— К чему эта критика? — отвечала благоразумная г-жа фон Вангель. — Если Франция тебе не нравится, вернемся в Кенигсберг; не забывай, однако, что тебе уже девятнадцать лет и что я могу умереть; пора тебе выбрать защитника в жизни. Если я умру, — прибавила она с грустной улыбкой, — великий герцог К. выдаст тебя замуж за своего адъютанта.
В один прекрасный летний день г-жа фон Вангель с дочерью поехали в Компьен посмотреть на королевскую охоту. Развалины Пьерфона, внезапно открывшиеся в глубине леса, поразили Минну до глубины души. Она еще была во власти немецких предрассудков и считала, что все великие памятники, находящиеся в Париже, «этом новом Вавилоне», носят на себе печать сухости, насмешливости и злобы.
Развалины Пьерфона тронули ее, напомнив ей руины древних замков на вершинах Брокена. Минна упросила мать остановиться на несколько дней в маленькой деревенской гостинице в Пьерфоне, где они устроились очень неудобно. Однажды в дождливый день Минна, шаловливая, как двенадцатилетняя девочка, уселась под воротами гостиницы, чтобы смотреть, как льет дождь. Она заметила висевшее там объявление о продаже поместья, расположенного по соседству. Через четверть часа она в сопровождении служанки, державшей над ее головой зонтик, явилась к нотариусу, чрезвычайно озадаченному тем, что такая молодая и просто одетая девушка разговаривает с ним о покупке имения стоимостью в несколько сот тысяч франков. Вслед за тем она попросила его подписать купчую и принять в виде задатка несколько тысячефранковых билетов.
Благодаря случаю, который я остерегусь назвать необыкновенным, Минна была лишь слегка обманута в этом деле.
Имение называлось Пти-Вербери. Владельцем его был некий граф де Рюпер, известный во всех замках Пикардии. Это был высокий, очень красивый молодой человек; с первого взгляда он производил чарующее впечатление, но спустя некоторое время в нем обнаруживались грубые и вульгарные черты, отталкивавшие от него людей. Граф де Рюпер вскоре объявил себя другом г-жи фон Вангель; ей он казался забавным. Быть может, он единственный из молодых людей того времени напоминал тех очаровательных светских повес, приукрашенный портрет которых мы находим в мемуарах Лозена[4] и Тильи[5]. Г-н де Рюпер проматывал последние остатки своего огромного состояния; он подражал порокам вельмож века Людовика XV и не мог понять, почему Париж не занимается исключительно его персоной. Разочаровавшись в своих мечтах о славе, он всей душой полюбил деньги. Сведения, полученные графом из Берлина в ответ на его запрос, разожгли в нем страсть к фрейлейн фон Вангель. Шесть месяцев спустя после покупки поместья Минна сказала матери:.
— Действительно, чтобы приобрести друзей, нужно было обзавестись имением; может быть, мы потеряем несколько тысяч франков, когда захотим отделаться от Пти-Вербери, зато теперь мы насчитываем среди наших близких знакомых множество приятных дам.
Все же Минна не приобрела манер молодой француженки. Отдавая должное их обворожительной грации, она тем не менее сохранила естественность и свободу немецкого обращения. Г-жа де Сели, самая близкая из ее новых подруг, говорила, что Минну можно назвать особенной, но не странной: ее пленительная грация заставляла все прощать ей; глядя на нее, нельзя было угадать, что она обладает миллионным состоянием; в ней была не простота хорошо воспитанного человека, а подлинная непринужденность.
Спокойное течение их жизни было нарушено громовым ударом: Минна потеряла мать. Как только боль утраты стихла и Минна смогла подумать о своем положении, обнаружилась вся его затруднительность. Г-жа де Сели увезла ее в свой замок.
— Надо вернуться в Пруссию, — говорила ее приятельница, молодая, тридцатилетняя женщина, — это самое разумное решение; или же вам надо выйти замуж здесь, как только кончится траур, а пока выписать из Кенигсберга компаньонку, самое лучшее — кого-нибудь из ваших родственниц.
Против этого плана имелось следующее веское возражение: немки, даже дочери богатых родителей, считают, что выйти замуж можно лишь за человека, которого обожаешь. Г-жа де Сели назвала Минне по крайней мере десяток подходящих кандидатов; но эти молодые люди, по мнению Минны, были пошловаты, склонны к иронии, почти злы. Минна пережила самый тяжелый год своей жизни, здоровье ее пошатнулось, красота почти пропала. Однажды, когда она пришла к г-же де Сели, та сообщила ей, что она увидит за обедом знаменитую г-жу де Ларсе, самую богатую и очаровательную женщину в их краях; в обществе часто восхваляли изысканную роскошь ее балов и ту полную достоинства, любезную и совершенно свободную от малейшего налета вульгарности манеру, с которой она растрачивала свое крупное состояние.
