– Я часто слышала, что ты богат, – сказала она с удивлением, – но я и не подозревала, что твое богатство так огромно.
– Ах, если бы я мог отлить из всего этого одну диадему и увенчать ею твое белоснежное чело! – вскричал египтянин.
– Увы! Она раздавила бы меня. Я стала бы второй Тарпеей[130] – отвечала Иона со смехом.
– Не презирай богатство, Иона! У кого нет богатства, тот не знает всех радостей жизни. Золото – великий чародей, оно исполняет наши мечты, дает нам божественную власть, в обладании им есть нечто возвышенное. Это самый могущественный и вместе с тем самый покорный из наших рабов.
Хитрый Арбак старался ослепить молодую неаполитанку своими сокровищами и красноречием. Он хотел разбудить в ней желание обладать всем, что она видела вокруг себя, он надеялся, что вместе с влечением к богатству она почувствует влечение и к его хозяину. А Ионе было как-то не по себе, когда она слышала любезности из этих уст, так недавно, казалось, презиравших пошлые комплименты, которые обычно говорят красавицам. И с утонченной деликатностью, которой владеют только женщины, она старалась отвести нацеленные в нее стрелы и шуткой или незначащими словами отвечала на его пылкие речи. Нет ничего восхитительней такой защиты: она покорила африканского чародея, который воображал, будто может с помощью перышка повелевать ветрами.
Египтянин был очарован изяществом Ионы даже больше, чем ее красотой. Он с трудом сдерживал себя. Увы! Перышко имело силу только против легких летних ветерков, оно было бессильно против бури.
Когда они стояли в большом зале, стены которого были задрапированы серебристо-белой тканью, египтянин вдруг хлопнул в ладоши, и, словно по волшебству, из-под пола у самых ног Ионы поднялся пиршественный стол и ложе или, скорее, трон под алым балдахином. В тот же миг откуда-то из-за занавесей зазвучала сладкая музыка.
Арбак сел у ног Ионы. Прислуживали им дети, прекрасные, как амуры.
К концу пира, когда музыка заиграла тихо и приглушенно, Арбак обратился к своей гостье:
– Стремилась ли ты когда-нибудь, моя ученица, живя в этом мрачном и полном превратностей мире, заглянуть вперед, сдернуть покров с будущего и увидеть на берегах судьбы туманные картины того, чему суждено свершиться? Ведь не только у прошлого есть призраки, каждое событие будущего тоже имеет свой призрак, свою тень; когда наступает час, призрак наполняется жизнью, тень обретает плоть и идет по земле. В потустороннем мире есть два неосязаемых и духовных властителя: то, что было, и то, что будет! Если хочешь, мы силой мудрости вместе проникнем туда, увидим прошлое и будущее, узнаем то, что узнал я, – не только тайны мертвых, но и судьбы живых.
– Ты узнал это! Неужели мудрость может проникнуть так далеко?
– Хочешь испробовать силу моих знаний, Иона, и увидеть свою судьбу? Эта драма поразительнее драм Эсхила, я приготовил ее для тебя. Если желаешь, тени исполнят свои соли.
Неаполитанка задрожала. Она подумала о Главке и вздохнула: соединятся ли их судьбы? Веря и не веря, сомневаясь и благоговея перед словами таинственного египтянина, она сказала, помолчав:
– Мне страшно, а вдруг знание будущего только омрачит настоящее?
– Нет, Иона. Я сам видел твою судьбу: призраки твоего будущего блаженствуют на Елисейских полях[131]. Среди асфоделей и роз они сплетают венки твоей светлой судьбы и Парки, столь жестокие к другим, лишь для тебя одной ткут пряжу счастья и любви. Пойдешь ли ты взглянуть на свой жребий, чтобы заранее насладиться им?
И снова сердце Ионы шепнуло: «Главк». Она едва слышно выразила согласие. Египтянин встал и, взяв ее за руку, повел через пиршественный зал, причем занавески раздвинулись сами собой и музыка заиграла громче и веселее. Они миновали ряд колонн, по обе стороны которых били благоухающие фонтаны, и спустились по широкой и пологой лестнице в сад. Наступил вечер. Луна уже стояла высоко в небе. Цветы, которые спят днем и наполняют дурманящим ароматом ночной воздух, густо росли меж дорожками, под сенью густых, залитых лунным светом деревьев или, собранные в корзины, лежали как жертвоприношения у ног многочисленных статуй, белевших на их пути.
– Куда ты ведешь меня, Арбак? – спросила Иона с удивлением.
– Вон туда, – отвечал он, указывая на маленькое строение в конце аллеи. – В храм, посвященный Паркам. Наше таинство должно свершиться в этом священном месте.
Они вошли в узкий коридор, в конце которого висела черная занавесь. Арбак поднял ее. Иона шагнула вперед и очутилась во мраке.
– Не бойся, – сказал египтянин, – сейчас загорится свет.
Едва он сказал это, мягкий и теплый свет медленно залил все вокруг, и тогда Иона увидела, что они в небольшой комнате, все стены которой завешаны черным. Позади нее было ложе, покрытое материей того же цвета. Посреди комнаты стоял маленький алтарь, а на нем – бронзовый треножник. Сбоку, на гранитной колонне, высилась огромная голова из черного, как ночь, мрамора. По венку из пшеничных колосьев Иона догадалась, что это – изображение великой египетской богини. Арбак стал перед алтарем. Положив на него свой венок, он медленно вылил в чашу, установленную на треножнике, содержимое какого-то бронзового сосуда. Вдруг над треножником взметнулось колеблющееся голубое пламя. Египтянин отступил назад, стал рядом с Ионой и пробормотал несколько слов на незнакомом ей языке. Занавеси позади алтаря затрепетали, потом медленно раздвинулись, и Иона увидела туманную и бледную картину, которая постепенно становилась все отчетливее; наконец она уже могла различить деревья, реки и луга – все прекрасное многообразие изобильной земли. Внезапно на этом фоне проскользнула какая-то тень, она остановилась напротив Ионы, и с ней произошло то же удивительное превращение, она приняла отчетливые очертания, и вдруг Иона узнала себя!
Потом картина за спиной этой призрачной Ионы исчезла, и вместо нее возник зал великолепного дворца. Посреди возвышался трон, окруженный неясными фигурами рабов и стражей, и бледная рука держала над троном что-то вроде диадемы.
Но вот появился новый призрак, весь в черном с головы до ног, лицо его было скрыто. Он стал на колени перед тенью Ионы, взял ее за руку и указал на трон, слоено приглашая взойти на него.
Сердце Ионы сильно забилось.
– Открыть ли ему лицо? – прошептал голос рядом с ней. То был голос Арбака.
– О да! – тихо ответила Иона.
Арбак поднял руку. Призрак сбросил скрывавший его плащ, и Иона вскрикнула – перед ней стоял Арбак.
– Вот твоя судьба, – прошептал египтянин ей на ухо. – Тебе суждено стать невестой Арбака.
Иона вздрогнула – черный занавес скрыл фантасмагорию, и Арбак, живой Арбак кинулся к ее ногам.
– Ах, Иона! – сказал он, бросая на нее страстные взгляды. – Выслушай того, кто так долго и тщетно боролся со своей любовью! Я обожаю тебя! Парки не лгут – ты предназначена мне судьбой. Я обыскал весь мир и не нашел тебе равной. С самой юности я мечтал о такой, как ты. Это были лишь грезы, пока я не встретил тебя, и только тогда я проснулся. Не отворачивайся от меня, Иона, не думай обо мне так, как прежде, я уже не тот человек – холодный, бесчувственный, мрачный, каким казался тебе. Ни одну женщину не любил я так преданно и страстно, как буду любить тебя, Иона. Не вырывай у меня руку. Видишь, я сам выпустил ее. Что ж, отними ее, если хочешь, пусть так! Но не отвергай меня, Иона, не спеши, подумай о том, как велика твоя власть над человеком, которого ты так преобразила. Я не становился на колени ни перед одним смертным – и упал на колени перед тобой. Я повелевал судьбами – и молю, чтобы ты даровала мне мою судьбу. Иона, не дрожи, ты моя повелительница, моя богиня, будь мне женой! Я исполню все, чего только пожелает твоя душа. Я дам тебе все земные блага – богатство, власть, роскошь. У Арбака не будет других радостей, кроме радости повиноваться тебе. Иона, взгляни на меня, осчастливь меня улыбкой, засияй надо мной, мое солнце, мое небо, мой свет! Иона, Иона, не отвергай моей любви!
Одна, во власти этого страшного и могущественного человека, Иона все же испугалась, его почтительные речи и нежный голос звучали ободряюще, а ее чистота была ей защитой. Но она была удивлена, смущена и не сразу могла ответить.
– Встань, Арбак! – сказала она наконец и снова протянула ему руку, но так же быстро отняла ее, почувствовав горячее прикосновение его губ. – Встань, и, если ты говоришь серьезно, если речи твои не шутка…
– Если… – повторил он нежно.
– Выслушай же меня. Ты был моим опекуном, моим другом и наставником… Все это так неожиданно! Не думай, – добавила она поспешно, увидев, что его черные глаза сверкнули, – не думай, что меня не трогает, не умиляет твое поклонение. Но скажи, можешь ты выслушать меня спокойно?
– Да, хотя бы твои слова поразили меня как гром!
– Я люблю другого, – сказала Иона, вспыхнув, но решительным голосом.
