Продолжительны и грустны были размышленія его въ то время, какъ онъ, закрывъ руками лицо свое, придумывалъ, какое бы предпринять ему лучше средство. Умственная подорожная его приказывала въ Лондонъ. Но при этомъ онъ вспомнилъ о гнѣвѣ своего родителя и о потерѣ приданаго, которымъ старикъ Броунъ обѣщалъ наполнить сундуки сына старика Трота. Вслѣдъ за тѣмъ на той же подорожной ясно отличались слова: «въ мужъ Броуна»; но вызовъ Гораса Гунтера звучалъ въ ушахъ его, и кровавыя слова: «Стиффонсъ-Акръ», вертѣлись передъ его глазами. Наконецъ въ головѣ мистера Александера Трота созрѣлъ слѣдующій планъ.
Первымъ и самымъ главнымъ дѣломъ онъ поставилъ отправить въ гостинницу «Синій Левъ и Согрѣватель Желудка» лакея съ приличной запиской къ мистеру Герасу Гунтеру, въ которой увѣдомлялъ, что жаждетъ уничтоженія своего врага и поставитъ себѣ за особенное удовольствіе непремѣнно убить его завтра поутру. Потомъ онъ написалъ другое письмо и потребовалъ другого лакея: въ гостинницѣ ихъ была пара. Въ дверяхъ его нумера послышался легкій стукъ.
— Войдите, оказалъ мистеръ Тротъ.
И вслѣдъ за этими словами мужчина съ огромной рыжей головой и однимъ глазомъ въ этой головѣ втащилъ въ комнату туловище и ноги, которымъ принадлежала рыжая голова, и мѣховую шапку, принадлежавшую рыжей головѣ.
— Ты здѣсь, кажется, верхній лакеи? спросилъ мистеръ Тротъ.
— Да, верхній, отвѣчалъ голосъ изъ кипорнаго футляра съ перламутровыми пуговками:- то есть, я надъ-лакей, или лакей, который принадлежитъ всему заведенію; а другой лакей нанимается уже мною и бѣгаетъ отсюда по равнымъ порученіямъ; я зову его подъ-лакеемъ или полъ-лакеемъ.
— Ты вѣрно изъ Лондона? спросилъ мистеръ Тротъ.
— Изъ извощиковъ, былъ лаконическій отвѣтъ.
— Почему же ты теперь лакеемъ? сказалъ мистеръ Тротъ.
— Соскучился — женился.
— Знаешь ли ты домъ здѣшняго судьи? спросилъ Тротъ.
— Какъ не знать! отвѣчалъ надъ-лакей, бросая значительный взглядъ кривымъ своимъ глазомъ, какъ будто онъ имѣлъ довольно важную причину помнить этотъ домъ.
— Какъ ты думаешь, можешь ли ты доставать туда вотъ это письмо?
— Ничего нѣтъ легче.
— Но это письмо, сказалъ Тротъ, судорожно протягивая безобразную записку въ одной рукѣ и пять шиллинговъ въ другой: — это письмо безъименное.
— Какое? спросилъ надъ-лакей.
— Безъименное: судья не долженъ знать, отъ кого оно.
— О, понимаю! отвѣчалъ кривой, подмигивая глазомъ, но не обнаруживая ни малѣйшаго нерасположенія принять на себя порученіе; — понимаю: маленькое предостереженьице… гм! — И глаза его начали блуждать по комнатѣ, какъ будто отъискивая потайного фонаря и фосфорическихъ спичекъ. — Но послушай, продолжалъ онъ, прекращая поиски и устремляя единственный глазъ свой на мистера Трота: — я долженъ вамъ сказать, что онъ нашъ адвокатъ, нашъ судья и кромѣ того застрахованъ въ графствѣ. Если у васъ есть какое нибудь зло противъ него, то пожалуста вы не сожгите дома его, хотя я знаю, что лучшей милости вы не могли бы сдѣлать ему.
