Не хотел, подлец, верить, что мне неоткуда больше взять денег. А делу его конца не видно. Да и не такое это дело, чтобы его могли решить в две-три недели. Я же должен был вернуть деньги в кассу до первого числа. Если бы нагрянула ревизия, я погорел бы еще раньше. Но в начале месяца все непременно обнаружилось бы. Наконец наступило первое число. Я стал то и дело отлучаться из конторы, одно это насторожило начальство. Но что мне было делать? Если бы у меня не было никакой надежды, я пошел бы и сам рассказал обо всем директору. Но проклятая надежда, что дело его вот-вот решится и мне вернут залог, завела меня еще дальше в болото. Подводя баланс и подсчитывая оставшиеся в кассе деньги, я сделал в бухгалтерских книгах несколько небольших ошибок или, будем называть вещи своими именами, - подлог. Пусть даже в книгах потом будут подчистки, но если я верну деньги, все обойдется, решил я. Сделают мне выговор, на том и кончится. И вот так тянется уже два месяца. Чтобы ничего не выплыло наружу, я вынужден производить все новые подлоги. С каждым днем все глубже погрязаю в трясине. Но что делать?
- Ну, а как суд? - спросил Омер.
- Суд? Только вчера я ходил узнавать. Ждут свидетеля из Хараболу и свидетельских показаний из Бартына. Похоже, Исмаил-бея все-таки посадят, и поэтому он старается затянуть дело. Но мне, наоборот, нужно, чтобы оно кончилось как можно скорее. Иначе я погиб. А как кончится - неважно.
Хюсаметтин задумался. Потом заговорил снова: - - Иногда мне хочется сознаться во всем, чтобы, положить конец своим терзаниям. Но что поделаешь, дорогой? Семья, дети… У них нет иной опоры, кроме меня. Шесть душ. И потом, за это дадут не меньше пяти лет. Разве я смогу столько отсидеть? Что ты на это скажешь?
Омер молчал, хмурил брови.
- Да, - сказал он наконец, - в самом деле, положение скверное. Значит, денег вы не можете достать? В таком случае ничего другого не остается, как ждать, пока кончится процесс.
Хюсаметтин кивнул головой, словно говоря: «Это я и без тебя знаю!» Осушив рюмку, он поднялся из-за стола. Они вышли на улицу.
- Я поделился с тобой вовсе не для того, чтобы получить какой-то совет, - проговорил кассир. - Просто надо было выговориться. Думал, легче станет. А получилось наоборот. Пока я тебе рассказывал, я окончательно убедился, что дела мои так плохи, что хуже и быть не может. Оказывается, я до последнего момента пытался обмануть себя. Но теперь не осталось у меня никакой надежды. Дела ничем не поправишь. Ты, кажется, тоже хотел мне что-то сказать? - неожиданно спросил он, меняя тему разговора. - Ну, рассказывай, что у тебя там?
- Что? Когда? - спросил Омер, уже забыв о своем намерении попросить у него денег.
- Ты ведь сказал, что шел ко мне, когда мы встретились? Наверное, деньги тебе нужны?
Только теперь Омер вспомнил и молча посмотрел на Хюсаметтина.
- Сколько? - спросил тот.
- Две-три лиры. Но как…
- Не беспокойся, - сказал Хюсаметтин-эфенди, горько улыбнувшись. - У меня осталось кое-что от получки. Не краденые. К тому же я знаю, что в подобных делах ты не щепетилен… Бери!
Он вытащил кошелек. В нем лежали четыре бумажные лиры. Три из них он протянул Омеру. Они расстались.
Хотя Омер выпил не больше двух рюмок, голова у него кружилась. Был уже вечер, улицы заполнились народом. Отблески витрин играли на лицах прохожих. Все они, закончив свои важные дела, совершив важные сделки, спешили в свои важные дома важно обедать и важно спать. Улица кишела, как муравейник. Только более беспорядочно, бессмысленно. Омер медленно брел по тротуару, натыкаясь на встречных. Вдруг вспомнил, что ему давно пора быть дома, и понесся почти бегом.
«Ну что я делаю? - корил он себя. - Только сегодня женился и сегодня же забыл об этом. Правда, Хюса-меттин влип в крупные неприятности. Но как я не подумал о той, которая ждет меня? Как я согласился пить водку? Впрочем, это не так уж важно. Но почему все-таки я согласился? Если бы мне с самого начала хотелось выпить с Хюсаметтином, меня бы меньше мучила совесть. Тогда я считал бы, что поступил правильно. Но я пошел с ним не потому, что так решил, а просто потому, что не могу никому ни в чем отказать. Неужели меня так легко затащить куда угодно? Я не умею проявлять свою волю. И потом, как я мог забыть?.. Ах, эта чертова рассеянность! Вдруг проваливаюсь в какую-то пустоту и забываю обо всем на свете. Надо что-то сделать с собой. Маджиде безусловно поможет мне в этом. Не утаю от нее ни одной своей слабости. Во-первых, для того, чтобы не обманывать ее, а во-вторых, чтобы она помогла мне от них избавиться. Удивительная девушка! И как просто, как естественно держится!..
