* * *
Я: 1) служу сотрудником больш. офф. газеты, 2) у Боба [105] 3) временно конферансье в маленьком театре. Зарабатываю (за 1/2 апреля):
паек + 40 милл. (у Боба) + 30 милл. газ(ета) + конферанс. (еще не считал). В общем за апрель должен получить всего 130—140 милл. Впрочем, сказать трудно точно. Кавардак. Меняются ставки.
Целую.
Михаил.
P.S. Посылку получил. Варе пишу.
М.А. Булгаков ― В.А. Булгаковой [106]
Москва 23-го января 1923 г.
Дорогая Вера,
спасибо Вам всем за телеграфный привет. Я очень обрадовался, узнав, что ты в Киеве. К сожалению, из телеграммы не видно — совсем ли ты вернулась или временно? Моя мечта, чтобы наши все осели бы, наконец, на прочных гнездах в Москве и в Киеве.
Я думаю, что ты и Леля, вместе и дружно, могли бы наладить жизнь в том углу, где мама налаживала ее. Может быть, я и ошибаюсь, но мне кажется, что лучше было бы и Ивану Павловичу, возле которого остался бы кто-нибудь из семьи, тесно с ним связанной и многим ему обязанной. С печалью я каждый раз думаю о Коле и Ване, о том, что сейчас мы никто не можем ничем облегчить им жизнь. С большой печалью я думаю о смерти матери и о том, что, значит, в Киеве возле Ивана Павловича никого нет. Мое единственное желание, чтобы твой приезд был не к разладу между нашими, а наоборот, связал бы киевлян. Вот почему я так обрадовался, прочитав слова «дружной семьей». Это всем нам — самое главное. Право, миг доброй воли, и вы зажили бы прекрасно. Я сужу по себе: после этих лет тяжелых испытаний я больше всего ценю покой! Мне так хотелось бы быть среди своих. Ничего не поделаешь. Здесь в Москве, в условиях неизмеримо более трудных, чем у вас, я все же думаю пустить жизнь — в нормальное русло.
В Киеве, стало быть, надежда на тебя, Варю и Лелю. С Лелей я много говорил по этому поводу. На ней, так же как и на всех, отразилось пережитое, и так же как и я, она хочет в Киеве мира и лада.
Моя большая просьба к тебе: живите дружно в память маме.
Я очень много работаю и смертельно устаю. Может быть, весной мне удастся на ненадолго съездить в Киев, я надеюсь, что застану тебя, повидаю Ивана Павловича. Если ты обживешься в Киеве, посоветуйся с Иваном Павловичем и Варварой, нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы сохранить мамин участок в Буче. Смертельно мне будет жаль, что если пропадет он.
Ивану Павловичу передай мой и Тасин горячий привет.
Твой брат Михаил.
М.А. Булгаков ― Н.А. Булгаковой-Земской [107]
[Весна 1923 года. Москва]
Дорогая Надя,
крепко целую тебя, Андрея и дитё. Спасибо за пирог. Очень жалею, что Вы не пришли. Я бы Вас угостил ромовой бабкой. Живу я как сволочь — больной и всеми брошенный. Я к Вам не показываюсь потому, что срочно дописываю 1-ую часть романа; называется она «Желтый прапор» [108]. И скоро приду.
У меня рука болит. Цел ли мой диплом?
Хотя я напрасно пишу эту записку:
Катюша [109] сказала:
— Я все равно ее потеряю.
Когда я сказал:
— Ну, так передайте на словах.
Она ответила:
— Вы лучше напишите, а то я забуду.
Целую всех.
Татьяна целует. Коля Гладыревский шлет привет.
Твой Михаил.
Андрей, не сердись, что я к тебе не пришел.
М.А. Булгаков ― П.А. Садыкеру [110] [111]
20 апреля 1923 г.
Уважаемый Павел Абрамович!
На безоговорочное сокращение согласиться не могу [112]. Этот § 10 [113] необходимо исключить или переработать совместно. Во всем остальном договор вполне приемлем мною.
М. Булгаков.
М.А. Булгаков ― Н.А. Булгаковой-Земской [114]
Москва. (1923?) [115]
Дорогая Надя,
я продал в «Недра» рассказ «Дьяволиада», и доктора нашли, что у меня поражены оба коленные сустава; кроме того, я купил гарнитур мебели шелковый, вполне приличный. Она уже стоит у меня в комнате [116].
