– Я с радостью приму всякого доброго знакомого Энн, – любезно отвечала леди Рассел.
– Ах, при чем тут Энн? – сказала Мэри. – Он же мой добрый знакомый. Мы последние две недели были неразлучны.
– В таком случае я счастлива буду принять капитана Бенвика, общего вашего доброго знакомого.
– Уверяю вас, сударыня, вы не найдете в нем ничего приятного. Таких скучных молодых людей свет не видывал. Нередко он проходил со мною от одного конца набережной до другого, ни разу не раскрыв рта. Нет, учтивым его не назовешь. Он вам не понравится, я уверена.
– В этом мы с тобою не сходимся, Мэри, – сказала Энн. – Я думаю, он понравится леди Рассел. Оценив достоинства его ума, леди Рассел, полагаю, перестанет замечать пороки его воспитания.
– Вот и я так думаю, – сказал Чарлз. – Я уверен, что леди Рассел он понравится. Он именно во вкусе леди Рассел. Суньте ему в руки книгу, и он день целый будет ее читать.
– Именно! – воскликнула Мэри с досадой. – Он уткнется в книгу, и заговорите ли вы с ним, уроните ли ножницы – он решительно ничего не заметит. Неужто такое может понравиться леди Рассел?
Леди Рассел наконец засмеялась.
– Право же, – сказала она, – вот уж не предполагала, что мое мнение касательно кого бы то ни было может породить столь напримиримые споры. Я бы хотела, однако, чтобы сам он сюда явился. И вот тогда, Мэри, ты узнаешь мое суждение, а заранее судить я не берусь.
– Он вам не понравится. Могу поручиться.
Леди Рассел перевела разговор на другое. Мэри с воодушевлением заговорила о том, каким удивительным образом они столкнулись, а верней, разминулись с мистером Эллиотом.
– А вот этого человека я бы не желала видеть. Он уклонился от сердечных отношений с главою своего рода и тем произвел на меня пренеприятное впечатление.
Сей приговор положил конец вдохновению Мэри и разом пресек ее излияния.
Хотя Энн не решалась расспрашивать о капитане Уэнтуорте, долго ждать доброхотных рассказов о нем ей не пришлось. Как и следовало догадываться, расположение духа у него заметно изменилось к лучшему, он был уж не тот, что в первую неделю. С Луизой он не виделся; и так опасался, что свидание может повлечь для нее дурные последствия, что вовсе и не стремился увидеться; напротив того, он намеревался как будто уехать на неделю, пока ей не полегчает. Он собрался в Плимут и звал с собою капитана Бенвика, но, по настойчивым уверениям Чарлза, тот куда более расположен был отправиться в Киллинч.
Не подлежит сомнению, что и леди Рассел и Энн нередко с тех пор подумывали о капитане Бенвике. При звуке дверного колокольчика леди Рассел чудилось всякий раз возвещение его визита; бродила ли Энн, уступая милой привычке, по отцовым угодьям, навещала ли в деревне больных, воротясь, она всякий раз ждала, что застанет его либо известие о нем. Капитан Бенвик, однако, все не являлся. То ли Чарлз преувеличивал его рвение, то ли был он чересчур робок; и понапрасну прождав целую неделю, леди Рассел заключила, что он вовсе и не стоит того интереса, какой было начал в ней возбуждать.
Мазгроувы вернулись в Апперкросс встретиться со счастливою ребятнЈю, распущенною на каникулы, и захватили с собой детишек Харвилов, усугубляя шум Апперкросса, а дом в Лайме погрузив в тишину. Генриетта осталась с Луизой, прочие же члены семейства водворились на своих местах.
Леди Рассел и Энн нанесли им однажды визит, и Энн имела случай убедиться, что Апперкросс снова ожил. Хотя ни Генриетты, ни Луизы, ни Чарлза Хейтера, ни капитана Уэнтуорта тут не было, все так преобразилось со дня ее отъезда, как только и пожелать можно.
У миссис Мазгроув искали защиты маленькие Харвилы, которых старалась она уберечь от тиранства мальчишек, явившихся с Виллы якобы их развлекать. В одном углу стоял стол, за которым щебечущие девчушки нарезали папиросную и золотую бумагу; а в другом поставец, заставленный подносами, ломился под тяжестью холодцов и пирогов, и там кутили буйные шалуны; вдобавок рождественский огонь ревел так, будто задался целью заглушить весь этот гомон. Чарлз и Мэри, разумеется, тоже явились; мистер Мазгроув почел своим долгом занимать леди Рассел и десять минут целых сидел с нею рядом и кричал во всю мочь, безуспешно, впрочем, стараясь перекричать детишек, неистовствовавших у него на коленях. Словом, то была выразительная картина счастья семейственного.