Минна была удивлена обыденностью и прозаичностью, сквозившими во всем облике г-жи де Ларсе. «Вот какой надо быть, чтобы пользоваться любовью в этой стране!» Огорченная этим, ибо разочарование в прекрасном причиняет боль немецкому сердцу, Минна отвела взор от г-жи де Ларсе и из вежливости принялась беседовать с ее мужем. Он держался очень просто: для его характеристики достаточно сказать, что он состоял пажем при императоре Наполеоне во время отступления из России и как в этой кампании, так и в последующих проявил изумительную для столь юного возраста храбрость. Он очень интересно и без всякой вычурности рассказал Минне о Греции, где провел два года, сражаясь на стороне греков. Беседа с ним пришлась по душе Минне; он показался ей старым другом, которого она вновь встретила после долгой разлуки.
По окончании обеда все отправились смотреть живописные уголки Компьенского леса. Минна несколько раз порывалась спросить у г-на де Ларсе совета, как ей поступить в ее затруднительном положении. Элегантный вид графа де Рюпера, гарцевавшего на лошади рядом с колясками гостей, еще больше оттенял естественные и даже несколько простые манеры г-на де Ларсе. Великие события, озарившие начало его жизни и давшие ему возможность увидеть обнаженными человеческие сердца, способствовали развитию в нем твердого, холодного, положительного характера, довольно веселого, но совершенно лишенного фантазии. Такие характеры производят особенно сильное впечатление на души, в которых преобладает воображение. Минна была удивлена тем, что француз может быть столь искренним.
Вечером, когда он уехал, Минна почувствовала себя так, словно рассталась с близким другом, который уже в течение многих лет был посвящен во все ее тайны. Все на свете, даже нежная дружба г-жи де Сели, представлялось ей теперь пресным и скучным. В разговоре с новым другом Минне не приходилось скрывать ни одной своей мысли. Боязнь едкой французской иронии не принуждала ее, как прежде, ежеминутно набрасывать покров на свою немецкую бесхитростную мысль. Г-н де Ларсе обходился без всех тех слов и жестов, которые предписываются хорошим тоном. Это старило его на восемь или десять лет, но именно по этой причине он царил в мыслях Минны в течение первого часа после своего отъезда.
На следующий день она принуждена была сделать над собой усилие, чтобы слушать даже г-жу де Сели; все казалось ей холодным и враждебным. Минна уже не считала химерическими свои надежды встретить открытое сердце, которое не находило бы поводов для шутки в каждом простом слове; целый день она провела в мечтах. Вечером г-жа де Сели в разговоре упомянула имя г-на де Ларсе; Минна вздрогнула и поднялась, словно ее позвали; она сильно покраснела, и ей с трудом удалось объяснить свое странное движение. Ее смущение открыло ей самой то, что необходимо было скрывать от других. Она убежала в свою комнату. «Я сошла с ума», — повторяла она про себя. С этой минуты началось ее несчастье; оно приближалось гигантскими шагами; через несколько мгновений она уже испытывала угрызения совести. «Я влюбилась, я люблю женатого человека!» — вот мысль, терзавшая ее всю ночь.
Г-н де Ларсе, собиравшийся ехать с женой на воды в Экс, в Савойю, забыл у г-жи де Сели географическую карту, на которой он показывал дамам предполагаемое им небольшое отклонение от обычного маршрута. Кто-то из детей г-жи де Сели нашел эту карту; Минна схватила ее и убежала в сад. Она целый час следила по карте за путешествием г-на де Ларсе. Названия городков, через которые он должен был проезжать, казались ей необыкновенными и звучными. Она представляла их себе чрезвычайно живописными; она завидовала счастью тех, кто там жил. Это сладостное безумие было так сильно, что заглушило на время угрызения совести. Через несколько дней в гостиной г-жи де Сели кто-то рассказал, что супруги де Ларсе уехали в Савойю. Это сообщение произвело переворот в душе Минны; у нее явилось сильное желание путешествовать.
Две недели спустя из Женевы в Экс приехала в наемной карете пожилая немецкая дама. У этой дамы была горничная, с которой она обращалась так скверно, что г-жа Туано, хозяйка небольшой гостиницы, в которой дама остановилась, была этим возмущена. Г-жа Крамер — так звали приезжую немецкую даму — велела позвать к себе г-жу Туано.
