Вот в такие-то минуты pi строится жизненный опыт. Веселье и ликование в том богатом доме было бенгальским огнем, который осветил заключительную сцену драмы Кристианова детства. Он снова взобрался по снастям, заглянул через открытое окно в зал, где счастливые дети рука об руку скользили под звуки жизнерадостной музыки, слуги разносили дорогие кушанья в хрустальных чашах и чудесные фрукты, каких он никогда и не видывал, а посреди зала стояла черноглазая Наоми, и смеялась, и хлопала в ладоши. А снаружи шел холодный мокрый снег, и серый туман окутал своим влажным плащом «грязного оборванца», крепко державшегося за отсыревшие снасти.
— Я помчусь
Белой гладью моря!
— Не страшись, ведь сам Мороз
Долго строил и надежно
Этот мост.
А Морозу верить можно.
Кристиан Винтер
На берег наступает лед,
Из трещин пена бьет и бьет,
Громово фыркают валы.
А.Г. Эленшлегер
Зима в этом году выдалась суровая, лед лежал толстым прочным слоем между Зеландией и Сконе. Шведский крестьянин, который всегда первым обновляет выстроенный морозом мост, уже проложил санный путь в Данию. Хотя поговаривали, что над фарватером, там, где проходит течение, лед еще не очень крепок, по нему перегоняли скот. Между Копенгагеном и расположенной в четверти мили от него крепости Трекронер протянулась широкая дорога, разъезженная, как настоящий тракт; вдоль нее вились тропинки для пешеходов. Там, где несколько месяцев назад уверенно покачивались в глубокой воде большие трехмачтовые корабли, сидели теперь старухи за накрытыми столами и продавали пшеничный хлеб и разные напитки; были разбиты палатки, на которых развевались на фоне морозного голубого неба датские флаги, и днем вокруг них кишмя кишел народ; суда вросли в лед так крепко, как обломки затонувшего корабля врастают в песчаное дно. До самого шведского берега, насколько хватал глаз, двигались в обе стороны черные точки — люди ехали или шли из одной страны в другую.
Ледяное и снежное поле в четыре мили, разумеется, отличалось от обычного поля: стоило подняться сильному ветру, и вдобавок течению изменить направление — и за несколько минут лед мог вскрыться; но, как виноградари выращивают свои лозы на теплой лаве и безмятежно спят рядом с вулканом, крестьянин спокойно едет по льду, утешаясь мыслью, что все в руке Божьей.
Как мы знаем, покойная жена Петера Вика была шведкой родом из Мальмё; там жила ее семья. Шкиперу, чье судно зимует, вмерзши в лед, заняться нечем. Теперь, когда в Швецию была проложена дорога посуху и люди так и сновали туда и обратно, Петеру Вику тоже захотелось прогуляться, и он взял Кристиана с собой.
Они пустились в путь ярким солнечным утром. Зунд был похож на обычную равнину; в некоторых местах ветер намел снег в небольшие пригорки, в других, наоборот, как бы смел его, и островки гладкого льда напоминали пруды и озерца.
— Ну, — сказал Петер Вик, — теперь только бы выдержала крышка, а не то мы окажемся на дне горшка, где нет ни солнца, ни огонька. Но мы с тобой морские волки, затвердел лед или нет, мы все равно пойдем.
Когда они уже отошли на милю от берегов Зеландии, задул сильный ветер, нагнал темные тучи, но Петер Вик продолжал шутить и смеяться. Навстречу им попалось стадо скота; пастух заверил их, что лед хороший, крепкий, но погода к концу дня наверняка изменится.
— Хорошенькое будет дело, если лед вскроется, пока мы будем на том берегу, — сказал Петер Вик. — Ну что ж, если нас понесет по волнам, меньше ноги устанут. Пошли скорее, а то ползем, как муха по липучке.
Небо совсем потемнело, стали падать редкие снежинки; а между тем паши путешественники не прошли еще и полпути. Вдруг тучи принялись стряхивать на них снежные вихри.
— Натяни шейный платок на уши, — сказал Петер Вик. — Мы получим хорошую взбучку, но от этого не умирают.
Они нагнули головы, идя навстречу налетающим шквалам снега. Ветер свистел в вышине, словно размахивая бичом.
— Не похоже, что он скоро уймется, — покачал головой Петер Вик, остановившись и прислушиваясь. И тут под ним раздался треск, громкий, как пушечный выстрел. — Ну, если лед трещит, значит, он крепкий, — сказал Петер Вик, взял Кристиана за руку и быстро зашагал вперед. — Надо идти точно по прямой, тогда мы как раз выйдем к пирсу Мальмё. Сегодня пена хлещет сверху, — добавил он, с трудом дыша под напором снежного вихря. Внизу опять раздался грохот: сильное течение ломало лед, хотя на поверхности трещин пока не было видно. — Да, хорошие пушки там внизу, — усмехнулся Петер Вик. — И почему только из них не палили в день рождения королевы?
Снег стал падать реже; странный звук, непохожий на те, что они слышали раньше, скорее напоминавший вздох, донесся до них снизу, как будто бездна, закрытая крышкой льда, пыталась глотнуть воздуху.
Петер Вик снова остановился, пристально глядя перед собой.
— Мы не прошли еще и полпути, — сказал он. — Я думаю, сегодня шведы обойдутся без нас.
Как моряк он понимал, что крепкий лед при изменении течения и юго-восточном ветре (ветер тоже переменился) за короткое время может вскрыться и льдины начнут дрейфовать к северу. Это одно из наиболее впечатляющих зрелищ, которым может похвастаться природа нашей страны. Огромные льдины являют величественную картину, особенно у Хельсингёра, где ширина Зунда не превышает полумили. Могучие льдины напирают и громоздятся друг на друга, течение поднимает их торчком, переворачивает, превращает в причудливые стеклянные скалы. Зунд кажется единым плавучим глетчером.
Пока еще ничто не предвещало описанной выше картины, но знак был подан, конь под всадником с косой заржал. Снова повалил густой снег. Петер Вик повернул назад; идти стало легче, потому что ветер дул им в спину. Вдруг прямо за собой путники услышали тихий, но душераздирающий испуганный плач. Они оглянулись, и как раз вовремя, не то на них бы налетел маленький легкий возок с четырьмя пассажирами, кативший прямо между двумя берегами. Петер Вик успел крикнуть: «Эй!» — ему ответили, и возок остановился.
Важный датчанин сидел на облучке рядом с кучером, а на сиденье — две дамы, одна — пожилая, другая — совсем юная девушка; это она рыдала в голос. Пожилая дама зябко куталась в плащ.
— Как вы думаете, далеко ли до Зеландии? — спросил господин.
— Примерно две мили, — ответил Петер Вик, — но если господа поедут в ту сторону, куда вы сейчас правите, выйдет большой крюк по суше. Этот курс ведет в Пруссию. Там — Швеция, а вот там — Зеландия… — И он показал рукой направление.
— Это точно? — спросил датчанин.
— У меня в голове компас, — заверил его Петер Вик.
— Проклятая погода, — сказал незнакомец. — Когда мы выезжали из Швеции, небо было совсем ясное. Сейчас мы поблизости от острова Вен?
— Нет, Вен повыше. Разрешите мне быть вашим штурманом? Кроме того, негоже так мчаться галопом: прямо перед вами в дороге может оказаться щель.
— Дорогой шкипер, это вы? — спросила пожилая дама. — Доберемся ли мы живыми до земли?
Петер Вик посмотрел на нее — стало быть, она его знает?
— О да, сударыня, — сказал он, — тот, у кого есть голова на плечах, не пойдет прямиком ко дну. Справимся и на этот раз.
Дама глубоко вздохнула. Петер Вик узнал гувернантку, которую вез в Копенгаген. Он взялся за вожжи, кучер слез, и на его место сел Кристиан. Незнакомому господину можно было дать лет тридцать с небольшим, и весь его облик говорил о том, что он принадлежит к высшему классу. Два дня назад вместе с девушкой — он назвал ее своей приемной дочерью — и ее учительницей он поехал в Скопе, ведь лед был крепкий и надежный. Сегодня они хотели вернуться, но погода вдруг изменилась, и в снежном буране они сбились с пути — вместо Вена взяли курс на Амагер.
Они снова тронулись в путь. И опять под ними прозвучал тот самый звук, похожий на горестный вздох; их слегка приподняло, потом опустило, лошади остановились, а Кристиан зашептал молитву.
Молодая девушка обняла приемного отца.
— Я думаю, лучше мне слезть! — сказал он.
— Не надо, — возразила она. — Мы сейчас утонем! Лед трескается.
Она распахнула плащ и смотрела прямо перед собой, бледная, как смерть, длинные черные волосы упали на щеки белее мела. Кристиан уставился на девушку — он узнал ее, но не решился окликнуть по имени. Это была Наоми. От неожиданности он совсем забыл про опасность.
Там и сям на сером небе появились просветы, зато позади них, менее чем в ста шагах, льдина встала дыбом, и темная полоса, причудливо разветвляясь, поползла в обе стороны от нее. Вдруг раздался диковинный звук, глухой и жалобный; он исходил не из моря и не из воздуха. Рассказывают, что так мычат сирены; положив передние ласты на скалы, они обращаются к своим близким родственникам, пасущимся на берегу, которого им, сиренам, все равно никогда не достичь, — вот какой был этот звук.