— Число?
— День свадьбы. А что я еще хотѣла тебѣ сказать…
— Ну?
— Мы поѣденъ въ церковь верхомъ.
— Вотъ какъ.
— Да, верхомъ. Такъ ты запомнишь какого числа? Двѣнадцатаго іюня. Теперь ужъ не долго ждать.
— Двѣнадцатаго іюня, — повторилъ онъ. — Я распоряжусь, чтобы меня разбудили вовремя.
— Какой ты! — сказала она, снисходительно улыбаясь. Онъ переспросилъ:- Двѣнадцатаго іюня? Но развѣ не нужно оглашенія?
— Уже сдѣлано, — отвѣтила она. — Папа сдѣлалъ оглашеніе у насъ, а капелланъ тутъ. Три раза.
— Ну, хорошо, что ты позаботилась. У меня столько дѣла.
— Бѣдняга! Но зато много зарабатываешь?
— Загребаю деньги лопатой! — отвѣтилъ онъ…
На слѣдующій день сэръ Гью вернулся въ свою хижину и къ своей рыбной ловлѣ. Онъ выбралъ путь мимо дома Бенони и прошелъ по горамъ до самаго общественнаго лѣса, время отъ времени нагибаясь и откалывая камешки, которые затѣмъ пряталъ себѣ въ карманъ.
Бенони вернулся изъ крайнихъ шкеръ и немедленно началъ снаряжать свой неводной комплектъ. Онъ не добился точныхъ свѣдѣній насчетъ сельдей, но показывалъ видъ, будто знаетъ побольше другихъ. По правдѣ же, ему попросту не въ моготу было оставаться дома, послѣ того, какъ весь околотокъ узналъ о его посрамленіи. Мысль пуститься въ море онъ уже выбросилъ изъ головы.
Писарь ленемана зашелъ къ нему сообщить о тингѣ и о засвидѣтельствованіи закладной. Да, видно, такая ужъ судьба; никакъ нельзя было выручить бумагу обратно; она еще до тинга была внесена въ реестръ закладныхъ. Все и пошло своимъ чередомъ…
Бенони сидѣлъ и растерянно слушалъ. Такъ, пожалуй, онъ самъ себя наказалъ, — теперь ужъ нечего расчитывать на заступничество Макка… Дальше онъ узналъ, что народу при чтеніи закладной было мало; одни должностныя лица да еще кое-кто. Дѣло прошло незамѣтно.
— А бумага у меня въ карманѣ,- прибавилъ писарь.
— Да? — сказалъ Бенони, ожидая, что тотъ сейчасъ вручитъ ему бумагу. Но писарь не торопился, сидѣлъ и покашливалъ и поджималъ губы.
— Что-жъ, дороже обошлось, чѣмъ мы расчитывали? — спросилъ, наконецъ, Бенони, готовясь заплатить.
— Нѣтъ, столько, сколько и слѣдовало по закону.
Бенони подождалъ немножко и сказалъ:- Дайте-ка взглянуть поскорѣе…
Тогда писарь ленемана началъ:- Я могъ бы попросту выложить вамъ бумагу, да не годится такъ. Я буду говорить прямо, какъ человѣкъ.
Бенони впился въ него глазами и спросилъ:- Что вы говорите? Въ чемъ дѣло?
Наконецъ, писарь отвѣтилъ:- А въ томъ, что немногаго она стоитъ, эта самая бумага… Да, осмѣлюсь сказать: не стоитъ она вашихъ денегъ…
— Дайте мнѣ взглянуть сейчасъ же!
— Ежели бы я захотѣлъ поступить, какъ чудовище, я бы сразу развернулъ бумагу передъ вашими глазами. Но я хочу подготовить васъ помаленьку… Дѣло-то въ томъ, что Маккъ Розенгорскій далъ подъ залогъ Сирилунда чертовскую сумму раньше васъ.
— Вы шутите! — вскричалъ Бенони въ ужасѣ.
Писарь, наконецъ, положилъ передъ нимъ бумагу
Офиціальная приписка гласила, что закладная засвидѣтельствована законнымъ порядкомъ на тингѣ такого то дня и числа. И затѣмъ были перечислены раньше выданныя закладныя на Сирилундскую усадьбу съ угодьями и тремя торговыми судами. Хозяиномъ и давнишнимъ хозяиномъ всего оказывался Маккъ Розенгорскій; выданныя имъ подъ указанный залогъ суммы составляли въ общемъ восемнадцать тысячъ далеровъ. Приписка была подписана Стеномъ Тоде.
Бенони словно громомъ поразило. Онъ не сводилъ глазъ съ бумаги, а въ голову ему лѣзли разныя мелочи: судью не такъ звали… Стенъ Тоде?.. Кто бишь это?.. Восемнадцать тысячъ далеровъ… да, да… Но вѣдь тогда Маккъ Сирилундскій вовсе не воротила; это братъ его, Маккъ Розенгорскій, хозяинъ всего…
— Теперь все дѣло въ томъ, стоитъ ли залогъ, подъ который вы дали деньги, двадцати трехъ тысячъ далеровъ, — прибавилъ писарь ленемана.
Бенони подумалъ и сказалъ:- Нѣтъ, не стоитъ.
— И ленеманъ такъ думаетъ, и я. Мы съ нимъ говорили объ этомъ промежъ себя. Двадцать три тысячи — ужасъ что такое!
— А по закону ли поступалъ Маккъ?
— Это какъ повернуть дѣло. Въ бумагѣ сказано просто: получено. Маккъ получилъ столько-то и столько-то подъ такой-то залогъ. Вѣдь, вы сами признали залогъ достаточнымъ обезпеченіемъ.
Бенони уже не слушалъ его, но спросилъ:- Стенъ Тоде — это кто? Законная ли подпись?
Послѣ обстоятельнаго обсужденія, писарь ленемана пришелъ къ заключенію, что помощникъ судьи имѣлъ по закону всѣ права на тингѣ, хоть и не былъ судьей, далеко нѣтъ.
— Двадцать три тысячи! Такъ у Макка нѣтъ ни гроша! — вдругъ проговорилъ Бенони. — Лучше поменьше средствъ, да собственныхъ… — Но тутъ онъ вдругъ вспомнилъ про свои пять тысячъ далеровъ, которые были теперь все равно, что потеряны, и всталъ, постоялъ съ минуту блѣдный и растерянный, глядя на негодную бумагу, лежавшую на столѣ, и опять сѣлъ.
— Можетъ статься, онъ выплатитъ вамъ понемножку, — сказалъ писарь, чтобы утѣшить его.
— Откуда ему взять? Платье, что на немъ, и то не его. Лучше поменьше средствъ, да… Мошенникъ онъ, Маккъ!
— Не полагается такъ выражаться; не по закону. И, можетъ статься, онъ все-таки заплатитъ…
— Мошенникъ! Заправскій мошенникъ!
Ахъ, какое это было сильное, выразительное слово! И какъ оно было унизительно для спѣсиваго Макка! Поэтому Бенони и повторялъ его отъ всего сердца.
— Онъ навѣрно заплатитъ, — сказалъ писарь ленемана и всталъ. Ему хотѣлось уйти поскорѣе.
Бенони былъ возбужденъ до крайности:- Не слѣдовало бы связываться съ нимъ! Плюнуть да растереть ногой — вотъ и все!
Оставшись одинъ, Бенони принялся обсуждать — что же ему теперь дѣлать? И порѣшилъ прямо пойти въ контору къ Макку и расчитаться съ нимъ.
Сунувъ закладную въ карманъ, онъ отправился въ Сирилундъ. По дорогѣ ему пришло на умъ, что надо бы сперва повидать Свена Дозорнаго.
