Бурже переносит центр тяжести романа с внешнего мира на внутренний, с описаний среды — на переживания, с поступков персонажей — на их мотивировку, с диалогов — на внутренний монолог. В романах Бурже встречаются оригинальные психологические наблюдения, афоризмы, метко характеризующие светскую мораль. Но его психологический анализ не отличается глубиной. Бурже фиксирует психические факторы с той же тщательностью, с какой писатель-натуралист перечисляет все находящиеся в комнате предметы. Возникнув как реакция на натурализм с присущим ему фотографированием внешней среды, психологический роман перенес приемы натурализма на исследование мира человеческой души. От признания этого не мог уйти сам Бурже.
Говоря об исканиях близких ему авторов, Бурже в письме к Эмилю Золя подчеркивал: «Они обратились к изучению проблем духовной жизни путем внутреннего анализа, как вы обратились к изучению проблем общественной жизни путем анализа внешних фактов. То, что сейчас делается, и даже то, чего ищут, не стоит ни в каком противоречии с натурализмом».
Черты натурализма в творчестве Бурже связаны с тем, что позитивистские представления никогда не были преодолены им до конца. Позитивизм, отвергавший возможность проникновения в сущность явлений, не мог дать научного объяснения психологии человека. Бурже утверждает господство подсознательного, объявляет мир чувств непознаваемым. Он пишет о человеческой душе как о «непонятной и горестной, восхитительной и необъяснимой реальности» (предисловие к «Новым опытам современной психологии»).
В конце восьмидесятых годов в творчестве Бурже возрастают морализаторские тенденции. Роман «Ложь» заканчивается елейными поучениями католического священника. За греховные любовные похождения «земля обетованная» — брак с добродетельной женщиной — остается недоступной для героя Бурже (роман «Земля обетованная»). Теперь супружеская измена осуждается Бурже с точки. Зрения церковной морали как грех, за которым неизбежно последует божья кара. Бурже явственно склоняется к католицизму. Подобная эволюция была характерна для реакционной буржуазной мысли «конца века».
Буржуазная философия оказалась не в состоянии дать верного истолкования великим Научным открытиям второй половины XIX столетия. Вульгарный материализм пришел в очевидное противоречие с достижениями научной мысли. Слабости механистического объяснения мира были использованы в идеалистической философии для похода против материализма как такового, против науки, против разума. На рубеже восьмидесятых — девяностых годов во Франции усиливаются споры о так называемом «кризисе науки». Реакционные литераторы прибегают к хитроумнейшим софизмам, чтобы свергнуть «кумир» науки.
Перед писателями закономерно вставал вопрос о судьбах науки, ее роли в жизни человека. До конца дней сохранили глубокую веру в силу человеческого знания Эмиль Золя, Жюль Верн.
В последних книгах Флобера, в «Искушении святого Антония» и — в «Буваре и Пекюше», едкое осмеяние ложной науки сочетается с тревогой за судьбы науки истинной. В «Бессмертном» Альфонса Доде рассказ о том, как ловкий проходимец оставил в дураках Французскую академию, оборачивается безжалостной насмешкой над официальной наукой. В 1889 году — через год после напечатания «Бессмертного» Доде — вышел в свет «Ученик» Бурже.
«Ученик» — первый из проблемных романов Бурже. Здесь психологический анализ важен не сам по себе: он должен выяснить вопрос об ответственности писателя, ответственности ученого.
В решении этого вопроса Бурже исходит из ложного противопоставления морали и науки. Былая вера в научное познание сменилась у Бурже глубокой разочарованностью. Слабости позитивизма, отрицавшего существование моральных категорий, представляются ему пороками науки вообще.
В предисловии к «Ученику», которое представляет собою обращение к современной автору французской молодежи, Бурже предостерегал против разъедающего душу скептицизма, против холодной игры ума, не признающей ни добра, ни зла.
Однако автор «Ученика» сам впадал в неразрешимое противоречие: осуждая крайности буржуазного индивидуализма, он прославлял «стойкую и мужественную» французскую буржуазию, Бурже возлагает все свои надежды на этот класс, который должен «спасти» Францию от новой Коммуны и одержать победу в реваншистской войне против Германии. Корень зла Бурже видит в научном мышлении, которому он противопоставляет евангельские заветы.
