенец.
— Не вовремя пришли — теперь только половина двенадцатого.
— Что с вами сегодня?
— Я зла, как черт, — призналась Томми.
Детская рожица Младенца приняла сочувственно-вопросительное выражение.
— Мы страшно возмущены, — пояснила мисс Рэмсботем, — что нам не позволяют сбегать на Кэннон-стрит и выманить у старика Джауита, фабриканта мыла, объявление для нашего журнала. Мы уверены, что стоит нам только надеть нашу лучшую шляпку, и он не в состоянии будет отказать нам.
— И вовсе незачем выманивать, — сказала Томми. — Стоило бы только повидаться с ним и показать ему цифры, и он сам прибежит к нам.
— А Клодда он не примет? — спросил Младенец.
— Никого он теперь не принимает и ни в какие новые газеты не хочет давать объявлений, — ответила мисс Рэмсботем. — Это все я виновата. Я имела неосторожность пустить слух, что он не может устоять перед женским обаянием. Говорят, будто миссис Саркитт удалось выпросить у него объявление для „Фонаря“. Но, конечно, может быть, это и неправда.
— Жалко, что я не мыльный фабрикант и не имею возможности раздавать объявления, — вздохнул Младенец.
— Да, очень жалко, — согласилась помощница редактора.
— Я бы все их отдал вам, Томми.
— Мое имя — мисс Хоуп, — поправила его помощница редактора.
— Извините, пожалуйста. Но я как-то привык уж называть вас Томми.
— Я буду вам очень признательна, если вы отвыкнете от этого.
— Простите…
— С условием, чтоб это не повторялось.
Младенец постоял сперва на одной ноге, потом на другой и, видя, что ничего из этого не выходит, сказал:
— Я, собственно, просто так заглянул — узнать, не нужно ли вам чего.
— Нет, благодарствуйте.
— В таком случае, до свиданья.
— До свиданья.
Когда Младенец спускался с лестницы, детское личико его имело такое выражение, как будто его поставили в угол. Большинство членов клуба Автолика хоть по разу в день заглядывало в редакцию узнать, не нужно ли чего-нибудь Томми. Иным везло. Не далее как накануне Порсон — толстый, неуклюжий, совершенно неинтересный мужчина — был послан ею в Плэстоу справиться о здоровье мальчика из типографии, которому повредило машиной руку. Юному Александеру, писавшему такие стихи, что многие в них даже и совсем не находили смысла, было дано поручение обойти всех лондонских букинистов в поисках Мэйтлендовой „Архитектуры“. А Джонни, — с тех пор как две недели назад его попросили прогнать шарманщика, который не желал уходить, — не получал никаких поручений.
Раздумывая о горькой своей участи, Джонни свернул на Флит-стрит. Тут на него налетел мальчик с картонкой в руках.
— Извините… — мальчуган заглянул в лицо Джонни и прибавил: — мисс, — после чего, ловко увернувшись от удара, скрылся в толпе.
Младенец, обладавший детски смазливым личиком, привык к такого рода оскорблениям, но сегодня они ему особенно досаждали. Почему у него, в двадцать два года, не растут хотя бы усы? Почему в нем росту всего только пять футов и пять с половиной дюймов? Почему проклятая судьба наделила его бело-розовым цветом лица, за который товарищи по клубу дразнят его Младенцем, а уличные мальчишки пристают к нему, выпрашивая поцелуй? Почему у него голос, как флейта, более подходящий для… Внезапно у него мелькнула блестящая мысль. Джонни бросилась в глаза вывеска парикмахерской, и он поспешил зайти.
— Постричься, сэр? — осведомился парикмахер, окутывая его простыней.
— Нет, побриться.
— Извините. — Парикмахер поспешил заменить простыню полотенцем. — И часто вы бреетесь, сэр?
— Да.
— Тэк-с… Хорошая сегодня погодка.
— Очень хорошая.
От парикмахера Джонни направился к костюмеру Стинчкумбу, на Друри-Лэйн.
— Я участвую в пантомиме, — объявил ему Младенец. — Пожалуйста, подберите мне полный костюм современной молодой девушки.
