— Какой приятный сюрприз! — сказал Хагедорн и поклонился элегантному господину с черными усами и утомленным взглядом.
— Я наслышан о вас, — сказал господин фон Маллебре. — Вы — притча во языцех этого сезона. Мое почтение!
Хагедорн быстро распрощался и пошел к Хильде, которая ждала его у деревянной лестницы.
— Еще одна поклонница? — спросила она. Он пожал плечами.
— Она хотела, чтобы я ее спас, — сообщил он. — Страдает хронической приспособляемостью. Так как ее последние любовники были натуры более или менее поверхностные, то она решилась на радикальное лечение, боясь, что ее богатая духовная жизнь захиреет, оставшись без присмотра. Она хотела прильнуть к полноценному человеку. И этим человеком должен был быть я. Но тут появился супруг!
Они пересекли дорогу, ведущую к станции. Только что прибыла следующая кабина. Первой из пассажиров вылезла бременская блондинка госпожа Каспариус. Засунув руки в карманы, она энергично зашагала к отелю. Вслед за ней с двумя парами лыж пыхтел Ленц из Кельна.
Встретив Хагедорна и Хильду, она зло посмотрела на них и крикнула:
— Господин кандидат! Как поживают ваши киски? Передайте им привет!
Делая гигантские шаги, она скрылась в отеле.
Хильдегард молча шла рядом с Фрицем. Когда за поворотом дороги они оказались одни, она спросила:
— Эта нахальная особа тоже хотела быть спасенной? Сердце у Хагедорна запрыгало: она уже ревнует, подумал он и сказал:
— Нет, у нее были другие планы. Она заявила, что мы молоды, цветущи и здоровы. Такое обязывает. Платонические предисловия следует свести до минимума.
— А что было с кошками?
— Несколько дней назад ко мне в дверь постучали. Я сказал: «Войдите!», так как думал, что это Эдуард. Но вошла госпожа Каспариус. Она улеглась на роскошный персидский ковер и стала играть с котятами. Потом пришел Эдуард, и она удалилась. Ее зовут Гортензией.
— Вот это да, — сказала Хильда. — Мне кажется, господин кандидат, за вами надо присматривать. Иначе вы наделаете глупостей.
Он безутешно кивнул.
— Но этого больше не повторится. Я хочу сказать, Эдуард присматривает за мной.
— Эдуард? — насмешливо спросила она. — Он недостаточно строг. Кроме того, эта задача не для мужчины!
— Как вы правы! — воскликнул он. — Но кто еще возьмет это на себя?
— Попробуйте-ка поместить объявление, — предложила она. — Требуется бонна!
— Няня-студентка, — поправил он добросовестно. — На полном пансионе. Ласковое обращение гарантировано.
— Вот именно! — разозлилась она. — Не моложе шестидесяти лет! С разрешением на ношение оружия!
Она сошла с дороги и затопала по снежной целине, ругаясь про себя. Он старался не отставать. Один раз Хильда обернулась.
— Что смеетесь! — крикнула она гневно. — Вы распутник! — И заспешила дальше.
— Сейчас же остановитесь! — приказал он.
В это мгновение она провалилась в снег по пояс. На ее лице отразился испуг. Она задрыгала ногами, но погрузилась еще глубже. Со стороны казалось, будто она тонет. Хагедорн поспешил на помощь.
— Хватайтесь за мою руку! — с тревогой сказал он. — Я вас вытащу!
Она замотала головой.
— Посмейте только! Я не из тех, кто просит, чтобы их спасали. — В ее глазах стояли слезы.
Но его уже нельзя было остановить. Он нагнулся, схватил ее, вытащил из занесенной снегом ямы, прижал к себе и поцеловал в губы.
— Негодяй! Каналья! Мошенник! Торговец женщинами! — едва не задохнувшись, выпалила она. И возвратила ему поцелуй. Без вычета. Сначала она молотила кулачками его по плечам. Потом кулачки разжались. Зато закрылись, постепенно, ее глаза. На ее длинных темных ресницах еще виднелись слезинки.
— Ну, как впечатления? — спросил Шульце, когда они вернулись.
— Это неописуемо, — ответил Хагедорн.
— Да, да, — согласился Кессельгут. — Глетчеры, перевалы, белые просторы — куда ни глянь! Никакими словами не выразишь.
— Особенно белые просторы! — подтвердил молодой человек. Хильда строго посмотрела на него.
В это время проснулась тетя Юлечка. Ее лицо покраснело от загара. Она зевнула и протерла глаза. Хильда, усевшись, сказала:
— Фриц, иди! Рядом со мной есть место. Тетю словно током подбросило.
— Что случилось?
— Ничего необычайного, — сказала девушка.
— Но ты же говоришь ему «ты»! — воскликнула тетя.