По мере того как он приближался к дому, нетерпение его росло. Тяжело дыша, он взбежал по лестнице. В прихожей было темно. Омер нащупал свою дверь и в этот момент услышал за спиной голос Нихада.
- Где ты пропадаешь? Мы ждем тебя битый час. Раз ты нигде не показываешься, мы сами решили проведать тебя. Мадам сказала, что тебя нет дома, и почему-то не пустила в комнату. Вот мы и ожидаем в этой темнотище!
Омер зажег свет и только тогда заметил, что Нихад не один.
- О, Хикмет-бей! Добро пожаловать! Какая честь! - сказал он, пожимая руку маленькому человечку, который по самые плечи утопал в мягких диванных подушках. Хикмет-бей вел курс одного из восточных языков в университете. Он был настолько уродлив, что наводил ужас на тех, кто видел его впервые. Тем не менее среди знакомых он снискал репутацию самого обаятельного и милого человека. Огромный кривой нос торчал на крохотном личике, подобно клюву диковинной птицы; кожа на лице шелушилась, как у чесоточного больного; короткие толстые пальцы завершались выпуклыми обкусанными ноготками. Все это в совокупности производило столь отталкивающее впечатление, что, беседуя с ним, хотелось зажмуриться. Но говорили, что природа, безжалостно изуродовавшая его тело, пощадила душу. Родом он был из Марата и всегда ходил в окружении земляков - устраивал их на работу, опекал, пока они не вставали на ноги; некоторые подолгу жили у него в доме; он пользовался каждым удобным случаем, чтобы помочь или по крайней мере предложить помощь своим знакомым. Крохотного роста, он ходил, выставив голову вперед, постукивая о тротуар палкой с костяной ручкой, и, слушая кого-нибудь, прикрывал глаза голыми, без ресниц, веками. Он просиживал до полуночи в кофейнях квартала Беязид, проводя время в спорах со студентами университета и преподавателями, любил потолковать о восточной литературе, мистицизме, героических поэмах и, мало заботясь о том, слушают ли его и понимают ли, в упоенье закрыв глаза, читал наизусть целые страницы из сочинений Табари (Табари Абу Джафар Мухаммед ибн Джарир (838 - 923) - крупнейший арабский историк и богослов). Его голос то понижался, то вдруг, особенно в описаниях батальных сцен, переходил на крик; он на разный манер складывал губы, смакуя благозвучные арабские и персидские слова, нанизывая их, словно жемчужины, и каждый раз вызывал восторги слушателей. Они переглядывались, будто восклицая: «Какая эрудиция! Какая память!» А иногда, войдя в раж, кричали: «Браво, маэстро, браво!»
Омер взял стул и подсел к гостям.
- Как поживаете?
- Где это ты пропадал? - спросил Нихад.
Будто вспомнив о чем-то, Омер вскочил со стула.
- Да, разве вы не знаете? Я женился! Влюбился и женился!
Гости недоуменно уставились на него.
- Чего вы удивляетесь? Все это случилось в одну неделю, за десять дней… Поразительнейшая вещь. Вы поздравите меня, увидев мою жену.
- Даже не видя ее, я желаю вам обоим счастья, - сказал профессор Хикмет.
- Кто же она? - недоверчиво спросил Нихад. - Когда ты успел?
- Вчера вечером.
- Да ты пьян! - Нихад обернулся к профессору: - Болтает. Выпил лишнего и несет чепуху. Садись, у нас к тебе серьезный разговор.
- Подождите, - сказал Омер. - Сейчас я приведу жену.
Он отправился было к себе, но вдруг остановился. Через полуоткрытую дверь он увидел тонкую фигурку Маджиде. Свет падал на ее волосы, лицо оставалось в тени. Омер заметил, что она не улыбается, как всегда, а смотрит на него строгим, задумчивым взглядом. Он приблизился к ней, смущенный, как всякий, чувствующий свою вину.
- Ты здесь? - спросил он.
На лице Маджиде отразилось недоумение: где же еще она могла быть?
- Мы же должны были занять другую комнату, - пытался вывернуться Омер. - Ведь мадам обещала?
Маджиде оценила его находчивость.
- Мы уже перебрались. Осталось только кое-что перенести. И потом, там нет лампочки. Я ждала тебя!
- Я сейчас схожу куплю, - сказал Омер, тотчас позабыв о гостях.
Маджиде вошла в комнату и вернулась с сумочкой.
- Сколько стоит лампочка?
- У меня есть деньги, - сказал Омер. «Что это значит? - подумал он, - почему она спросила, сколько стоит лампочка? Неужели боится дать больше, чем стоит лампочка? Странно». Однако тут же устыдился своих мыслей: «Нехорошо… Стыдно так думать! Бедняжка просто поинтересовалась, сколько стоит лампочка!»
