Ознакомительная версия.
— Ну, рассказывайте, что вы успели сделать! — потребовала леди Лидьяр.
— Зная, что вашу милость очень беспокоит состояние собаки, я прежде всего поехал к ветеринару, — как всегда, негромко заговорил Моуди. — К сожалению, его вызвали в какую-то деревню и…
Леди Лидьяр нетерпеливо отмахнулась:
— Бог с ним, с ветеринаром. Будем искать другого. Куда потом вы направились?
— К адвокату вашей милости. Мистер Трой просил передать, что будет иметь честь явиться…
— После, после, Моуди. Сейчас меня интересует вдова художника. Верно ли, что миссис Толлмидж с детьми остались вовсе без средств к существованию?
— Не совсем, миледи. Я встречался с их приходским священником — он как раз хлопочет по их делам…
— Вы что, упоминали мое имя? — в третий раз перебила дворецкого леди Лидьяр.
— Разумеется, нет, миледи. Я сказал, как и было уговорено, что действую от лица некой благотворительницы, которая оказывает помощь сильно нуждающимся. Мистер Толлмидж умер, ничего не оставив семье, — это верно. Однако у вдовы имеется небольшой собственный доход — фунтов семьдесят.
— Хватит им этого на жизнь?
— Вдове с дочерью, пожалуй, хватит, — ответил Моуди. — Но сложность в том, чтобы расплатиться с оставшимися от художника долгами и как-то поддержать на первых порах двух взрослых сыновей. Оба, я слышал, весьма прилежные молодые люди; да и всю семью Толлмиджей в округе уважают. Священник советует заручиться поддержкой нескольких влиятельных лиц и с их подписей начать сбор пожертвований.
— Никаких сборов! — возразила леди Лидьяр. — Мистер Толлмидж доводился лорду Лидьяру кузеном, стало быть, и миссис Толлмидж тоже родня его милости, хотя бы и не кровная. Да будь она ему хоть седьмая вода на киселе, я ни за что не позволю, чтобы для родственников моего покойного мужа собирали милостыню. Ох уж эти кузены! — воскликнула она вдруг, стремительно переходя от возвышенных чувств к низменным. — Право слово, перевертыши! То они вам самые что ни на есть братья, то, глядишь, метят чуть не в возлюбленные. Слышать о них не могу!.. Но вернемся к вдове и ее сыновьям. Сколько им нужно?
— Пятьсот фунтов покрыли бы все расходы, миледи. Если, конечно, удастся собрать такую сумму.
— Удастся, Моуди! Потому что они получат ее от меня. — Явив, таким образом, пример истинного великодушия, она тут же испортила впечатление от своего благородного жеста, ибо уже в следующих ее словах прозвучало откровенное сожаление: — Однако, Моуди, пятьсот фунтов ведь деньги немалые, правда?
— Да, конечно, миледи.
Дворецкий растерялся: даже зная широкую натуру своей хозяйки, он никак не мог предположить, что она возьмется выплатить всю сумму целиком. Леди Лидьяр тотчас почувствовала его замешательство.
— Вам не все об этом деле известно, Моуди, — сказала она. — Видите ли, натолкнувшись на заметку о смерти мистера Толлмиджа, я решила проверить, точно ли они с моим мужем состояли в родстве. Среди бумаг его милости я нашла несколько писем от мистера Толлмиджа и выяснила, что он приходится лорду Лидьяру кузеном. Так вот, в одном из этих писем содержатся чрезвычайно неприятные, беспочвенные обвинения в мой адрес — вранье, одним словом! — Разволновавшись, ее милость, по обыкновению, позабыла о достоинстве. — Да, Моуди, вранье, за которое мистера Толлмиджа, безусловно, следовало высечь! И я высекла бы его собственными руками, кабы муж мне в свое время все рассказал! И прочем, что теперь об этом толковать! — продолжала она, снова возвращаясь к лексикону великосветской дамы. — Несчастный был когда-то очень несправедлив ко мне, и меня наверняка неправильно поймут, начни я сейчас открыто помогать его семье. Напротив, представившись неизвестной доброжелательницей, я просто выручу вдову с детьми из беды и заодно избавлю их от унизительного сбора пожертвований. Лорд Лидьяр, будь он жив, поступил бы, думаю, так же. Мой бювар вон на том столе, Моуди. Подайте-ка его сюда, покуда у меня не пропало желание отплатить за зло добром!
Моуди без слов повиновался. Леди Лидьяр выписала чек.
— Отнесите это к банкиру и принесите мне пятисотфунтовую банкноту — отправим ее священнику с письмом от «неизвестного друга». И поспешите, Моуди! Я ведь не святая — глядите же, чтобы эта банкнота недолго дразнила меня своим видом!
С чеком в руке Моуди вышел из комнаты. Банк находился рядом, на улице Святого Иакова, и дворецкий должен был обернуться за несколько минут. Оставшись одна, леди Лидьяр решила заняться благородным делом составления анонимного послания к священнику. Но только она достала из бювара чистый лист бумаги, как в дверях появился слуга с докладом:
— Мистер Феликс Суитсэр!
— А, племянничек! — удивленно, но без особого радушия в голосе воскликнула леди Лидьяр. — Давненько ты к нам не жаловал! Сколько уж лет прошло? — все так же нелюбезно продолжала она, пока мистер Феликс Суитсэр подходил к ее письменному столу.
Однако смутить гостя было нелегко. Приблизившись, он галантно склонился над тетушкиной ручкой. Легкая насмешливость его тона сглаживалась милейшей шаловливой улыбкой.
— Помилуйте, дорогая тетушка, каких лет! — возразил он. — Взгляните на себя в зеркало и убедитесь сами: время стояло на месте, пока мы с вами не виделись. Вы превосходно выглядите! Когда же мы наконец отпразднуем появление вашей первой морщинки? Впрочем, я слишком стар и не доживу до этого дня.
Без приглашения усевшись в кресло поближе к леди Лидьяр, он с насмешливым восхищением окинул взглядом ее нелепый наряд.
— Очень удачный выбор! — объявил он с бесцеремонностью светского повесы. — Какие веселенькие цвета!
— Зачем пожаловал? — не обращая ни малейшего внимания на лесть, перебила леди Лидьяр.
— Единственно затем, чтобы засвидетельствовать свое почтение дорогой тетушке, — отвечал вольготно расположившийся в кресле Феликс, которого прохладный прием вовсе не обескуражил.
Нет нужны трудиться над портретом Феликса Суитсэра — эта фигура и без того слишком хорошо всем знакома: изящный господин неопределенных лет, с живым взглядом беспокойных глаз, седеющими кудрями до плеч, легкой поступью и подкупающей сердечностью обращения. Его бесчисленные достоинства снискали всеобщее признание; он — любимец общества. Как милостиво принимает он расположение ближних, как щедро отплачивает им тем же! Всякий его знакомый непременно «милейший человек», всякая знакомая — «просто прелестница». Какие пикники устраивает он в летний день на берегу Темзы! Как усердно трудится за партией в вист, в поте лица отрабатывая свои скромные картежные доходы! А какой это превосходный лицедей во всех домашних представлениях (включая и бракосочетания)! Как, ужели вы не читали его роман, писанный в немецких банях в промежутках между заходами в парную? Значит, вам неведомо, что такое поистине блестящий слог! Больше из-под пера его не вышло романов: Феликс Суитсэр берется за все, но лишь однажды. Сочинил одну песенку — предмет зависти маститых композиторов; написал одну картину, коей лишь подтвердил, как легко джентльмен может овладеть искусством и снова его забросить. Воистину многогранный господин — так и искрится талантами и добродетелями. И пусть даже мои скромные заметки ни на что больше не сгодятся, все ж они окажут услугу людям несветским уж тем одним, что познакомят их с мистером Суитсэром. Присутствие этого героя оживляет повествование, и в отраженном его блеске автор и читатель наконец-то понимают друг друга.
— Что ж, — произнеояа леди Лидьяр. — Изволь, раз ты уже здесь, отчитаться за свое отсутствие. Полагаю, ты все это время провел по заграницам? Где же?
— По большей части в Париже, дорогая тетушка. Франция ведь единственная страна в мире, где можно жить, — по той простой причине, что одни только французы знают толк в жизни. Однако в Англии все же ждут друзья, родственники. Приходится время от времени возвращаться и в Лондон, к родным пенатам…
— Особенно когда в Париже денежки улетучиваются, — продолжила леди Лидьяр. — Ты, кажется, это собирался сказать?
Феликс отнесся к замечанию ее милости с восхитительным добродушием.
— Вы, как всегда, искритесь юмором! — воскликнул он. — Мне бы вашу жизнерадостность! Да, денежки, как вы изволили выразиться, действительно улетучиваются. Клубы, знаете ли, биржи, скачки; в одном месте попытаешь счастья, в другом рискнешь… Где-то выиграешь, где-то проиграешь, зато уж на скуку жаловаться грех! — Замолчав, он вопросительно взглянул на леди Лидьяр; улыбка постепенно сошла с его лица. — То ли дело у вас, — снова заговорил он. — Жизнь ваша, должно быть, сплошное удовольствие. Извечный вопрос всех нуждающихся — где достать денег? — никогда не омрачал вашего чела. Завидую вам от души! — Он снова замолчал, на сей раз видимо озадаченный. — В чем дело, дорогая тетушка? Вас как будто что-то тревожит?
Ознакомительная версия.