И надъ-лакей внутренно захохоталъ.
Еслибъ мистеръ Александеръ Тротъ находился въ какомъ нибудь другомъ положеніи, то первымъ его дѣйствіемъ было бы вытолкать, этого человѣка изъ комнаты. При этомъ же случаѣ мистеръ Тротъ ограничился тѣмъ, что удвоилъ плату за груды и объяснилъ, что письмо его имѣетъ цѣль предотвратить нарушеніе спокойствія. Надъ-лакей удалился, выразивъ торжественную клятву сохранить тайну, и мистеръ Александеръ Тротъ принялся за жареную камбалу, за телячьи котлеты, мадеру и пирожное съ гораздо большимъ спокойствіемъ, чѣмъ въ первую минуту по полученіи вызова Гораса Гунтера.
Между тѣмъ пріѣхавшая въ лондонскомъ дилижансѣ лэди едва только заняла двадцать-пятый нумеръ и сдѣлала нѣкоторыя измѣненія въ дорожномъ туалетѣ, какъ тотчасъ же отправила письмо къ Джозефу Овертону, дворянину, прокурору и велико-вингльбирійскому мирному судьѣ. Она просила въ этомъ письмѣ немедленной помощи въ весьма важномъ и нетребующемъ отлагательства дѣлѣ. Конечно, при подобномъ требованіи почтенный судья не терялъ ни минуты времени. Послѣ страшно изумительныхъ взглядовъ и восклицаній: «ахъ, Боже мой! что же это значитъ!», и прочихъ выраженій, въ которыхъ ясно обнаруживалось его удивленіе, онъ, въ своей маленькой конторѣ, снялъ съ гвоздика широкополую шляпу и торопливо побрелъ по улицѣ Гай въ Вингльбирійскій Гербъ, гдѣ хозяйка дома и толпа услужливыхъ лакеевъ проводили его по лѣстницѣ, къ дверямъ двадцать-пятаго нумера.
— Просите джентльмена сюда, сказала лондонская леди, въ отвѣтъ на извѣщеніе передового лакея.
И джентльмену отворили дверь.
Лэди встала съ дивана; судья выступилъ шага на два отъ дверей, и потомъ, какъ будто съ общаго согласія, оба они остались неподвижны. Судья видѣлъ передъ собой веселую, пышно одѣтую женщину, лѣтъ сорока отъ роду; а лэди смотрѣла на лоснистаго мужчину годами десятью старше ея, въ черныхъ «невыразимыхъ», въ черномъ сюртукѣ, въ черномъ галстукѣ и въ черныхъ перчаткахъ.
— Миссъ Джулія Маннерсъ! воскликнулъ наконецъ судья: — вы удивляете меня!
— Съ вашей стороны, Овертонъ, это весьма нехорошо, отвѣчала миссъ Джулія: — я знаю васъ очень давно и ваши поступки нисколько бы не удивили меня; почему бы и вамъ не оказать мнѣ подобнаго привѣта?
— Но убѣжать, дѣйствительно убѣжать, съ молодымъ человѣкомъ! возразилъ судья.
— Надѣюсь, однако, вы не захотѣли бы, чтобы я убѣжала со старикомъ, хладнокровно замѣтила лэди.
— И потомъ просить меня, — меня именно изъ всѣхъ людей въ цѣломъ мірѣ,- меня, человѣка солидныхъ лѣтъ и наружности, вѣрнаго судью города, — просить о томъ, чтобы я былъ сообщникомъ вашего плана! угрюмо восклицалъ Джозефъ Овертонъ, опускаясь въ кресло и вынимая изъ кармана письмо миссъ Джуліи, какъ будто для того, чтобъ подтвердитъ свои замѣчанія.
— Послушайте, Овертонъ, нетерпѣливо отвѣчала лэди:- въ этомъ дѣлѣ я требую вашей помощи, и должна имѣть ее. При жизни того бѣдняжки, мистера Корнберри, которому…. которому….
— Которому предстояло жениться на васъ, но который не женился, потому что вздумалъ сначала умереть, и который оставилъ вамъ все свое состояніе, не обремененное его присутствіемъ, подсказалъ судья саркастическимъ шопотомъ.
— Правда ваша, отвѣчала миссъ Джулія, слегка покраснѣвъ: — но замѣтьте, что при жизни мистера Корнберри состояніе его было обременено вашимъ управленіемъ; я до сихъ поръ удивляюсь, какимъ образомъ чахотка поразила самого господина, а не его состояніе. Вы помогли себѣ тогда, — скажите мнѣ теперь.
Мистеръ Джозефъ Овертонъ былъ человѣкъ опытный и кромѣ того хорошій адвокатъ; а въ то время, какъ нѣкоторыя неясныя воспоминанія о двухъ-трехъ тысячахъ фунтовъ, присвоенныхъ по ошибкѣ, пробѣжали въ его головѣ, онъ пробормоталъ что-то невнятное, кротко улыбнулся и нѣсколько секундъ соблюдалъ глубокое молчаніе.
— Что же вы хотите дѣлать? спросилъ онъ наконецъ.
— Сейчасъ я вамъ скажу, отвѣчала миссъ Джулія. — Я скажу вамъ въ трехъ словахъ. Безцѣнный мой лордъ Питаръ…
— Онъ-то и есть молодой джентльменъ? прервалъ судья.
— Отъ-то и есть молодой нобльмэнъ, отвѣчала лэди, дѣлая удареніе на послѣднее слово. — Безцѣнный лордъ Питаръ чрезвычайно боится гнѣва своего семейства; поэтому мы сочли за лучшее обвѣнчаться тайкомъ. Чтобы отклонить подозрѣніе, онъ выѣхалъ изъ Лондона съ любезнымъ своимъ тигромъ, подъ предлогомъ навѣстить друга своего достопочтеннѣйшаго Августа Флэйра, помѣстье котораго, какъ самъ извѣстно, находится въ сорока миляхъ отсюда. Мы условилась такъ, что я выѣду изъ Лондона въ дилижансѣ, а онъ, оставитъ за собою тигра и свой экипажъ, явится сюда сегодня послѣ обѣда.
— И прекрасно! замѣтилъ Джозефъ Овертонъ: — здѣсь онъ возьметъ почтовыхъ лошадей, и вы уже вмѣстѣ отправитесь въ Гритна-Гринъ. Мнѣ кажется, что для него вовсе не требуется присутствія третьяго лица?
— Напротивъ, того, отвѣчала миссъ Джулія: — мы имѣемъ весьма основательныя причины предполагать — надобно вамъ сказать, что друзья лорда Питара не считаютъ его за человѣка благоразумнаго или дальновиднаго, и успѣли открыть его привязанность ко мнѣ — мы предполагаемъ, что едва только замѣтятъ его отсутствіе, какъ тотчасъ же пошлютъ за нимъ погоню по всевозможнымъ направленіямъ. Чтобъ избѣгнуть этой погони и скрыть наши слѣды, я желаю распространить слухъ въ здѣшнемъ домѣ, что безцѣнный мой лордъ Питаръ немного помѣшанъ, хотя на самомъ дѣлѣ въ немъ нѣтъ и искры помѣшательства, и что я, вовсе неизвѣстная ему, ожидаю его пріѣзда, чтобы отвезти его въ безопасный пріютъ — положимъ, хоть въ Бервикъ. Если я стану немного скрытничать, то пожалуй можно еще тамъ устроить, что меня сочтутъ за его мать.
При этихъ словахъ въ головѣ мирнаго судьи мелькнула мысль, что миссъ Джулія, не скрытничая, легко можетъ прослыть за мать воображаемаго помѣшаннаго, такъ какъ на видъ ей было вдвое больше лѣтъ противъ нареченнаго супруга, впрочемъ, мирный судья не сказалъ ни слова, — и лэди продолжала:
