— Я вижу, вы многообещающий юноша, — заявил аббат. — Ваша матушка нисколько не преувеличила. Но я укрощал и не таких, как вы, будьте уверены.
К великому моему удивлению, на этом все кончилось. Аббат уселся за стол и заговорил спокойно:
— Вы несправедливы. Мне думается, я знаю, в чем вы подозреваете брата. Как только я приехал, ваша матушка ввела меня в курс дела. Но ведь ваш тайный клад найден был вовсе не по доносу Марселя, а совершенно случайно. Да и вообще, почему вы вмешиваетесь? Это касается только вашего старшего брата.
На что он намекает, к чему клонит? Но аббат уже принялся поносить Фреди.
— Ну-ка, воришка, пока что сядьте отдельно за этот столик и проспрягайте мне глагол «похищать» во всех временах и на трех языках французском, латинском и греческом.
Все стало ясным на следующий день в девять часов утра, как только начались занятия.
— Фердинан! — крикнула Психимора, приоткрыв дверь классной комнаты. Отец ждет тебя в кабинете. Ну живо! Пошевеливайся!
Фреди вышел, ткнув меня по дороге ногой в икру. Что за черт! Я ждал, что позовут и меня. Но этого не случилось. Психимора возвратилась одна и, улыбаясь своей «дипломатической» улыбкой, скромно присела на уголок рабочего стола.
— В ваше отсутствие, — сказала она без всяких преамбул, — я обнаружила в комнате Фреди тайник, в котором оказались съестные припасы и деньги. Меня встревожил сильный запах тухлятины. Яйца-то протухли.
Кропетт бросил на нее взгляд, полный благодарности.
— Я произвела расследование. Тушенку вы получили путем торговли с фермерами. Я уже говорила, что думаю об этих коммерческих сделках, и приказала фермерам впредь не давать вам ничего. А яйца Фреди крал у Бертины, это яснее ясного. Я нашла также ключи, предназначенные, конечно, для отпирания моих шкафов. Все это проступки весьма тяжелые и заслуживают примерной кары. Фердинан получит порку. А кроме того, целый месяц просидит под замком в своей комнате. Разумеется, весь этот месяц он будет лишен сладкого, выпускать его будут только по воскресеньям — в церковь. Запрещаю вам общаться с ним в течение этого месячного карантина. Вам это пойдет на пользу: не будете слушать его дурных советов.
Я ничего не ответил. Мамаша даже не давала себе труда исподтишка наблюдать за мной — она и без того прекрасно знала, какие чувства меня обуревают. Я был уязвлен мыслью, что Психимора, казалось, не учитывает моего соучастия в проступке Фреди. Но еще больше меня беспокоило другое: что подумает обо мне Фреди, если я немедленно же не вступлюсь за него. Психимора, зная мой характер, предусмотрела эту возможность:
— Хватай-Глотай, твой старший брат, который не блещет храбростью, разумеется, притянул тебя к своим подвигам! Но я не придаю этому значения. Какую бы роль ты ни играл в этом деле, Фердинан старше тебя, и поэтому я считаю ответственным именно его.
В ответ последовало враждебное молчание. Мамаша расцветила эту минуту самыми разнообразными улыбками, адресуя их аббату, своему любимчику Марселю, мне и самой себе. Затем она удалилась, не прибавив ни слова. Аббат Траке последовал за нею — вероятно, хотел получить новые инструкции.
— Что нам делать? — шепотом спросил я Кропетта.
— А что можно сделать? Она тебе сказала — за все должен расплачиваться один Фреди. Считай, что нам повезло, и помалкивай.
— Фреди нам никогда не простит, если мы бросим его в беде.
Я уже начал обдумывать план контратаки… Скомпрометировать Кропетта. Во что бы то ни стало наладить связь с Фреди, поскольку он, несомненно, пал духом и его мужество находится на нулевом уровне, как говорил отец про море, когда мы проезжали Шатлайон. Постепенно вывести из строя аббата Траке, вызвав трения между ним и Психиморой: это будет не так-то легко, но ведь перед тем, как уволить нашего очередного наставника, она всегда бывала с ним, хотя бы внешне, в наилучших отношениях. И надо еще обработать мсье Резо. А сейчас выжидать и смотреть в оба. Так я на собственном опыте постигал, что терпение сродни лицемерию.
Фердинана, наследного принца дома Резо, выпороли после обеда. Отец увильнул от выполнения этой повинности. Он исчез и, укрывшись в «музее», перерисовывал свой редчайший экземпляр Tegomia, пойманный в Жере, стараясь выделить, а главное, несколько увеличить в размере дополнительный пучок волосков на последнем кольце брюшка. Психимора сама сорвала в орешнике толстый прут и вручила его аббату N7, приказав ему исполосовать как следует зад приговоренного.
