Кружевное белье было следующим, на что ушло не более двух минут.
Митч пробежался пальцами по клавишам, аккорды зазвучали настойчиво и властно. Руки Рыжей легли на застежку лифчика, но, казалось, пальцы упорно сопротивлялись желанию хозяйки. Однако, когда пианино зарыдало, как бы умоляя, Рыжая внезапно сорвала лифчик.
Потом были трусики. Затем...
Затем снимать стало нечего. Рыжая осталась в чем мать родила — зрелая, с великолепным телом, мечта художника, рисующего пастелью.
Несколько секунд они молча взирали друг на друга, после чего Рыжая повернулась и показала Митчу почти незаметный синяк на ягодице.
— Видишь? Это твоя работа. Осталось после того, как ты отшлепал меня по заднице.
— Жизнь не безоблачна, — философски заметил Митч. — Выпадают и дождливые дни.
— И ты не собираешься ничего с этим сделать?
— Ну, я мог бы, — признался Митч, — если бы был уверен, что ты не одна из тех, кто перекрасился под рыжую.
Рыжая ответила, что он и сам видит — она без подмены, на что Митч возразил, это, мол, такая вещь, которую не обнаружишь невооруженным глазом.
— Знавал я одну блондинку, которая выдавала себя за брюнетку. Ее дружок был шахтером, и у него была ярко выраженная аллергия к воде и мылу.
Рыжая сделала огромные глаза.
— Боже милостивый! Да сжалятся надо мною Небеса! Так неужели нет никакого способа удостовериться, что я не подсадная утка?
— Ну есть, конечно, — сжалился Митч. — Этот метод я отрабатывал годами, испытывая при том величайшее наслаждение. Как у тебя со временем?
— Вся ночь в моем распоряжении.
— Выходит, ты свободна, — констатировал Митч. — Но боюсь, одной ночи будет маловато. Как насчет следующих сорока или пятидесяти лет?
Рыжая заверила, что вытерпит эту пытку. Что такое сорок или пятьдесят лет, если речь идет об интересах науки?
Митч встал и величественным жестом указал на спальню: — Тогда милости просим в мою лабораторию, мадам. Тесты начнутся немедленно, и я шутить не намерен.
Уинфилд Лорд-младший зарезервировал номер в отеле на три дня, включая день прибытия, но вопреки этому жил в нем уже шесть дней. И за это время с его стороны не было ни малейшей попытки добраться до Митча. Вполне возможно, учитывая его состояние, он даже и не помнил, что играл с ним. Но это было лишь предположение, а вовсе не уверенность. Принимая во внимание его любовь к разным штукам, он мог просто тянуть время и выжидать подходящий момент, чтобы учинить очередную бучу, которыми славился или, точнее, за которые получил печальную известность. Еще выкинет что-нибудь такое, что привлечет внимание полиции и газетчиков.
Сам Митч, естественно, не мог напомнить ему о своей скромной персоне и предложить сыграть еще раз. Это было слишком рискованно. Тридцать три тысячи слишком большая сумма, чтобы безнаказанно забрать ее у такого скользкого типа. И Таркелсон тоже запросто подставил бы свою шею, продолжая играть дальше роль кассира. В общем, как говорится: знай край и не падай!
Лорд в основном отсиживался в своем номере, потребляя изрядное количество спиртного и очень мало еды, принимая у себя время от времени «девушек по вызову» и в связи с этим — врача. А потому Митчу и Рыжей тоже приходилось безвылазно торчать в пентхаусе. Конечно, Лорд вполне мог о них забыть и даже наверняка забыл, но они не имели права позволить себе нечаянно на него наткнуться.
Подстерегать жертву в засаде — обычная рутинная работа каждого игрока-профи. Иногда гораздо проще как бы случайно встретиться с ней на стороне. Но поскольку Лорд отсиживался в номере, рассчитывать на неожиданную встречу с ним в городе не приходилось. Так что оставалось лишь выжидать в укрытии. Впрочем, по мнению Митча, это не было столь тяжко, как могло бы быть в иных обстоятельствах. Можно ли сетовать на судьбу, сидя в шикарном пентхаусе вместе с прелестной куколкой и имея на руках пухлую пачку зеленых? Рыжая находила все это восхитительным и не позволяла Митчу скучать ни минуты. Сам он тоже не имел бы ничего против этого, если бы мог хоть на минуту заставить себя не думать об Эгейте.
Он нарушил данное ему обещание. Прошло уже больше двух дней, и это становилось опасным. Банкир знал о нем такие вещи, которые, выплыви они наружу, могли обернуться для Митча крупными неприятностями.
Он сильно сомневался в том, что Эгейт удовлетворится чем-либо иным, кроме наличных, однако на третий день после полудня, когда Рыжая принимала душ, позвонил ему. Разговор был кратким.