Энн, судя по собственному своему складу, склонна была почесть сей ураган весьма несовершенным средством для целения нервов, подорванных болезнью Луизы. Однако миссис Мазгроув, которая подозвала к себе Энн с тем, чтоб еще и еще раз поблагодарить от души за все ее заботы, заключая перечень невзгод, выпавших ей самой, заметила, обведя счастливым взором комнату, что после всего, чего она натерпелась, ничего нет целительней, чем тихие домашние радости.
Луиза быстро выздоравливала. Мать выражала надежду, что она сможет вернуться домой, пока не уедут обратно в школу ее братишки и сестренки. Харвилы обещались сопровождать ее в Апперкросс, когда бы она ни приехала. Капитан Уэнтуорт покамест отправился навестить своего брата в Шропшир.
– Надо надеяться, вперед я запомню, – сказала леди Рассел, едва они вновь оказались в карете, – что не следует ездить в Апперкросс на рождественских каникулах.
У всякого свой вкус на шумы, как и на прочее; и звуки могут казаться самыми безобидными или мучительными, вовсе независимо от их громкости. Когда леди Рассел спустя немного времени вернулась дождливым вечером в Бат и долгою чредою улиц проезжала от Старого Моста на Кэмден-плейс среди мельканья других карет, под тяжкий грохот фур и ломовиков, вопли газетчиков, зеленщиков и пирожников, под деревянный перестук башмаков, она нисколько не сетовала. То были звуки, неотъемлемые от удовольствий зимы; внемля им, она отдыхала душою; и, имей она привычку вслух выражать свои чувства, подобно миссис Мазгроув, она бы непременно сказала, что после долгой деревенской скуки ничего нет для нее целительней, чем эти тихие радости.
Энн не разделяла ее удовольствия. По-прежнему она решительно, хотя и молча, не любила Бата; едва различая за сеткой дождя зыбкие очертанья домов, она нисколько не стремилась разглядеть их получше; как ни был для нее тягостен долгий проезд по улицам, он все представлялся ей чересчур скорым; ибо кто же ей обрадуется? И с нежною тоской оглядывалась она назад, на кутерьму Апперкросса и уединение Киллинча.
Последнее письмо Элизабет, впрочем, содержало интересные известия. Мистер Эллиот был в Бате. Он явился в дом на Кэмден-плейс; явился во второй раз и в третий. Был весьма обходителен. Если Элизабет и отец ее не обманывались, он столь же усердно искал теперь с ними дружбы и столь же ревностно выказывал к ним живой интерес, как прежде небреженье. Что ж, если так, весьма любопытно. И мистер Эллиот возбуждал приятное недоумение в леди Рассел, уже готовой отречься от недавних своих слов, обращенных к Мэри, что это человек, которого она не желала бы видеть. Она весьма и весьма желала бы его видеть. Ежели в самом деле он вознамерился занять подобающее ему место послушной ветви, он мог быть и прощен за то, что отторг было себя от родительского древа.
Энн куда менее занимало последнее обстоятельство, но она, пожалуй, и не прочь была вновь взглянуть на мистера Эллиота, чего не могла бы она сказать о многих других, кого предстояло ей встретить в Бате.
Доставя ее на Кэмден-плейс, леди Рассел отправилась далее, в собственное свое обиталище на Риверс-стрит.
Сэр Уолтер снял дом на Кэмден-плейс, в почтенном месте, достойном человека, столь выдающегося; и оба они с Элизабет к большому своему удовлетворению там обосновались.
Энн с тоской переступала порог, предвидя долгое заточенье и спрашивая себя: «Когда же я смогу отсюда вырваться?» Ей, однако, оказан был прием, не вовсе лишенный сердечности, и она тотчас приободрилась. Отец с сестрою искренно желали показать ей комнаты, а потому встретили ее милостиво. Когда садились обедать, было даже не без удовольствия отмечено, что теперь их четверо.
Миссис Клэй была приветлива и без устали улыбалась, но ее-то улыбки и любезности ничуть не удивляли Энн. Она предвидела, что миссис Клэй при встрече с нею напустит на себя все что угодно, но обходительность остальных была ей внове. Они пребывали в самом превосходном расположении духа, и скоро ей довелось узнать причины сей радости. Слушать Энн у них не было особенной охоты. Тщетно попытавшись получить от нее подтверждение своим догадкам, что о них безутешно скорбят в округе, они после беглых незначительных расспросов тотчас перешли к рассказу о себе. Апперкросс не вызывал их интереса, Киллинч их мало занимал. Для них существовал только Бат.
Они имели удовольствие ее уверить, что Бат нисколько не обманул их ожиданий. Дом их, без сомненья, был лучший дом на Кэмден-плейс, гостиные их затмевали все, в каких случалось им побывать и о каких они наслышались, изяществом обстановки и вкусом убранства. Все искали с ними знакомства. Все набивались к ним в гости. Уж как уклонялись они от желающих им представиться, а их меж тем вечно одолевали визитными карточками лица, о которых они даже понятия не имели.