— Я ничуть не обижаюсь на вашу племянницу, — заметил Хагедорн.
— Он мне тоже тыкает! — сказала Хильда.
— Дело в том, — объяснил Фриц, — что мы с Хильдой решили говорить друг другу «ты» ближайшие пятьдесят лет.
— А потом? — спросила тетя Юлечка.
— Потом мы разведемся, — сказала племянница.
— Сердечные поздравления! — радостно воскликнул Кессельгут.
Пока тетя жадно ловила воздух, Шульце спросил:
— Милая фройляйн, у вас случайно есть какие-либо родственники?
— С вашего разрешения, — заявила девушка. — Случайно располагаю отцом.
Хагедорн воспользовался этим и спросил:
— Он хотя бы симпатичный?
— С ним можно ладить, — сказала Хильда. — К счастью, у него очень много недостатков. Это вконец подорвало его отцовский авторитет.
— Ну а если он меня на дух не примет? — с тревогой спросил молодой человек. — Может, ему хочется, чтобы ты вышла за директора банка. Или за ветеринарного врача, живущего по соседству. Или за школьного учителя, напротив которого он каждое утро сидит в трамвае. Так уже бывало в жизни. А когда он узнает, что у меня даже нет работы!
— Работу ты найдешь, — утешила его Хильда. — Если же он и потом будет возражать, мы перестанем здороваться с ним на улице. А этого он не выносит.
— Или мы сделаем его как можно быстрее десятикратным дедом, — задумчиво предложил Фриц. — И сунем весь десяток внучат в его почтовый ящик. Это всегда действует.
Тетя Юлечка разинула рот и заткнула уши.
— Вот это правильно! — сказал Шульце. — Вы его одолеете, старого черта, не сомневаюсь!
Кессельгут предостерегающе поднял руку.
— Вам не следует, господин Шульце, так нелестно отзываться о господине Шульце!
Для тети Юлечки это было уже слишком. Она поднялась и сказала, что хочет вернуться в Брукбойрен.
— Но канатной дорогой я не поеду!
— Пешком дорога еще опаснее, — сказал Хагедорн. — Да и займет она четыре часа.
— Тогда я останусь здесь и дождусь весны, — категорически заявила тетя.
— Но я уже купил всем обратные билеты, — сказал Кессельгут. — Неужели ваш придется выбросить?
Тетя Юлечка боролась с собой. Это было захватывающее зрелище. Наконец она сказала:
— Ну тогда, конечно, другое дело. И первой зашагала к станции. Бережливость рождает героев.
Глава семнадцатая
Надежды и планы
После обеда, когда пожилые дамы и господа решили немного вздремнуть, Хильда с Фрицем отправились в лес. Они шли, взявшись за руки. Время от времени они переглядывались с улыбкой. Иногда, остановившись, целовались и нежно гладили друг друга по волосам. Иногда играли в салки. Но чаще молчали. Им хотелось обнять каждую встречную ель. Счастье навалилось на их плечи сладостным грузом.
Фриц сказал задумчиво:
— Ведь мы, собственно, два довольно умных существа. Я, во всяком случае, принимаю это за истину. Почему тогда мы ведем себя так же нелепо, как другие влюбленные? Держимся за ручки. Бродим и скачем на безлюдной природе. Нам хочется откусить друг другу носы. Разве это не глупо? Прошу вас, фройляйн, высказать свое мнение, не обязательно авторитетное.
Хильда скрестила руки на груди, трижды поклонилась и сказала:
— О великий султан, позволь твоей весьма недостойной служанке заметить, что ум в любовном концерте народов еще никогда не играл первую скрипку.
— Встаньте, драгоценная графиня! — воскликнул он с пафосом, хотя она не стояла на коленях. — Встаньте! Кто настолько умен, что знает пределы ума, тот заслужил награду. Отныне назначаю вас моей камер-фрейлиной!
Она сделала книксен.
— Я так тронута, ваше величество, что сейчас заплачу, и позвольте мне искупаться в моих слезах.
— Быть посему! — объявил он по-королевски. — Только не простудитесь!
— Ни в коем случае, мэтр, — сказала она. — Температура пролитых слезинок обычно колеблется между двадцатью шестью и двадцатью восемью градусами по Цельсию.
— Так и быть! — воскликнул он. — А когда вы приступите к исполнению служебных обязанностей при моем дворе?
— Когда захочешь, — ответила она и принялась танцевать, несмотря на горные ботинки. — Это — умирающий лебедь, — пояснила она. — Прошу обратить особое внимание на мою длинную шею.
— Продолжайте, — сказал он. — Вечером я за вами приду.
Он повернулся и пошел. Она, с притворным страхом, рыдая, кинулась за ним. Он взял ее за руку и сказал:
