От резкого рывка окно поддалось. – Пэтти! Пэтти! – пронзительно закричала Присцилла.
Пэтти обернулась и беззаботно помахала рукой. – Не могу остановиться, скоро вернусь, – и она помчалась за угол.
Подруги понаблюдали несколько минут за домом, безотчетно ожидая, что произойдет какой-нибудь взрыв. Но ничего не случилось. Казалось, Пэтти поглотила бездна, и дом не подавал признаков жизни. Поэтому, пожав плечами, они переоделись к ужину с философским спокойствием, которому учит жизнь, полная тревог и неожиданностей.
Ужин наполовину миновал и за столом перестали обсуждать гибель Пэтти, когда в комнату вальяжно вошла эта юная леди, улыбнулась девушкам, на чьих лицах застыло выжидательное выражение, и поинтересовалась, какой суп они ели.
– Суп с фасолью, совсем не вкусный, – нетерпеливо ответила Джорджи. – Что произошло? Визит прошел нормально?
– Нет, Мэгги, сегодня я суп не буду. Принесите мне, пожалуйста, бифштекс.
– Пэтти! – умоляюще воскликнули все хором, – что случилось?
– О, прошу прощения, – мило сказала Пэтти. – Да, спасибо, я очень приятно провела время. Люсиль, тебя не затруднит передать мне хлеба?
– Пэтти, по-моему, ты несносна, – сказала Джорджи. – Расскажи нам, что там было.
– Ну, – начала Пэтти неспешно, – я спросила дворецкого: «Миссис Миллард дома?» и он ответил (даже не улыбнувшись): «Я не уверен, мисс, будьте добры, пройдите в гостиную, а я посмотрю». Я хотела сказать ему, чтобы он не беспокоился, так как я знаю, что ее нет, однако решила, что, наверное, будет лучше, если я подожду и позволю ему самому в этом убедиться. Поэтому я вошла и села в расшитое пурпурно-белыми узорами кресло в стиле Людовика Четырнадцатого. Передо мной висело большое зеркало, и у меня была масса времени изучить результат моих усилий, который, надо признать, получился немного аляповатым.
– Немного, – согласилась Джорджи.
– Я начала нервничать, – продолжила Пэтти, – что может войти кто-то из членов семьи, когда парень вернулся и доложил: «Миссис Миллард спустится через минуту».
– Если бы я увидела тебя в этот момент, Джорджи Меррилс, последовала бы драка, завершившаяся убийством и внезапной смертью. Моей первой мыслю было сбежать, однако парень сторожил дверь, а у миссис Прекси была моя визитка. Пока я бешено пыталась придумать подходящее извинение за мой наряд, леди вошла, я встала и приветствовала ее любезно, можно сказать, излишне любезно. Я говорила очень быстро, стараясь ее загипнотизировать, чтобы удержать ее взгляд на моем лице, но все напрасно: я увидела, как он перемещается вниз, и довольно скоро поняла по удивленному выражению ее лица, что он достиг моей обуви.
– Дальше скрываться было невозможно, – продолжала Пэтти, заговорив на свою любимую тему. – Я отдалась на ее милость и поведала убийственную правду. А что это за мороженое? – спросила она, наклоняясь и тревожно глядя вслед проходившей мимо горничной. – Только не говорите мне, что нам снова дают малиновое!
– Нет, это ванильное. Продолжай, Пэтти.
– Ладно, на чем я остановилась?
– Ты только что рассказала ей правду.
– Ах, да. Она сказала, что всегда хотела встретиться с девочками из колледжа в неформальной обстановке и узнать их такими, какие они есть на самом деле, и она очень рада представившейся возможности. И вот я сидела, похожая на калейдоскоп, и чувствовала себя дурой, а она ни капельки не сомневалась, что я в точности такая, какая есть. Лестно, не так ли? В этот момент объявили о начале ужина, и она пригласила меня остаться, по сути, настояла на том, чтобы я компенсировала визит, пропущенный во время моей болезни в лазарете. – Улыбаясь своим воспоминаниям, Пэтти оглядела сидевших за столом.
– Что ты ответила? Ты отказалась? – спросила Люсиль.
– Нет, я согласилась и по-прежнему сижу там и ем pâté de foie gras.[12]
– Нет, Пэтти, честно, что ты сказала?
– Видите ли, – отвечала Пэтти, – я сказала ей, что сегодня в колледже проводится вечеринка с мороженым и что я, якобы, ужасно не хочу ее пропускать; но завтра будет вечеринка с бараниной, которую я вовсе не прочь пропустить. Поэтому, если она позволит перенести приглашение на завтра, то я с удовольствием его приму.
– Пэтти, – с ужасом вскричала Люсиль, – ты этого не говорила!
