На четвертый день Коллин уведомил Барбемюша, что он принят.
– Принят! – воскликнул Каролюс в восторге.
– Приняты,– ответил Коллин.– Но с оговорками.
– С какими оговорками?
– У вас еще сохранилась уйма мелких мещанских привычек, вам придется от них отказаться.
– Я буду во всем подражать вам,– ответил Каролюс.
Проходя испытание, философ-платоник постоянно посещал богемцев, теперь он имел возможность глубже изучить их нравы и нередко приходил в великое изумление.
Как– то утром Коллин вошел к Барбемюшу, сияя от радости.
– Ну, дорогой мой,– объявил он,– теперь вы окончательно наш. Баста! Остается только назначить день и место великого пиршества. Насчет этого и пришел к вам.
– Все устраивается как нельзя лучше,– ответил Каролюс.– Родители моего ученика в настоящее время в имении, молодой виконт, мой воспитанник, предоставит мне на вечер весь дом, так нам будет удобнее. Но придется пригласить самого виконта.
– К нему нужен будет особый подход,– отвечал Коллин.– Мы сделаем ему обзор современной литературы. А вы думаете, он согласится?
– Ручаюсь наперед.
– В таком случае остается только назначить день.
– Мы сговоримся об этом вечером, в кафе,– сказал Барбемюш.
Каролюс отправился к своему ученику и объявил ему, что он, Каролюс, принят в члены одного весьма почтенного литературно-художественного общества и решил ознаменовать свой прием званым обедом, а затем небольшим торжеством. Он предложил молодому человеку принять участие в этом празднестве.
– Мы будем веселиться до поздней ночи, а так как нам нельзя поздно возвращаться домой, то для удобства устроим это маленькое пиршество здесь, на дому. Ваш лакей человек неболтливый, и родители ничего не узнают, зато вы познакомитесь с остроумнейшими людьми, с художниками, писателями.
– У них есть напечатанные сочинения?
– Ну конечно! Один из них главный редактор журнала «Покрывало Ириды», который выписывает ваша матушка. Всё это люди выдающиеся, почти знаменитые. Я с ними на короткой ноге. У них прелестные жены.
– И женщины будут? – виконт Поль.
– Очаровательные.
– Как я вам благодарен, дорогой наставник! Конечно, устроим торжество здесь. Зажжем все люстры, с мебели снимем чехлы!
Вечером, в кафе, Барбемюш объявил, что пиршество состоится в ближайшую субботу.
Богемцы посоветовали своим подружкам позаботиться о нарядах.
– Имейте в виду, что мы попадем в настоящее светское общество,– сказали они.– Итак, подготовьтесь. Туалеты должны быть простые, но богатые.
Вскоре всей улице стало известно, что барышни Мими, Феми и Мюзетта выезжают в свет.
А утром в день торжества произошло следующее: Коллин, Шонар, Марсель и Родольф все вчетвером ввалились к Барбемюшу, тот был крайне удивлен их столь ранним появлением.
– Что-нибудь стряслось и придется отменить вечер?– спросил он не без тревоги.
– И да, и нет,– ответил Коллин.– Вот в чем дело. В своей среде мы обходимся без излишних церемонии, но с посторонними считаем нужным соблюдать известные условности.
– А именно?– Барбемюш.
– Сегодня нам предстоит встретиться с молодым аристократом, который любезно открывает перед нами двери своего особняка, и мы из уважения к нему и соблюдая собственное достоинство не можем явиться на вечер в своих несколько небрежных костюмах – это нас скомпрометирует. Поэтому мы решили по-товарищески попросить вас: не можете ли вы одолжить нам на сегодняшний вечер какую-нибудь более или менее приличную одежду? Нам просто невозможно, сами понимаете, явиться под сень этих хором в затрапезных куртках и пиджаках.
– Но у меня не найдется четырех черных фраков,– возразил Каролюс.
– Мы удовлетворимся тем, что есть.
– Посмотрим,– сказал Каролюс и отворил гардероб, где оказалось не так уж мало платья.
– Да у вас тут целый модный магазин!
– Три шляпы!– Шонар в восторге. – Зачем три шляпы, когда у человека одна голова?
– А ботинок-то!– Родольф.– Смотрите-ка!
– Ботинок пропасть! – рявкнул Коллин.
В мгновенье ока каждый из друзей подобрал себе полный наряд.
– До вечера! – попрощались они с Барбемюшем.– Дамы будут ослепительно хороши.
– Но ведь вы мне ничего не оставили,– как же я буду принимать вас? – недоумевал Барбемюш, глядя «а опустошенный гардероб.
– Ну, вы – другое дело, вы – хозяин дома,– ответил Родольф.– Вам можно не считаться с этикетом.