— Надеюсь, вы извините меня, господин аббат, за то, что я возлагаю на вас экзекуцию. Но мой муж очень занят. А я сама не могу сечь пятнадцатилетнего подростка, это просто неприлично.
Аббат Траке, хотя и без особого энтузиазма, все же принял на себя обязанности палача, и вскоре мы услышали отчаянные вопли, доносившиеся из комнаты Фреди.
— Сволочь этот Траке! — убежденно пробормотал Кропетт.
— Лучше бы Фреди не орал, — заметил я. — Стойкости нет. Будь я на его месте…
— Ну ты, уж конечно, сильнее всех, — язвительно заметил Кропетт.
Я нетерпеливо ждал ночи. И вот она пришла, очень темная ночь — именно такая мне и требовалась. Вооружившись ночником, Психимора трижды заглядывала в наши комнаты и около полуночи, не обнаружив ничего подозрительного ни в спальнях, ни в коридорах, отправилась спать, доверив свою ненависть пуховой подушке. Я выскользнул из спальни, помчался к сараю и притащил оттуда лестницу. Приставить лестницу к окошку, взобраться на нее, залезть в спальню Фреди, разбудить невинную жертву, спавшую крепким сном, несмотря на исполосованный розгами зад, — все это заняло не больше пяти минут.
— Оставь меня в покое и убирайся, предатель! — проворчал позевывая мой старший братец. — Видишь, к чему приводят твои идиотские выдумки. А расплачиваться, как всегда, мне.
— Дурак! Неужели ты не понял, что Психимора хочет посеять между нами раздор!
Мне понадобился целый час, чтобы убедить нашего Рохлю. Но так как Фреди — достойный сын своего отца, то мое красноречие в конце концов поколебало его.
— Вот что, выбирай сам. Возможны два выхода, — сказал я в заключение. Первый выход: мы остаемся на прежних позициях, ты будешь отбывать наказание, мы всячески будем стараться помочь тебе и попытаемся добиться, чтобы тебя простили, а для этого улестим папу, помни, что первое мая день его именин. И в конечном счете сорвутся планы Психиморы — рассорить нас и свалить на тебя вину за нашу общую проделку. Второй выход: завтра утром я пойду к отцу и докажу ему, что мы все тут замешаны: предъявлю ему нашу «Декларацию прав» — к счастью, она сохранилась. Кропетт — сторонник первого решения, а мне больше по душе второе.
Фреди больше не колебался. Повальная порка все равно не спасла бы его, да еще он остался бы без всякой помощи, и он встал на сторону Кропетта.
— Если и вас тоже посадят под замок, то вы ничем не сможете мне помочь. Некому будет даже умаслить папашу. И вдобавок, если мы втянем в эту историю Кропетта, он, после расплаты, не станет с нами церемониться и окончательно перейдет в лагерь нашей мегеры… а уж его-то она, бессовестная, наверняка простит — он ведь любимый младший сыночек.
На этот раз я примкнул к решению, принятому большинством.
— Ну, будь по-вашему. Чтобы нам легче сообщаться, ведь не могу же я каждую ночь лазить к тебе в окошко, я проверчу в переборке между нашими комнатами дырку. В моей комнате отверстие не будет заметно — я сделаю его как раз под распятием. А ты в своей комнате закрой дырку образком святой Терезы.
Уже на следующий день этот своеобразный телефон действовал безотказно. Я не возлагал особых надежд на практическую пользу такой установки, но необходимо было постоянно поддерживать душевные силы Фреди. У него создавалось впечатление, что о нем заботятся, и это его подбадривало.
Весь день я работал весьма усердно. Раз Психимора давала мне уроки макиавеллизма, я без труда показал себя способным учеником.
— А правда, что Фреди вчера вечером высекли? — простодушно спросила меня юная Бертина Барбеливьен, когда я высунулся из окошка классной комнаты. Было это около полудня, и по распорядку дня мне полагалось идти мыть руки.
Бросив взгляд на розовые кусты, я заметил в их гуще Психимору, обрезавшую секатором сухие ветки. Я ответил очень громко:
— Ну, знаешь, аббат Траке не такой уж злой, каким кажется на первый взгляд. Он не стащил с Фреди штаны, лупил через сукно, а Фреди нарочно орал изо всех сил, как будто ему ужасно больно.
Первый удар! Секатор на мгновение замер в воздухе, свидетельствуя, что мегера прекрасно меня слышит. Во второй половине дня аббат N7 по малой нужде, каковая беспокоит не только простых смертных, но и особ духовного звания, совершил короткое паломничество в отхожее место, оставив дверь в классную комнату полуоткрытой. И он в свою очередь был награжден неприятным разоблачением. Когда скрип башмаков возвестил о его возвращении, я заявил Кропетту лжедоверительным тоном:
