— Нет, — ответил Биной Мохиму, — я еще не написал дяде.
— Собственно, я сам виноват в этом. Это моя обязанность, а вовсе не твоя. Скажи мне только его полное имя.
— К чему такая спешка, — возразил Биной. — Ведь месяцы ашшин и картик считаются неподходящими для свадеб. Можно, конечно, взять огрохайон, но нет… огрохайон считается в нашем роду несчастливым, и дядя никогда не позволит, чтобы свадьба или вообще какое-нибудь счастливое событие состоялось в этом месяце.
Мохим поставил трубку в угол и сказал:
— Ну, знаешь, Биной, если ты с такими предрассудками считаешься, то немногого же, значит, стоит все ваше хваленое современное образование. В этой несчастной стране и так уж почти невозможно выбрать в календаре счастливый день, а если еще каждая семья начнет выяснять, когда именно у нее произошло какое-нибудь несчастье, то что это будет?
— Почему же вы тогда соглашаетесь с тем, что ашшин и картик несчастливые месяцы?
— Я соглашаюсь? — вскричал Мохим. — Ничего подобного! Но что делать? В этой стране можно забыть бога, но попробуй-ка забудь, что связано с бхадро и ашшином, с четвергом и субботой, с новолунием и полнолунием, — не обрадуешься! И должен признаться, что я хоть и не очень-то верю во все это, но тем не менее чувствую, как мне становится не по себе, если день не благоприятствует делу. Воздух нашей страны заражен суевериями не меньше, чем малярией. Не могу избавиться от чувства страха и я.
— Ну, вот, а в нашем роду не могут избавиться от страха перед огрохайоном. Во всяком случае, дядя ни за что не согласится.
Таким образом, Биною удалось снова отсрочить окончательное решение, и Мохим, не зная, что еще предпринять, пошел к себе.
По тону Биноя Гора понял, что он колеблется. Последние дни Биной не показывался у них и, по-видимому, проводил все больше и больше времени у Пореша-бабу. А теперь он совершенно очевидно старался всеми способами оттянуть свадьбу. Мрачные предчувствия охватили Гору.
Его можно было сравнить с удавом, сжимающим кольца вокруг своей жертвы. Взявшись за дело, он уже не мог отступить, а когда чувствовал сопротивление или колебания противника, упорство его только возрастало.
И сейчас одолеваемый сомнениями Биной вызывал в Горе непреодолимое желание вцепиться в него.
Отложив перо, он поднял голову:
— Биной, раз уж ты дал слово брату, к чему все эти проволочки и оттяжки?
— То ли я дал слово, то ли меня заставили его дать, — вскипел вдруг Биной.
— Кто тебя заставил? — резким, холодным тоном спросил Гора, удивленный столь неожиданной вспышкой друга.
— Ты!
— Я?! Да мы с тобой и двух слов не сказали по этому поводу. И ты называешь это заставить?
Собственно говоря, подкрепить свое обвинение Биною было нечем; Гора сказал правду, они почти не говорили о свадьбе, и слова Горы вряд ли можно было истолковать как принуждение. И тем не менее в известном смысле был прав и Биной: по существу Гора заставил его согласиться на брак с Шошимукхи. Чем меньше улик против обвиняемого, тем раздражительнее становится обвинитель. Поэтому Биной возбужденно сказал:
— Заставить человека дать слово можно и без длинных разговоров.
— Можешь взять его обратно! — заорал Гора, вскакивая. — Оно не стоит того, чтобы я уговаривал тебя или заставлял согласиться!
— Дада! — позвал он громовым голосом Мохима, который был в соседней комнате.
Мохим поспешно вошел.
— Дада, разве я тебе не говорил с самого начала, что брак Биноя с Шошимукхи немыслим… что я не согласен на него…
— Еще бы не говорил, — не понимая, в чем дело, ответил Мохим. — От тебя еще и не того дождешься. Другой бы на твоем месте хоть немножко усилий приложил, чтобы выдать племянницу замуж.
— Так зачем же ты ссылался на меня, уговаривая Биноя дать слово?
— Я думал, так он скорее согласится, вот и все.
Кровь кинулась Горе в лицо.
— Не смейте путать меня в это! Я вам не сваха! У меня есть другие дела, поважнее, — прогремел он и вышел из комнаты.
Не успел бедняга Мохим опомниться, Биноя тоже след простыл, и ему ничего не осталось делать, как обратиться за утешением к трубке, стоявшей тут же в углу.
Биной и прежде не раз ссорился с Горой, но до такой бурной стычки дело у них еще не доходило — он был в ужасе оттого, что наговорил. К тому времени, как он добрался домой, угрызения совести сделались просто нестерпимыми. Ему не хотелось ни есть, ни спать, из головы не выходила мысль об оскорблении, которое он ни с того ни с сего нанес Горе. Его особенно мучило то, что он незаслуженно, непонятно почему и зачем пытался взвалить всю вину на Гору. «Нехорошо, ох как нехорошо!» — повторял он про себя.