Но бѣднягѣ Свену самому въ ту пору приходилось не сладко; гдѣ ему было утѣшать другихъ? И опять во всемъ была виновата Элленъ Горничная!
Наканунѣ вечеромъ Свенъ Дозорный шушукался со своей подружкой, какъ вдругъ ее позвали, — Маккъ собирался брать ванну. Свенъ пытался было удержать ее: пусть его беретъ свою ванну одинъ, Элленъ-то какое дѣло? Но Элленъ лучше знала свое дѣло и вырвалась отъ Свена. Тотъ пошелъ за нею на цыпочкахъ и, затаивъ духъ, стоялъ въ коридорѣ передъ дверями Макковой горницы… слышалъ все собственными ушами! Сегодня онъ и приступилъ къ Элленъ съ допросомъ:- Маккъ всталъ?
— Нѣтъ.
— Ты мыла его вчера вечеромъ?
— Да, вытирала ему спину полотенцемъ.
— Врешь! Я стоялъ въ коридорѣ и все слышалъ.
Молчаніе.
— Далась я вамъ всѣмъ, — тихо проговорила, наконецъ, Элленъ Горничная. — Просто, какъ спятили всѣ…
— А ты не можешь что ли, отдѣлаться отъ него?
— Не больно-то отдѣлаешься… Приходится вытирать ему спину.
Бѣшенство охватило Свена Дозорнаго; онъ задохнулся и выпалилъ:- Свинья ты, вотъ что!
Она выслушала, широко раскрывъ глаза и поднявъ брови, словно не вѣря, что это Свенъ Дозорный такъ ругается.
— Я еще пырну тебя когда-нибудь ножомъ!
— Не надо такъ злиться, — заговорила она ласково. — Небось, онъ скоро отстанетъ.
— Не отстанетъ.
— А ты самъ-то съ Брамапутрой? Этой кучерявой? — сказала Элленъ презрительно.
Свенъ Дозорный только спросилъ опять:- Маккъ всталъ?
— Нѣтъ.
— Мнѣ надо поговорить съ нимъ въ конторѣ.
— Лучше не суйся, — отсовѣтовала Элленъ. — Обоихъ насъ въ бѣду введешь.
Пожалуй, Свенъ на томъ бы и успокоился, да сунули ему перину сушить на солнышкѣ,- купальную перину Макка, — и это его страсть раззадорило; онъ забылъ, что онъ тутъ работникъ на всѣ руки.
Маккъ вскорѣ прошелъ въ контору; Свенъ Дозорный бросилъ перину и направился за нимъ, взбудораженный до нельзя. Онъ сразу приступилъ къ дѣлу: такъ и такъ, молъ, зовутъ его Свенъ Іоганъ Кьэльсенъ, а по прозвищу Свенъ Дозорный, и онъ хочетъ взять за себя Элленъ Горничную; такъ не зачѣмъ ей купать Макка, а ему, Свену, сушить послѣ нихъ перину…
— Понимаете вы, не зачѣмъ ей пачкаться съ вами, — не будь я Свенъ Іоганъ Кьэльсенъ! Да, такъ меня зовутъ! А коли хотите знать мою географію, — то я изъ города. Да! Изъ города, коли угодно знать!..
Маккъ медленно перевелъ глаза съ бумаги на Свена и, глядя на него стальнымъ взглядомъ, спросилъ:- Какъ, бишь, тебя зовутъ?
Сбитый съ позиціи Свенъ только и могъ повторить:- Какъ меня зовутъ? Свенъ Іоганъ Кьэльсенъ. А по прозвищу Свенъ Дозорный.
— Хорошо, такъ ступай и дѣлай свое дѣло.
Свенъ уже взялся было за ручку двери… — Да нѣтъ! — сказалъ онъ, — этого дѣла я дѣлать не буду!
— Хорошо, такъ получай расчетъ.
Маккъ взялъ свое гусиное перо и сталъ считать, потомъ отсчиталъ деньги и заплатилъ. Затѣмъ отворилъ дверь.
