воде плещутся. Или поедем на пикник, а я едва пальцем пошевелю, чтобы чем помочь. Просто сижу и переживаю, весь исполненный сострадания к себе, и еще хочу, чтобы все вокруг тоже мне сочувствовали.
Ни к чему хорошему это привести не могло. Наверное, где-то в глубине души я это понимал. Но мое образование лишь только начиналось. Нет ничего дурного в том, что друзья отнесут тебя к берегу, чтобы ты мог искупаться. Или, может быть, неприлично раздеться, остаться в одних шортах и выставить на обозрение свои истощавшие ноги? Тоже не проблема. Я должен был понять, что большинство из того, что я привык делать в прошлом, было мне по силам и теперь, просто в некоторых случаях требовался иной подход. Все, что от меня требовалось, — это приспособиться к новым обстоятельствам, собрать все силы в кулак и воспринимать все эти шишки и огорчения как часть платежа за вновь обретенное умение.
Взять, к примеру, охоту или рыбалку. Они занимали особое место в моей жизни. Благодаря охоте и рыбалке я как бы обретал внутреннее равновесие, находил контакт со старыми друзьями, с прежним образом жизни. Они помогали мне сосредоточиться на конкретных целях, вновь обрести чувство ответственности.
Я не помню себя до моей первой рыбалки. Впервые я взял в руки спиннинг, когда мне было три года, и, если верить матери, к шести годам управлялся с ним не хуже взрослого мужчины. Я должен был во что бы то ни стало вновь обрести этот навык. Когда мы решили, что время для этого пришло, отец с Брэдом отвезли меня на старое наше место на реке Томпсон. Чтобы попасть туда, нам нужно было перейти через старый висячий мост, а ведь я-то был на скобах.
Ну так какого черта! Ведь я сам хотел ни от кого не зависеть, не так ли? И вот я скакнул на костылях на мост. Он закачался. Я сам раскачиваюсь на костылях, ноги болтаются туда-сюда, а внизу я отчетливо вижу реку, благо что в подгнивших досках настила хватает глазков; я еще понадеялся на них: все-таки, глядишь, и костыли не разъедутся в стороны. А в голове вертится один и тот же вопрос: «Чего ради я это делаю?»
Но я это сделал. Одолел мост и еще прошел примерно милю вдоль железной дороги, а уж дальше сам не мог идти и тут позволил ребятам помогать мне. Они снесли меня вниз по берегу, надели спасательный жилет и привязали к дереву, чтобы я не свалился в воду во время рыбалки. Мы выловили нескольких рыбин и получили массу удовольствия. Что делать, приспосабливаюсь!
Гребля на байдарке, чего я ни разу не пробовал до аварии, как выяснилось, создала не меньше проблем, и решать их пришлось подобным же образом. Правда, в этом случае мне пришлось применить несколько иную тактику. Сначала грузишь байдарку в машину. Потом загружаешь туда же коляску. Потом едешь к причалу. Вынимаешь коляску из машины, потом выгружаешь байдарку. Потом надо вытащить всю остальную оснастку. Потом снова загрузить коляску в машину. Потом отогнать машину на стоянку. Потом снова выгрузить каталку из машины, вернуться на ней к байдарке, забраться в лодку, и теперь можно отплывать.
Да, и еще: нужно не забыть о приливе и оставить коляску выше верхней границы воды. Однажды я отошел и оставил ее на черте отлива и к тому же забыл ключи от машины на сиденье. Когда я вернулся, был прилив, вся коляска оказалась под водой, а ключи исчезли. Но если допустить, что вы возвращаетесь назад, не допустив подобной глупости, дальнейший путь домой особых проблем не составляет. Сели в коляску — и прямиком к машине. Грузишь коляску в машину. Едешь за байдаркой. Вытаскиваешь коляску из машины. Закрепляешь байдарку на крыше автомобиля. Загружаешь коляску в машину. Едешь домой. Вытаскиваешь коляску из машины. Снимаешь байдарку с крыши. Заезжаешь в гараж. И вот тут-то можно передохнуть.
Позднее я значительно упростил всю эту процедуру, арендовав место на причале, где мог оставлять байдарку. Теперь я подъезжал на машине прямо к лодке, садился в нее и греб себе куда надо. Дело в том, что я мог покататься на байдарке, когда мне того хотелось, и мой метод не слишком отличался от того, как поступают все остальные люди, разве что мне приходилось совершать несколько дополнительных действий. Например, я научился использовать силу тяжести при погрузке и разгрузке. Доставка байдарки к причалу потребовала дополнительной работы мысли, нужно было найти наилегчайший из всех возможных способов. Приходится приспосабливаться!
С охотой дело обстоит более трудно, но не безнадежно. Я люблю охотиться. Я не кровожаден. Я вовсе не обуреваем страстью к убийству. В моей семье всегда охотились ради пропитания, ради того, чтобы испытать себя, ощутить чистую радость общения с дикой природой. Я начал охотиться, как только достаточно подрос, чтобы научиться подобающим образом пользоваться ружьем и соблюдать необходимую предосторожность. И вот после моей аварии настал день, когда мне снова захотелось поохотиться. Один вопрос: как?
Когда ты живешь в Форт-Сент-Джоне, где всюду под ногами сплошное жидкое месиво, на инвалидной коляске далеко не уедешь, не говоря уже о том, чтобы передвигаться на костылях и в скобах. Поэтому, когда мы отправляемся на охоту, я пользуюсь не коляской, а вездеходом с шестью ведущими колесами — эта машина способна идти по воде, снегу, по болотам и холмистой местности. Приехали. Но ведь не могу же я незаметно подкрадываться к лосям на маленьком вездеходном мотоцикле с мотором Текумсе в шестнадцать лошадиных сил, оставляя за собой шлейф из выхлопных газов? Слепых-то среди них маловато, а с отмороженными мозгами — тем более. Итак, вместо того чтобы гоняться за лосями, я предоставляю им возможность самим подходить ко мне.
На этом маленьком вездеходе можно покрывать большие расстояния. Мы бороздим окрестности, пока не найдем следы лосей, потом движемся по следу, находим места, где они брачуются и выкармливают молодняк, определяем их местонахождение по ощипанным побегам деревьев и подкрадываемся к ним с подветренной стороны или по верху распадка. Потом разбиваем неподалеку лагерь, затем возвращаемся на выбранный участок и ждем. Иногда в засаде приходится сидеть шесть, восемь, десять дней, не сделав ни одного выстрела. За это время можно много всего передумать. В этом даже есть определенные преимущества.
Вообще-то жизнь на бивуаке дается мне