ещё не поговорку: «Не мечите бисера перед свиньями»… «Быть же теперь ссоре», — подумал я, заметив, что пальцы у Фомы Григорьевича так и складывались дать дулю. К счастию, старуха моя догадалась поставить на стол горячий кныш с маслом. Все принялись за дело. Рука Фомы Григорьевича, вместо того чтоб показать шиш, протянулась к кнышу, и, как всегда водится, начали прихваливать мастерицу хозяйку. Ещё был у нас один рассказчик; но тот (нечего бы к ночи и вспоминать о нём) такие выкапывал страшные истории, что волосы ходили по голове. Я нарочно и не помещал их сюда. Ещё напугаешь добрых людей так, что пасичника, прости господи, как чёрта все станут бояться. Пусть лучше, как доживу, если даст бог, до нового году и выпущу другую книжку, тогда можно будет постращать выходцами с того света и дивами, какие творились в старину в православной стороне нашей. Меж ними, статься может, найдёте побасенки самого пасичника, какие рассказывал он своим внукам. Лишь бы слушали да читали, а у меня, пожалуй, — лень только проклятая рыться, — наберётся и на десять таких книжек.
Да, вот было и позабыл самое главное: как будете, господа, ехать ко мне, то прямёхонько берите путь по столбовой дороге на Диканьку. Я нарочно и выставил её на первом листке, чтобы скорее добрались до нашего хутора. Про Диканьку же, думаю, вы наслушались вдоволь. И то сказать, что там дом почище какого-нибудь пасичникова куреня. А про сад и говорить нечего: в Петербурге вашем, верно, не сыщете такого. Приехавши же в Диканьку, спросите только первого попавшегося навстречу мальчишку, пасущего в запачканной рубашке гусей: «А где живёт пасичник Рудый Панько?» — «А вот там!» — скажет он, указавши пальцем, и, если хотите, доведёт вас до самого хутора. Прошу, однако ж, не слишком закладывать назад руки и, как говорится, финтить, потому что дороги по хуторам нашим не так гладки, как перед вашими хоромами. Фома Григорьевич третьего году, приезжая из Диканьки, понаведался-таки в провал с новою таратайкою своею и гнедою кобылою, несмотря на то, что сам правил и что сверх своих глаз надевал по временам ещё покупные.
Зато уже как пожалуете в гости, то дынь подадим таких, каких вы отроду, может быть, не ели; а мёду, и забожусь, лучшего не сыщете на хуторах. Представьте себе, что как внесёшь сот — дух пойдёт по всей комнате, вообразить нельзя какой: чист, как слеза или хрусталь дорогой, что бывает в серьгах. А какими пирогами накормит моя старуха! Что то за пироги, если б вы только знали: сахар, совершенный сахар! А масло, так вот и течёт по губам, когда начнёшь есть. Подумаешь, право: на что не мастерицы эти бабы! Пили ли вы когда-либо, господа, грушевый квас с терновыми ягодами или варенуху с изюмом и сливами? Или не случалось ли вам подчас есть путрю с молоком? Боже ты мой, каких на свете нет кушаньев! Станешь есть — объеденье, да и полно. Сладость неописанная! Прошлого года… Однако ж что я в самом деле разболтался?… Приезжайте только, приезжайте поскорей; а накормим так, что будете рассказывать и встречному и поперечному.
Пасичник Рудый Панъко
На всякий случай, чтобы не помянули меня недобрым словом, выписываю сюда, по азбучному порядку, те слова, которые в книжке этой не всякому понятны.
Бандура — инструмент, род гитары.
Батог — кнут.
Болячка — золотуха.
Бондарь — бочарь.
Бублик — круглый крендель, баранчик.
Буряк — свёкла.
Буханец — небольшой хлеб.
Винница — винокурня.
Галушки — клёцки.
Голодрабец — бедняк, бобыль.
Гопак — малороссийские танцы.
Горлица — малороссийские танцы.
Дивчина — девушка.
Дивчата — девушки.
Дижа — кадка.
Дрибушки — мелкие косы.
Домовина — гроб.
Дуля — шиш.
Дукат — род медали, носится на шее.
Знахор — многознающий, ворожея.
Жинка — жена.
Жупан — род кафтана.
Каганец — род светильни.
Клепки — выпуклые дощечки, из коих составлена бочка.
Кныш — род печёного хлеба.
Кобза — музыкальный инструмент.
Комора — амбар.
Кораблик — головной убор.
Кунтуш — верхнее старинное платье.
Коровай — свадебный хлеб.
Кухоль — глиняная кружка.
Лысый дидъко — домовой, демон.
Люлька — трубка.
Макитра — горшок, в котором трут мак.
Макогон — пест для растирания маку.
Малахай — плеть.
Миска — деревянная тарелка.
Молодица — замужняя женщина.
Наймыт — нанятой работник.
Наймычка — нанятая работница.
Оселедец — длинный клок волос на голове, заматывающийся на ухо.
Очипок — род чепца.
Пампушки — кушанье из теста.
Пасичник — пчеловод.
Парубок — парень.
Плахта — нижняя одежда женщин.
Пекло — ад.
Перекупка — торговка.
Переполох — испуг.
Пейсики — жидовские локоны.
Поветка — сарай.
Полутабенек — шёлковая материя.
Путря — кушанье, род каши.
Рушник — утиральник.
Свитка — род полукафтанья.
Синдячки — узкие ленты.
Сластёны — пышки.
Сволок — перекладина под потолком.
Сливянка — наливка из слив.
Смушки — бараний мех.
Соняшница — боль в животе.
Сопилка — род флейты.
Стусан — кулак.
Стрички — ленты.
Тройчатка — тройная плеть.
Хлопец — парень.
Хутор — небольшая деревушка.
Хустка — платок носовой.
Цыбуля — лук.
Чумаки — обозники, едущие в Крым за солью и рыбою.
Чуприна, чуб — длинный клок волос на голове.
Шишка — небольшой хлеб, делаемый на свадьбах.
Юшка — соус, жижа.
Ятка — род палатки или шатра.
Мені нудно в хаті жить.
Ой, вези ж мене із дому,
Де багацько грому, грому,
Де гопцюють все дівки.
Де гуляють парубки!
Из старинной легенды.
Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии! Как томительно-жарки те часы, когда полдень блещет в тишине и зное и голубой неизмеримый океан, сладострастным куполом нагнувшийся над землёю, кажется заснул, весь потонувши в неге, обнимая и сжимая прекрасную в воздушных объятиях своих! На нём ни облака. В поле ни речи. Всё как будто умерло; вверху только, в небесной глубине, дрожит жаворонок, и серебряные песни летят по воздушным ступеням на влюблённую землю, да изредка крик чайки или звонкий голос перепела отдаётся в степи. Лениво и бездумно, будто гуляющие без цели, стоят подоблачные дубы, и ослепительные удары солнечных лучей зажигают целые живописные массы листьев, накидывая на другие тёмную, как