Что будет дальше, я не знаю — моя болезнь (ревматизм) очень угнетает меня. Но если я не издохну как собака — мне очень не хотелось бы помереть теперь — я куплю еще ковер. Кстати о ковре: портрет, на котором ты поставила крест, был не мой, а твой [117].
Целую Чижку.
Твой покойный брат Михаил.
М.А. Булгаков ― Ю.Л. Слезкину [118]
31 августа 1923, Москва
Дорогой Юрий, спешу тебе ответить, чтобы письмо застало тебя в Кролевце [119]. Завидую тебе. Я в Москве совершенно измотался.
В «Накануне» [120] масса новых берлинских лиц, хоть часть из них и временно: Не-Буква, Бобрищев-Пушкин, Ключников и Толстой. Эти четверо прочитали здесь у Зимина лекцию. Лекция эта была замечательна во всех отношениях (но об этом после).
Трудовой граф чувствует себя хорошо, толсто и денежно. Зимой он будет жить в Петербурге, где ему уже отделывают квартиру, а пока что живет под Москвой на даче. Печатание наших книг вызывает во мне раздражение, до сих пор их нет. Наконец, Потехин сообщил, что на днях их ждет. По слухам, они уже готовы. (Первыми выйдут твоя и моя.) Интересно, выпустят ли их. За свою я весьма и весьма беспокоюсь. Корректуры они мне, конечно, и не подумали прислать.
«Дьяволиаду» я кончил [121], но вряд ли она где-нибудь пройдет. Лежнев отказался ее взять.
Роман я кончил [122], но он еще не переписан, лежит грудой, над которой я много думаю. Кое-что исправлю. Лежнев начинает толстый ежемесячник «Россия» при участии наших и заграничных. Сейчас он в Берлине, вербует. По-видимому, Лежневу предстоит громадная издательско-редакторская будущность. Печататься «Россия» будет в Берлине. При «Накануне» намечается иллюстрированный журнал. Приложения уже нет, а есть пока лит. страничка.
Думаю, что наши книги я не успею прислать тебе в Кролевец. Вероятно, к тому времени, как они попадут ко мне в руки, ты уже будешь в Москве.
Трудно в коротком спешном письме сообщить много нового. Во всяком случае, дело явно идет на оживление, а не на понижение в литературно-издательском мире.
Приезжай! О многом интересном поговорим.
Таня тебе и Лине шлет привет. И я Лине отдельный, спецпривет.
В Москве пьют невероятное количество пива.
Целую тебя.
Твой М. Булгаков.
М.А. Булгаков ― П.Н. Зайцеву [123] [124]
25 мая 1924
Дорогой Петр Никанорович,
оставляю Вам «Записки на манжетах» [125] и убедительно прошу поскорее выяснить их судьбу.
В III части есть отрывок, уже печатавшийся [126]. Надеюсь, что это не смутит Николая Семеновича [127]. При чтении III-ей части придется переходить от напечатанных отрывков к писанным на машинке, следя за нумерацией глав.
Я был бы очень рад, если бы «Манжеты» подошли. Мне они лично нравятся.
Было бы очень хорошо, если бы Ник. Сем. срочно устроил у себя чтение «Манжет». Я сам бы прочитал их, и судьба их моментально бы выяснилась.
Себе я ничего не желаю, кроме смерти. Так хороши мои дела!
Ваш М. Булгаков.
P.S. Буду Вам звонить и сам зайду сегодня и завтра.
М.А. Булгаков ― П.Н. Зайцеву [128]
Дорогой Петр Никанорович,
все, как полагается, приходит сразу: лежу с припадком аппендицита. У Бахметьева [129] не был и быть уж, конечно, не придется. Места брать не буду [130], при первых деньгах уеду на юг.
Сообщите, что с «Записками»? [131]
Ваш М. Булгаков.
31.V.1924.
P.S. Выйду, вероятно, 2-го июня.
М.А. Булгаков ― Н.А. Булгаковой-Земской [132]
20 августа 1924
Дорогая Надя,
все в полном порядке — Галя приехала [133]. Вот — она. Несколько ночей она провела у знакомых (устроила Татьяна), а что дальше — мне неизвестно.
Поговори с ней по душам. Можешь ли ты ее пристроить временно в школе?
Девчонку милые киевляне прислали даже без документа. Питание происходит у меня, но, ведь, положить-то спать у себя ее я не могу?! По одной уже той причине, что не на чем.
