— Эй, вы, идиот пучеглазый! — воззвал сенатор. Нелегко объяснить своему камердинеру, что он должен поухаживать за горничной, чтобы выяснить, сыщица она или нет. Рядового человека это могло бы и в тупик поставить, но сенатор Опэл рядовым не был. Он умудрился растолковать все в шестидесяти пяти словах.
— Вот так! — заключил он. — Ступайте и выполняйте!
— Но…
— Что я слышу? — опасным голосом поинтересовался сенатор. — Кто-то вякнул «Но»?
Джейн почувствовала, что необходимо вмешаться.
— Конечно, — с виноватой улыбкой сказала она, — вы, наверное, решили, что просьба странновата…
Сенатор Опэл терпеть не мог, чтобы перед кем-то лебезили.
— Да плевать, что он там решил! Пусть отправляется и выполняет! И что ты имеешь в виду — просьба? При чем тут просьба?
— Но, папа…
— Нет у меня времени на пустую болтовню! Если этот несчастный недоумок чего недопонял, сама ему растолкуй. — Сенатор повернулся к Пэки. — А с вами я хочу переговорить. Поцелуйте на прощание Джейн и пойдем.
Чтобы целовать невесту в присутствии ее жениха — нужен тонкий такт. Пэки постарался, как мог, осуществить этот подвиг, но ему все-таки казалось, что расположения публики завоевать ему не удалось.
Постаравшись не глядеть на Эгглстона — в конце концов и так известно, как тот выглядит, — он двинулся с террасы за сенатором.
5
Заподозрив, что Блэр, пожалуй, обнаружит повод для критики в недавнем спектакле, Пэки не ошибся. Поведение романиста, впившегося взглядом в Джейн, напоминало об Отелло. Он тяжело дышал, и его так захлестнули эмоции, что он даже пригладил волосы одежной щеткой.
— Что, — прохрипел он, — это означает? Джейн кинулась его успокаивать.
— Я понимаю, милый, тебе показалось странным… Папа забрал себе в голову, будто горничная миссис Гедж…
— Какая горничная, — нетерпеливо отмахнулся щеткой Блэр. — Я говорю про Франклина.
— Ах, это… Ну, тут долгая история. Он приехал в Шато, выдав себя за виконта де Блиссака…
— Неважно, за кого он себя выдал! Он поцеловал тебя! Если до этого Джейн была ласковой, то теперь стала прямо медово-масляной.
— Ну да! Я про это и говорю. К несчастью, папа почему-то решил, что это в него я влюблена.
— Не удивляюсь. Если ты ведешь себя с ним так…
— Но, Блэр, неужели ты…
— Он поцеловал тебя!
— Ну да! Папа настоял. Ты ведь не считаешь, что это мне нравится?
— Не уверен.
— Блэр!
— Я не заметил, чтобы ты сильно противилась.
— Ну что я могла сделать, когда папа смотрит? По-твоему, мне что, закричать: «На помощь!». Или, может, тебе хочется, чтобы я открыла папе, что на самом деле это ты…
Последняя фраза оказала должный эффект. Суровый обвиняющий взгляд (любителю поэзии он напомнил бы покойного лорда Теннисона, а точнее, знаменитую беседу короля Артура с Гиневрой в монастыре) сменился тревожным. Способный к психологии, как и все романисты Блумсбери, Блэр давно читал характер своего нанимателя, как открытую книгу. И то, что он вычитал в ней, не склоняло его к подобным действиям.
— Ни в коем случае! — торопливо воскликнул он, чуть позеленев при одной этой мысли. Его отношения с сенатором Опэлом были совсем не таковы, чтобы вселить иллюзии, будто сенатор с восторгом примет новость о помолвке камердинера с его дочерью. — Что ты, что ты, что ты! Ни в коем случае!
— Вот! Ты и сам видишь…
— Однако же…
Блэр задумчиво вертел одежную щетку. Другой рукой он потянулся было покрутить усики — обычный его жест, когда перед ним вставала дилемма, но усиков на месте не было. Из уважения к словам хозяина о том, что ему противно, когда рядом болтается камердинер с мерзостной порослью на физиономии, фыркающий на него из-за этого супового сита (так грубо сенатор обзывал аккуратнейшее из аккуратных украшений), Блэр сбрил в конце концов лелеемое сокровище. Утрата причиняла ему великие душевные муки, но его невесту, судя по всему, позабавила.
— О, Блэр! — воскликнула Джейн. — Без усиков ты такой уморительный!
Восклицая так, она подсознательно понимала, что дело обстоит еще хуже. Мир полон мужчин, которым усов сбривать нельзя, и Блэр Эгглстон принадлежал к их числу. Явив лицо открытым, он показал упомянутому миру, что у него не очень красивый, скажем так, брюзгливый рот. Из тех самых ртов, что рождают сомнения у девушек.
Блэр окаменел. Ему в последние дни доставалось и без таких подшучиваний.