– Однако тут остался только халат, брюки со штрипками да фланелевый жилет и ночные туфли – вы все забрали,– пролепетал Каролюс.
– Ну и что ж? Мы заранее извиняем вас,– отвечали богемцы.
В шесть часов в столовой был сервирован превосходный обед. Явилась богема. Марсель чуточку прихрамывал и был не в духе. Молодой виконт Поль поспешил к дамам и усадил их на лучшие места. Туалет Мими говорил о высоком полете фантазии. Мюзетта нарядилась со вкусом, но весьма пикантно. Феми напоминала витраж с разноцветными стеклышками и долго не решалась сесть за стол. Обед длился больше двух часов, и все время царило упоительное веселье.
Юный виконт неистово жал под столом ножку своей соседки Мими, а Феми отведывала каждого блюда по два раза. Шонар приналег на вина. Родольф импровизировал сонеты и так отбивал ритм бокалами, что они разбивались. Коллин беседовал с Марселем, который по-прежнему хмурился.
– Что с тобой? – спросил наконец Коллин.
– Ботинки нестерпимо жмут. Просто сил нет. У Каролюса обувь как у завзятой щеголихи.
– Так ему надо сказать, чтобы впредь заказывал обувь на номер больше,– сказал Коллин.– Не беспокойся, я это улажу. Но перейдем в гостиную, там ждут нас заграничные ликеры.
Вечер продолжался, и веселье все разгоралось. Шонар сел за рояль и с необыкновенным жаром сыграл свою новую симфонию «Смерть девушки». «Марш кредитора» так всем понравился, что его пришлось исполнить трижды. В рояле лопнули две струны.
Марсель все хмурился, а когда Каролюс попрекнул его за это, ответил:
– Дорогой мой, нам с вами никогда не быть друзьями, и вот почему. Отсутствие внешнего сходства говорит об отсутствии духовного сродства – это признают и философы и врачи.
– И что же? – спросил Каролюс.
– А то, что ваша обувь мне тесна, значит, характеры у нас совершенно различные. Впрочем, вечер вы устроили восхитительный.
В час ночи богемцы распрощались с хозяином и разошлись, но, прежде чем добраться до дому, изрядно поколесили. Барбемюша совсем развезло, и он обратился к ученику с длинной бессвязной речью, впрочем, тот его не слушал, всецело отдавшись мечтам о голубых глазах мадемуазель Мими.
Произошло это вскоре после того, как поэт Родольф и юная мадемуазель Мими поселились вместе. Кружок богемы был взбудоражен внезапным исчезновением Родольфа, он вдруг стал неуловим. Его разыскивали повсюду, где он имел обыкновение бывать, и везде получали один и тот же ответ:
– Мы его не видели уже целую неделю.
Больше всех волновался Гюстав Коллин,– и не без причины. Незадолго перед тем он вручил Родольфу, как главному редактору журнала «Касторовая шляпа», статью, где затрагивались вопросы самой возвышенной философии, ее предполагалось напечатать в этом журнале в разделе «Всякая всячина». Появилась ли статья перед взором изумленной Европы? Этот вопрос не давал покоя бедняге Коллину, всякий поймет его волнение, когда узнает, что философ еще никогда в жизни не печатался, и ему не терпелось увидеть, какое впечатление произведет его труд, если будет набран шрифтом цицеро. Стремясь удовлетворить свое честолюбие, он истратил шесть франков на входные билеты в различные парижские читальни, но так нигде и не нашел «Касторовой шляпы». В полном отчаянии Коллин дал себе слово, что не успокоится до тех пор, пока не разыщет пропавшего редактора.
Благодаря целой цепи счастливых случайностей, о которых было бы слишком долго рассказывать, философу удалось решить эту задачу. Не прошло и двух дней, как он разузнал адрес Родольфа и явился к нему в шесть часов утра.
Родольф тогда жил в меблированных комнатах на тихой улице в предместье Сен-Жермен и занимал номер на пятом этаже, ибо шестого вообще не было. Когда Коллин подошел к двери Родольфа, ключа в ней не оказалось. Он стучал добрых минут десять, но изнутри никто не откликался: зато на стук явился швейцар и попросил Коллина прекратить шум.
– Неужели вы не понимаете, что жилец спит,– сказал он.
– Вот я его и бужу,– ответил Коллин, продолжая стучать.
– Значит, он не желает отзываться,– возразил швейцар, ставя у двери Родольфа начищенные лакированные башмаки и дамские туфельки.
– Постойте! – воскликнул Коллин, уставившись на Разнополую обувь.– Новые лакированные башмаки! Видно, я ошибся дверью, мне не сюда.
– Да вы скажите – кого вам надобно? – спросил швейцар.
– Женские туфельки! – удивился Коллин, вспоминая о строгих нравах приятеля.– Не иначе, как ошибся. Тут живет не Родольф.