Одним из источников романа «Ученик» послужило нашумев шее в восьмидесятых годах дело об убийстве старой молочницы неким Барре и его приятелем студентом-медиком Лебье. Спустя несколько дней после убийства Лебье выступил с докладом: ссылаясь на Дарвина, он пытался доказать право сильной личности безнаказанно распоряжаться жизнью рядового человека. Это дело вызвало многочисленные отклики. Альфонс Доде опубликовал драму «Борьба за существование» (1889), в которой буржуазная конкуренция, порождающая многочисленные преступления, связывалась с учением Дарвина. Пьеса Доде была подвергнута резкой критике со стороны Лафарга. Он справедливо утверждал, что не научные теории, а буржуазные общественные условия «неизбежно создают конкуренцию и ее последствия».[2]
Упрек Лафарга может быть отнесен и к «Ученику» Бурже.
В основу сюжетной линии романа Бурже положен несколько видоизмененный факт уголовной хроники: дело об убийстве в 1888 году неким Анри Шамбиж своей любовницы. Умело используя приемы детективного романа, Бурже придает повествованию остроту, занимательность. Но детектив важен здесь не сам по себе, тем более, что, как выясняется в дальнейшем, убийства, с юридической точки зрения, не было. Бурже обращается к преступлению как к наиболее острой форме проявления некоторых противоречий современной действительности. Вопрос: «Кто убил?» — уступает место вопросу: «Кто виноват?» Герой романа Робер Грелу, отвергая предъявленное ему обвинение в убийстве молодой аристократки Шарлотты де Жюсса-Рандон, отнюдь не отрицает своей вины в ее трагической гибели. Воспитанный в школе позитивизма, в преклонении перед экспериментальной психологией, он сделал попытку проверить свои взгляды на практике. Грелу поставил бесчеловечный психологический опыт: решил соблазнить Шарлотту, не любя ее, «из простого любопытства психолога», ради удовольствия «распоряжаться живой человеческой душой и непосредственно наблюдать в ней механизм страстей», до сих пор изучавшийся им только по книгам.
Робер Грелу, который считает себя вправе распоряжаться жизнью других людей, кое в чем напоминает Родиона Раскольникова. Горький справедливо отмечал влияние романа Достоевского на «Ученика», так же задуманного как роман о преступлении и наказании. («Преступление и наказание» вышло на французском языке в 1884 году и неоднократно переиздавалось в последующие годы.) Но герой «Ученика» не обладает душевным благородством Раскольникова, он отнюдь не мечтает о благе человечества. Грелу — бессердечный циник и эгоист.
«Не детерминизм, а гордость загубила Робера Грелу», — справедливо заметил Анатоль Франс в рецензии на «Ученика». Грелу — буржуазный индивидуалист, мнящий себя венцом мироздания.
Идеалистическое учение о множественности человеческого «я» он использует не только для оправдания лицемерия, но и для того, чтобы скрыть от других и от самого себя фактический распад своей личности. В отсутствии внутренней цельности, в том, что в нем уживаются различные, зачастую противоположные существа, он видит доказательство богатства своей натуры. Распад личности Грелу является, таким образом, обратной стороной того культа собственного «я», жрецом которого он себя считает. Внутренняя логика романа состоит в том, что индивидуализм, доведенный до логического конца, оборачивается против его носителя. Робер Грелу — жалкий потомок бальзаковского героя Рафаэля де Валантена, обладателя шагреневой кожи, дающей человеку власть, но обрекающей его на самоуничтожение. Место Робера Грелу — в самом конце вереницы столь характерных для французской литературы XIX века образов молодых честолюбцев, терпящих крушение. «Мы видим, — говорит Горький, — что «исповедь сына века» бесчисленно и однообразно повторяется в целом ряде книг и каждый новый характер этого ряда становится все беднее духовной красотой и мыслью, все более растрепан, оборван, жалок.
Грелу Бурже — дерзок, в — его подлости есть логика, но он именно «ученик»; герой Мюссе мыслил шире, красивее, энергичнее, чем Грелу».[3]
Как характерное свидетельство эпохи, Горький включил «Ученика» в выходившую в начале тридцатых годов под его редакцией серию романов «История молодого человека XIX столетия».
С большой силой запечатлен в «Ученике» крах буржуазного индивидуализма. Грелу развенчивается как человек и как мыслитель. Все ухищрения Грелу оборачиваются в конечном счете против него самого. Он стремился возбудить чувство у Шарлотты, но сам влюбился в нее. Психолог, веривший в могущество рас судка, оказывается бессильным разобраться в своих же чувствах; он подчиняется инстинкту, действует под влиянием силы, чуждой его сознанию. Грелу прибегает к сложной психологической дипломатии, чтобы произвести впечатление на Шарлотту. Эта «недостойная и смешная работа профана в науке любви» оказалась совершенно ненужной: девушка полюбила его с первого взгляда.