— Рад, что посмешил тебя.
— Да я же пошутила!
— Понятно.
— Ты что, шуток не понимаешь?
— Меня еще никогда не обвиняли, — веско проговорил Блэр, — в отсутствии чувства юмора…
— Ой, ладно! Так, с языка сорвалось. Ну, пошутила. Ради Бога, давай не ссориться!
— У меня и нет такого желания…
— У меня — тоже. Так что все прекрасно.
Повисла пауза. И тут внезапно Блэру открылось, что без всякого желания с его стороны главный предмет дискуссии ловко увели в сторону.
— Однако я решительно возражаю против подобных поцелуев.
— Да что же я-то могу поделать?
— Никакой необходимости в них нет.
— Да? Видел бы ты сам. В первый раз папа чуть не ударил Пэки каким-нибудь тупым орудием, если б тот заартачился, не захотел целовать.
— Для тебя он уже и Пэки?
— О, Блэр!
Лидера новых романистов не могли укротить какие-то женские восклицания. Он немножко раздулся и помахал щеткой с холодным достоинством.
— Не думаю, что про меня можно сказать, будто я чрезмерно требователен, когда жалуюсь на… э… на то, что происходит. Но на одном я настаиваю — встречайся с этим Франклином как можно реже. Лично я не могу понять, что он тут вообще толчется.
— Он приехал помочь мне.
— С какой стати?
— Чувствует, наверное, что я нуждаюсь в помощи.
— Странный альтруизм со стороны человека, в сущности, совершенно незнакомого.
Легкий румянец слабым заревом первой летней зорьки окрасил щеки Джейн Опэл.
— Не обязательно намекать, будто…
— Я ни на что и не намекаю.
— Не намекаешь? Да ты каждым словом намекаешь! — жарко возмутилась Джейн, не любившая обиняков. — Совсем как эти идиоты из твоих книг!
— Очень жаль, что тебе кажется, будто персонажам моих книг недостает интеллекта.
— В общем, ты глубоко ошибаешься. Я для Пэки ничего не значу… — ой, ладно, ладно, — для мистера Франклина! Неужели ты сам не понимаешь, что он из тех мужчин, которые ввязываются в чужие дела просто так, забавы ради? Вдобавок, он помолвлен. Ты же сам слышал, как он говорил нам.
Факт этот начисто вылетел из головы Блэра, и он подрастерялся, признавая, что тот ослабляет его позиции.
— Сам видишь! Теперь, надеюсь, ты понял, что глупо ревновать?
Так далеко Блэр зайти не мог.
— Если я и позволил себе излишнюю…
— И вообще, я думала, ты мне доверяешь! Я вот тебе доверяю.
— В каком смысле?
— Позволяю тебе ухаживать за этой Мэдвей.
Срочная необходимость выступить с упреками на минутку отвлекла Блэра от возложенной на него миссии.
— А кстати, что это еще за чушь? — тут же возбудился он.
— Очень просто. Мы подозреваем, что она — переодетая сыщица. Мистер Франклин сказал, единственный способ узнать наверняка — поухаживать за ней и завоевать ее доверие.
— Пусть бы сам и ухаживал.
— Поручить задание тебе — папина идея.
Блэр поперхнулся. У него было свое мнение о сенаторе Опэле, и он бы с превеликим наслаждением детально и подробно изложил его.
— Ну так вот, я отказываюсь!
— Что ты! Ты должен! Обязан!
— А я категорически против.
— Блэр, ты должен. Нам очень нужно выяснить про эту девицу. Ну, очень. И знаешь, я правда думаю, пора бы и тебе что-то сделать. До сих пор пользы от тебя, как от головной боли.
Ответ Блэра на этот выпад останется навеки неизвестным. Возможно, он был бы преисполнен возвышенного укора, но возможность эта канет в вечность среди прочих прекрасных вещей, о которых мы не написали, потому что в этот момент Джейн сказала слова, которые разом стерли все возражения с его губ.
— Значит, передать папе, что ты отказываешься?
На лице Блэра снова проступила зеленоватая тень. Какие бы чувства не испытывала к сенатору длинная череда его камердинеров, ни один не относился к нему как к человеку, чьими желаниями можно беспечно пренебречь. Блэр, последний в этой череде, скорее отказал бы атакующему носорогу.
— Ладно, — выговорил он. — Так и быть.
— Вот это правильно!
— Но позволь сказать тебе, иногда я гадаю, во что же это я впутался. Иногда я спрашиваю себя…
Времени открыть, о чем он себя спрашивает, ему не хватило: на террасу торопливо ворвался Пэки, явно веселясь от всей души.
— Ох, и намучился я с этим чокнутым… о, прошу прощения, я имел в виду, с вашим достопочтенным папой. Он выдвинул три разных плана, один безумнее другого. Мне потребовалось немало времени, чтобы убедить его — все практические действия надо предоставить мне.