– Это же легкий «местный колорит», Люсиль, – рассмеялась Присцилла.
– Но, – возразила Люсиль, – мы ведь обещали больше не играть в «местный колорит».
– Разве ты не усвоила, – заметила Присцилла, – что Пэтти скорее проживет без еды, чем без «местного колорита».
– Не переживайте, – добродушно сказала Пэтти, – сейчас вы можете мне не верить, но завтра вечером, когда я надену шикарный наряд и мы с Прекси будем обмениваться историями и поедать салат из омаров, а вы здесь будете есть баранину, тогда, быть может, вы пожалеете.
– Обожаю запах пудры, – сказала Пэтти.
– Какой именно: пороха или разрыхлителя?[13]
Поскольку в данный момент Пэтти зарылась носом в коробку с пудрой, она не сочла нужным ответить.
– Это напоминает мне юность, – продолжила она. – Лучшие моменты в моей жизни были связаны с пудрой и румянами: праздники в честь дня рождения Вашингтона, представления менестрелей, маскарады, пьесы, поставленные в средней школе, и даже живая картина в «Матушке Гусыне», где я была…
Воспоминания Пэтти были прерваны Джорджи, которая тревожно расхаживала вдоль кулис. – Странно, что не все актеры в сборе. Я велела им прийти пораньше, чтобы мы могли их загримировать и не спешить в последнюю минуту.
– О, у нас довольно времени, – проговорила Пэтти расслабленно. – Еще нет и семи, и если они собираются одеваться в своих комнатах, то здесь не займет много времени загримировать их и надеть парики. Видишь ли, актеров у нас сравнительно немного. Вот в вечер проведения Нарядной церемонии, когда нам пришлось гримировать три полноценных балета при наличии всего одной коробочки грима, нам пришлось побегать. Мне казалось, что я не дождусь момента, когда опустится занавес. Ты помнишь кольчугу, которую мы сделали для Бонни Коннот из проволочных тряпочек для мытья посуды? Для этой цели потребовалось шестьдесят три тряпочки, и в магазине полезных мелочей жутко сомневались, давать ли их нам в краткосрочную аренду; а потом, уделяя этой штуке в течение трех дней каждую свободную секунду, мы обнаружили в последний момент, что забыли оставить отверстие, достаточно большое, чтобы она могла пролезть вовнутрь, и…
– О, Пэтти, помолчи же, – нервно сказала Джорджи, – когда ты все время говоришь, я не помню, что я должна делать.
Можно простить некоторую несдержанность импресарио, чья репутация поставлена под удар накануне выхода новой пьесы. Пэтти только пожала плечами и через служебный вход спустилась в полуосвещенный зал, где обнаружила, что по центральному проходу с очевидной бесцельностью прогуливается Кэти Фэйр.
– Привет, Кэти, – позвала Пэтти, – что ты здесь делаешь?
– Я старший капельдинер и хотела проверить, не перепутали ли опять номера эти глупые второкурсницы.
– По-моему, стулья располагаются несколько тесно друг от друга, – сказала Пэтти, усаживаясь и протискивая колени.
– Да, я знаю, но по-другому восемьсот человек в этот зал не втиснешь. Как только они рассядутся, им придется сидеть смирно, вот и все. А сама-то ты что здесь делаешь? – продолжила она. – Я не знала, что ты член комитета. Или ты просто помогаешь Джорджи?
– Я играю в пьесе, – отвечала Пэтти.
– О, неужели? Я видела сегодняшнюю программку, но забыла, что в ней. Я часто удивляюсь, почему ты не участвуешь ни в одной студенческой пьесе.
– Этому противятся удача и преподаватели, – вздохнула Пэтти. – Понимаешь, мои актерские способности были раскрыты не ранее экзаменационной сессии на первом курсе, а после экзаменов, когда меня пригласили на роль в пьесе, преподаватели решили, что я потрачу время с большей пользой, изучая греческий. На втором курсе я была занята совсем другим и не могла играть на сцене, а в этом году меня попросту лишили привилегий за то, что я поздно вернулась с рождественских каникул.
– Но мне показалось, ты сказала, что ты участвуешь в пьесе?
– О, – промолвила Пэтти, – это маленькая роль, и мое имя не значится.
– Что это за роль?
– Я – гром.
– Гром?
– Да, «гром запредельный». Лорд Бромли говорит: «Синтия, ради тебя я брошу вызов всем. Я последую за тобой на край света». В это мгновение снаружи доносится гром. Я и есть тот самый гром, – гордо молвила Пэтти. – Я сижу за освещенным луной балконом, в пространстве размером около двух квадратных футов, и швыряю ламповое стекло в коробку. Может показаться, что это не слишком важная роль, однако это поворотный пункт, вокруг которого разворачивается весь сюжет.