В тот же день, когда Анондомойи, пообедав, принялась за шитье, в ее комнате неожиданно появился Биной. От Мохима Анондомойи уже знала кое-что о случившемся, да и по выражению лица Горы за обедом она догадалась, что была буря.
— Ма, я нехорошо поступил, — чуть ли не с порога начал Биной. — То, что я наговорил сегодня Горе по поводу свадьбы с Шошимукхи, чистейший вздор.
— Не расстраивайся, Биной. Когда человек пытается подавить внутреннюю боль, такие вспышки неизбежны. Очень хорошо, что все так случилось. Через два дня вы оба забудете об этой ссоре.
— Ма, я хочу сказать тебе — я согласен жениться на Шошимукхи.
— Смотри, милый Биной, как бы ты не напортил дела еще больше, стараясь поскорее уладить вашу ссору. Помни, что размолвка на несколько дней, а женитьба на всю жизнь.
Но Биной уже твердо решил, что ему делать. Он чувствовал, что не может пойти к Горе, поэтому направился к Мохиму и заявил ему, что никаких препятствий к свадьбе больше нет, что она может состояться в магхе и что он сам позаботится о том, чтобы дядя дал свое согласие.
— Ну, что ж, если так, можно устраивать помолвку. А?
— Конечно, только сперва посоветуйтесь с Горой.
— Что? Неужели опять советоваться с Горой? — застонал Мохим.
— Да, это необходимо.
— Что ж, если иначе нельзя, не о чем и говорить, только…
И он сунул себе в рот кусочек пана.
В этот вечер Мохим ничего не сказал Горе, но на следующее утро он пошел к брату. В душе он побаивался, что ему придется выдержать бурное объяснение, прежде чем он заручится согласием Горы на брак Шошимукхи и Биноя. Однако, к большому удивлению Мохима, едва он рассказал о вчерашнем посещении Биноя, о его готовности жениться и о настоятельной просьбе обсудить с Горой вопрос о помолвке, как Гора сейчас же выразил полное одобрение.
— Прекрасно, — сказал он. — Раз так, нечего откладывать помолвку.
— Сейчас ты говоришь «прекрасно», а потом тебе опять что-нибудь не понравится и ты начнешь возражать, — усомнился Мохим.
— Насколько я понимаю, вся эта нескладица вышла из-за моего ходатайства, а вовсе не из-за возражений.
— Ну, раз так, моя покорнейшая просьба, чтобы в будущем ты и не возражал и не ходатайствовал. Мне не нужны ни войска Кришны, ни его собственная поддержка.[33] Обойдусь как-нибудь своими силами. Как я мог ожидать, что твое ходатайство будет иметь обратное действие? Скажи мне честно, ты хочешь, чтобы эта свадьба состоялась?
— Да, хочу.
— Вот и хорошо. Тогда не вмешивайся больше в это дело, ради всего святого.
Гора мог сердиться, мог в гневе наговорить много лишнего, однако это вовсе не означало, что из-за резкой вспышки он готов поступиться своими планами. Он хотел во что бы то ни стало удержать Биноя возле себя и потому не думал о своем оскорбленном самолюбии. Более того, он даже рад был вчерашней ссоре — он понимал, что именно благодаря ей Биной решился на брак с Шошимукхи, что, выйдя вчера из себя, он тем самым связал Биноя по рукам и по ногам. Гора стремился как можно скорее установить с другом родственные отношения — тесные родственные отношения, которые связали бы их на всю жизнь. Он чувствовал, что прежняя непосредственность и простота постепенно исчезают из их дружбы.
Гора сознавал также, что трудно будет сохранить власть над Биноем, если он не будет постоянно находиться с ним вместе, и что для того, чтобы оградить друга от вредного влияния, следует в первую очередь установить наблюдение в «зоне опасности».
«Нужно начать ходить в дом Пореша-бабу, только так я смогу предостеречь его от всяких безрассудств», — решил Гора.
Вечером на следующий день после ссоры Гора отправился к Биною. Биной никак не ожидал его и даже не знал, радоваться ему или удивляться приходу друга. Еще более поразило его, что Гора сам начал разговор о дочерях Пореша-бабу, причем в его словах вовсе не чувствовалось былой враждебности. Чтобы вовлечь Биноя в разговор об этой семье, не требовалось особых усилий, и вскоре они уже оживленно говорили о своих новых знакомых. Биной рассказывал Горе о своих беседах с Шучоритой. Он не преминул отметить, что Шучорита всегда первая начинает разговор и что, хотя на словах она по-прежнему не согласна с их взглядами, в душе — так, по крайней мере, ему казалось — она начинает соглашаться с ними. Своим рассказом Биной надеялся возбудить в Горе острое любопытство.