— Ладно, — оборвал банкир путаные объяснения Митча. — Сейчас ты не можешь выбраться. А когда сможешь?
— Точно сказать трудно, Ли. Надеюсь, удастся завтра, но...
— Тогда забудь про завтра. А как насчет послезавтра?
— Ну, я...
— А послепослезавтра?
— Послушай, Ли... Я просто не могу сказать с полной уверенностью. Но...
— Ясно. Сейчас у тебя горяченькое дельце, и ты хочешь, чтобы я обождал, пока ты не урвешь куш.
— Ах нет, Ли! Все совсем не так...
Эгейт бросил трубку, и Митч больше уже не решился ему позвонить. Впрочем, ничем хорошим это для него не кончилось бы.
Ничего другого, кроме как ждать и тревожиться, не оставалось.
Отъезд Лорда из отеля пришелся на уик-энд. Поэтому только в понедельник Митч смог уведомить Эгейта, что готов отдать ему пятнадцать тысяч.
Тот, узнав его голос по телефону, казалось, остолбенел.
— Но... я думал, что...
— Ну так теперь знай, что ошибся, — заявил Митч, не дожидаясь, пока банкир придет в себя. — Так что, на том же самом месте и в то же самое время, о'кей? У нас будет ленч.
— Ну, хм-м, я не уверен... хм-м...
— Ты хоть сможешь выпить со мной, если не согласен на ленч? Или, если хочешь, могу заскочить в банк и там передать тебе деньги.
— Только не в банке! — всполошился Эгейт. — Лучше уж давай выпьем.
Они встретились в том же самом тихом и шикарном ресторане, где сидели неделей раньше. Митч вручил банкиру конверт, и тот целую секунду тупо взирал на то, что оказалось в его руках. Затем открыл клапан, пробежался пальцами по банкнотам и медленно поднял глаза.
— Ну? — спросил Митч. — Все в порядке?
— Что? — Эгейт захлопал глазами. — Ох да! Да, здесь все полностью. — Он задумчиво постучал конвертом по столу. Затем, брезгливо сжав губы, заявил, что Митч опоздал. — Ты настолько опоздал, что уже никакие оправдания не помогут. И ты не имеешь права меня винить за то, что я предпринял некоторые шаги.
— Только до тех пор, пока не узнаю какие, — пожал плечами Митч.
— У тебя нет на это ни малейшего права, Митч. — Эгейт с раздражением помотал головой. — И тебе, как никому другому, это должно быть известно. Ты нарушил данное мне обещание. Просто лег на дно, наобещав с три короба, и объявился лишь тогда, когда сам выкрутился. А теперь ожидаешь, что и все остальное образуется?
— А что стряслось-то, Ли? — опешил Митч. — Разве не все путем? Если что-то не так, тебе лучше выложить это начистоту и прямо сейчас, пока я перед тобой.
Однако Эгейт продолжал придираться. У него не было иного выхода. Только под такой маской он мог скрыть свое смущение, неуверенность и даже страх за содеянное. Теперь Эгейт хотел обвинить Митча в том, что тот вынудил его пойти на предательство. Но и это не мог выложить без утайки, поскольку нуждался в полученных пятнадцати тысячах. Его пугала сама мысль, что сделает Митч, если узнает страшную правду.
— Ну же, Ли! — подталкивал его между тем Митч. — Разве что-то не в порядке? Разве мы не квиты?
— Сейчас речь не об этом, — гнул свою линию банкир, — ты должен признать, что...
— Хватит бубнить! — перебил его Митч. — Я не могу сидеть здесь весь день, выслушивая твои нападки. Короче, сколько ты хочешь еще за просрочку? Две с половиной, пять? Я думал, пятнадцати тысяч вполне достаточно, но если ты клонишь к этому, то могу и добавить.
— Речь не о сумме, — пробормотал Эгейт. — Разве я сказал хоть слово, что хочу больше денег?
— А по-моему, хочешь именно этого. — Митч настороженно следил за ним. — Если бы не хотел, не нес бы такой околесицы. — И, не спуская глаз с банкира, он сделал глоток вермута.
Эгейт одним махом допил остатки своего двойного шотландского виски и поежился, нервно вертя в руке пустой бокал. О Боже, почему он не подождал? Какого дьявола так поспешил?
Внезапно ему показалось, что он нашел выход. Способ был глупый и на самом деле вел в никуда, но отчаяние вкупе с парами спиртного заставили его ухватиться за него, как утопающий хватается за соломинку, и он счел свою идею просто блестящей. Улыбаясь, банкир сунул конверт с деньгами в карман и протянул руку.
— Пятнадцати хватит за глаза, — сообщил он. — Извини, что устроил тебе выволочку. У меня в банке выдалось трудное утро.
Митч смешался и еще секунду продолжал изучать Эгейта. Но объяснение прозвучало вполне правдоподобно. Утро понедельника — трудное время после уик-энда. А какая еще может быть причина?
