— Ты, что же, не желаешь поцеловать своего любимого папку?
Бонни сморщила курносый носишко и заерзала, высвобождаясь из его объятий.
— Нет, — чистосердечно призналась она. — Фу.
— Это я — фу?
— Фу, как плохо пахнет. От дяди Эшли никогда плохо не пахнет.
— Черт бы меня подрал! — буркнул Ретт, опуская ее на пол. — Вот уж никогда не думал, что обнаружу в собственном доме поборницу воздержания!
Но с того дня он выпивал лишь по бокалу вина после ужина. Бонни, которой разрешалось допить последние капли, вовсе не находила запах вина таким уж плохим. А у Ретта воздержание привело к тому, что одутловатость, отяжелившая черты его лица, постепенно исчезла, круги под черными глазами стали не такими темными и обозначались не так резко. Бонни любила кататься на лошади, сидя впереди него в седле, поэтому Ретт проводил много времени на воздухе, и смуглое лицо его, покрывшись загаром, потемнело еще больше. Вид у него был цветущий, он то и дело смеялся и снова стал похож на того удалого молодого человека, который на удивление всей Атланты столь смело прорывал блокаду в начале войны.
Люди, никогда не любившие Ретта, теперь улыбались при виде крошечной фигурки, торчавшей перед ним в седле. Матроны, до сих пор считавшие, что ни одна женщина не может чувствовать себя спокойной в его обществе, начали останавливаться и беседовать с ним на улице, любуясь Бонни. Даже самые строгие пожилые дамы держались мнения, что мужчина, способный рассуждать о детских болезнях и воспитании ребенка, не может быть совсем уж скверным.
Наступил день рождения Эшли, и Мелани решила в тот вечер устроить сюрпризом ему торжество. Все об этом знали, за исключением Эшли. Даже Уэйд и крошка Бо, которых заставили поклясться, что они будут хранить тайну, и малыши ходили страшно гордые. Все благопристойные обитатели Атланты были приглашены и дали согласие прийти. Генерал Гордон и его семья любезно приняли приглашение; Александр Стефенс обещал быть, если ему позволит не слишком крепкое здоровье; ожидали даже Боба Тумбса, буревестника Конфедерации.
Все утро Скарлетт, Мелани, Индия и тетя Питти бегали по дому, руководя неграми, пока те вешали свежевыглаженные занавеси, чистили серебро, натирали полы, жарили, парили, помешивали и пробовали яства. Скарлетт никогда еще не видела Мелани такой счастливой и возбужденной.
— Ты понимаешь, дорогая, у Эшли ведь не было дня рождения со времени… со времени, помнишь, того пикника в Двенадцати Дубах? Еще в тот день мистер Линкольн призвал добровольцев? Ну, так вот, у Эшли с тех пор не было дня рождения. А он так много работает и так устает, когда вечером приходит домой, что даже и не вспомнил про свой день рождения. Вот он удивится, когда после ужина столько народу явится к нам!
— А куда же вы фонарики-то над лужайкой спрячете — ведь мистер Уилкс наверняка увидит их, когда придет ужинать домой? — ворчливо спросил Арчи.
Старик просидел все утро, с интересом наблюдая за приготовлениями, хотя и не признавался в этом. Он еще ни разу не видел, как в городе готовятся к большому празднику, и это было ему внове. Больно уж разбегались женщины, — не стесняясь, говорил он: суетятся, будто в доме пожар, а всего-то навсего ждут гостей; но даже дикие кони не могли бы утащить его с места события. Особенно заинтересовали его цветные бумажные фонарики, которые собственноручно смастерили и покрасили миссис Элсинг с Фэнни: он никогда не видал «таких штуковин». Они хранились в его комнатушке в подвале, и он тщательно их обследовал.
— Бог ты мой! Я об этом и не подумала! — воскликнуло Мелани. — Арчи, как хорошо, что ты вспомнил. Ну и ну! Что же делать? Ведь их надо повесить на кусты и деревья, воткнуть в них свечечки и зажечь, когда начнут появляться гости. Скарлетт, а ты не могла бы прислать Порка, чтобы он это делал, пока мы будем ужинать?
— Мисс Уилкс, вы женщина умная — таких мало встретишь, а уж больно быстро начинаете волноваться, — сказал Арчи. — Да этому дураку Порку такие штуковины и в руки-то давать нельзя. Он их мигом сожжет. А они… они красивенькие, — снисходительно заметил он. — Я уж сам их повешу, пока вы с мистером Уилксом кушать будете.
— Ах, Арчи, какой же ты добрый. — Мелани обратила к нему взгляд, исполненный детской благодарности и доверия. — Право, не знаю, что бы я без тебя делала. Может быть, тебе сейчас вставить в них свечи, чтобы хоть это было уже сделано?
— Что ж, можно, — сказал не очень-то любезно Арчи и заковылял к лестнице, которая вела в подвал.
— Оказывается, есть много способов убить кошку — не обязательно закармливать ее маслом, — весело заметила Мелани, когда старик, громко стуча деревяшкой, уже спустился вниз. — Я ведь все время хотела, чтобы именно Арчи развесил фонарики, но ты знаешь, какой он. Ни за что не станет делать то, о чем его просят. Да к тому же мы хоть убрали его на время с дороги. Чернокожие так его боятся, что просто ничего не делают, пока он стоит у них над душой.
— Я бы, Мелли, ни за что не держала такого отпетого человека у себя в доме, — раздраженно заявила Скарлетт. Она ненавидела Арчи так же пылко, как он ненавидел ее, и они едва разговаривали. Только из одного дома — дома Мелани — он не уходил, когда появлялась Скарлетт. Но даже и здесь он смотрел на нее подозрительно, с холодным презрением. — Ты еще с ним не оберешься хлопот — помяни мое слово.
— Он совершенно безвредный, если его хвалить и делать вид, будто зависишь от него, — сказала Мелани. — К тому же он так предан Эшли и Бо, что мне спокойнее, когда он тут.
— Ты хочешь сказать, что он предан тебе, Мелли, — заметила Индия, и холодное лицо ее потеплело от легкой улыбки, а взгляд с любовью остановился на жене брата. — По-моему, ты первая, кого этот старый грубиян полюбил с тех пор, как… м-м… словом, после своей жены. Мне кажется, он бы даже хотел, чтобы кто-то оскорбил тебя — тогда он убил бы этого человека, чтобы доказать, как он тебя высоко ставит.
— Бог ты мой! Что это ты говоришь, Индия! — воскликнула краснея Мелани. — Он считает меня страшной простофилей, и ты это знаешь.
— Ну, а я просто не понимаю, какое может иметь значение, что думает или считает этот вонючий старик, — вставила Скарлетт. Стоило ей вспомнить, как Арчи отчитывал ее за каторжников, она тут же выходила из себя. — Мне, кстати, пора идти. Еще надо распорядиться насчет ужина, потом съездить в лавку и заплатить приказчикам, а потом — на лесной склад и расплатиться с возчиками и Хью Элсингом.
— Ах, ты едешь на лесной склад? — переспросила Мелани. — Эшли собирался зайти на склад во второй половине дня, чтобы повидать Хью. Ты не могла бы задержать его там до пяти часов? Если он явится домой раньше, то, конечно, застигнет нас врасплох: мы еще наверняка будем возиться с тортом или каким-нибудь блюдом, и тогда никакого сюрприза не получится.
Скарлетт улыбнулась про себя — у нее сразу улучшилось настроение.
— Я задержу его, — сказала она.
Еще произнося это, она почувствовала на себе пронизывающий взгляд светлых, почти лишенных ресниц, глаз Индии. «Она всегда так странно смотрит на меня, когда я говорю об Эшли», — подумала Скарлетт.
— Тогда задержи его, сколько сможешь, и после пяти, — сказала Мелани. — А Индия приедет и заберет его… Только сама приходи сегодня вечером пораньше, Скарлетт. Я хочу, чтобы ты была с самого начала торжества.
«Она, значит, хочет, — мрачно размышляла по дороге домой Скарлетт, — чтобы я была с самого начала торжества, да? Почему же она не предложила мне принимать гостей вместе с нею, Индией и тетей Питти?»
Вообще, Скарлетт вовсе не жаждала принимать гостей на жалких торжествах у Мелани. Но это было необычно большое торжество, да к тому же день рождения Эшли, и Скарлетт очень хотелось бы стоять рядом с Эшли и принимать с ним гостей. Но она понимала, почему ей этого не предложили. А если бы не понимала, то ей стало бы все ясно из достаточно откровенного высказывания Ретта на сей счет:
«Чтобы какая-то подлипала принимала гостей — а там ведь будут все видные конфедераты и демократы?! Ваши представления о жизни столь же прелестны, сколь и нелепы. Да вас вообще пригласили туда только благодаря доброму отношению мисс Мелли».
В тот день Скарлетт одевалась для поездки в лавку и на лесной склад тщательнее обычного. Она надела новое тускло-зеленое платье из переливчатой тафты, которая при определенном освещении казалась сиреневой, и новую бледно-зеленую шляпку с темно-зелеными перьями. Если бы только Ретт позволил ей сделать челку и завить ее, насколько лучше выглядела бы на ней эта шляпка! Но он заявил, что обреет ее наголо, если только она посмеет отрезать себе челку. А последнее время он был такой злющий, что и в самом деле мог это сделать.
День стоял чудесный — солнечный, но не слишком жаркий, свет был яркий, но не слепящий, и от теплого ветерка, шелестевшего листвой деревьев вдоль Персиковой улицы, танцевали перья на шляпке Скарлетт. Сердце ее тоже танцевало, как, впрочем, всегда перед встречей с Эшли. Быть может, если она расплатится пораньше с возчиками и Хью, они отправятся домой и оставят ее с Эшли наедине в маленькой квадратной конторке посреди лесного склада. Последнее время возможность увидеться с Эшли наедине появлялась все реже и реже. И подумать только, что сама Мелани предложила ей задержать его! Вот смешно-то!
