— Этого мастера в цистерне утопить!!
— Не допускается убийство! — надрываясь, крикнул председатель.
— Халатный!
— Бузотер!
— Керосин получен, а мы его в глаза не видели!
— А на перегоне сидели без воды 3 месяца!
— А где профуполномоченный?
— А мастер говорит — его во взятке уличил, пять пудов картофелю!
— Кто кого уличил?!
— Ти-ше! — кричал председатель, утирая пот. — Вася, пиши!
Бледный Вася начал строчить:
Слушали: «Получен материал керосин и другие предметы ПД-9 околодка не отказались».
Постановили: «Керосина не получали недопустимо предъявлено ПД-9 ОП Федоренко».
— Его из союза надо вышибить!
— Кого?!
— Камыш 8 дней на водокачке косили, а он на месте остался!
— Исплоатация труда!..
— Горячие у вас парни, — растерявшись, сказал член председателю, — беда!
— Что ж таперича делать? — спросил председатель.
— Ты голосуй, — посоветовал член, — они, может, заткнутся.
— Голосую, товарищи, — заныл председатель.
— За кого? — гремело в зале.
— Ясное дело. Духу чтоб не было!
— Кого?!
— Кто за — тот руку!
— Наоборот: вон его к свиньям!
— Которого?
— Федоренкова мастера!
— Ага!
— Кто за то, чтобы его исключить? Раз-два, три… Вася, пиши…
«Исключить за 15 голосов», — написал Вася.
— Ура! Выкинули, — ликовал зал.
— Потрудились, зато очистили союз!
— А теперь что? — спросил председатель у члена.
— Закрывай ты заседание, — ответил тот. — Ну их к Богу.
— Объявляю закрытым! — облегченно крикнул председатель.
— Правильно, — ответил бахмутовский народ, — ко щам пора.
И с грохотом зал разошелся.
Вася подумал и написал: «Заседание закрыто 7 часов».
— Молодец, Вася, — сказал председатель и спрятал протокол.
ПРИМЕЧАНИЕ «ГУДКА»:
В основе фельетона — копия протокола заседания членов профсоюза на ст. Н.-Бахмутовка от 19 нюня. Протокол этот — верх бестолковщины.
Совершенно непонятно, как могло идти таким образом заседание, на котором присутствовал член Андреевского учкпрофсожа?
«Гудок», 17 июля 1924 г.
Конотопский уисполком по договору 23 июля 1922 г. с общиной верующих при ст. Бахмач передал последней в бессрочное пользование богослужебное здание, выстроенное на полосе железнодорожного отчуждения и пристроенное к принадлежащему Зап. ж. д зданию, в коем помещается жел-дорожная школа.
…Окна церкви выходят в школу.
Из судебной переписки
Отец дьякон бахмачской церкви, выходящей окнами в школу, в конце концов не вытерпел и надрызгался с самого утра в день Параскевы Пятницы и, пьяный, как зонтик, прибыл к исполнению служебных обязанностей в алтарь.
— Отец дьякон! — ахнул настоятель, — ведь это же что такое?.. Да вы гляньте на себя в зеркало: вы сами на себя не похожи!
— Не могу больше, отец настоятель! — взвыл отец дьякон, — замучили, окаянные. Ведь это никаких нервов не х-хва… хва… хватит. Какое тут богослужение, когда рядом в голову зудят эту грамоту.
Дьякон зарыдал, и крупные, как горох, слезы поползли по его носу.
Верите ли, вчера за всенощной разворачиваю требник, а перед глазами огненными буквами выскакивает: «Религия есть опиум для народа». Тьфу! Дьявольское наваждение. Ведь это ж… их… до чего доходит? И сам не заметишь, как в ком… ком… мун… нистическую партию уверуешь. Был дьякон, и ау, нету дьякона! Где, спросят добрые люди, наш милый дьякон? А он, дьякон… он в аду… в гигиене огненной.
— В геенне, — поправил отец-настоятель.
— Один черт, — отчаянно молвил отец дьякон, криво влезая в стихарь, — одолел меня бес!
— Много вы пьете, — осторожно намекнул отец-настоятель, — оттого вам и мерещится.
— А это мерещится? — злобно вопросил отец-дьякон.
— Владыкой мира будет труд!! — донеслось через открытые окна соседнего помещения.
— Эх, — вздохнул дьякон, завесу раздвинул и пророкотал: — Благослови, владыка!
— Пролетарию нечего терять, кроме его оков!
— Всегда, ныне и присно и во веки веков, — подтвердил отец настоятель, осеняя себя крестным знамением.
— Аминь! — согласился хор.
Урок политграмоты кончился мощным пением Интернационала и ектении:
Весь мир насилья мы разрушим
до основанья, а затем…
— Мир всем! — благодушно пропел настоятель.
— Замучили, долгогривые, — захныкал учитель политграмоты, уступая место учителю родного языка, — я — слово, а они — десять!
— Я их перешибу, — похвастался учитель языка и приказал:
— Читай, Клюкин, басню.
Клюкин вышел, одернул пояс и прочитал:
Попрыгунья стрекоза
Лето красное пропела,
Оглянуться не успела…
— Яко спаса родила!! — грянул хор в церкви. В ответ грохнул весь класс и прыснули прихожане.
Первый ученик Клюкин заплакал в классе, а в алтаре заплакал отец настоятель.
— Ну их в болото, — ошеломленно хихикая, молвил учитель, — довольно, Клюкин, садись, пять с плюсом.
Отец настоятель вышел на амвон и опечалил прихожан сообщением:
— Отец дьякон заболел внезапно и… того… богослужить не может.
Скоропостижно заболевший отец дьякон лежал в приделе алтаря и бормотал в бреду:
— Благочестив… самодержавнейшему государю наше… Замучили, проклятые!
— Тиш-ша вы, — шипел отец настоятель, — услышит кто-нибудь, беда будет.
— Плевать… — бормотал дьякон, — мне нечего терять… ик… кроме оков.
— Аминь! — спел хор.
Примечание «Гудка»: В редакции получен материал, показывающий, что дело о совместном пребывании школы и церкви в одном здании тянется уже два года. Просьба всем соответствующим учреждениям сообщить, когда же кончится это невозможное сожительство?
М.Б.
«Гудок», 24 июля 1924 г.
Как школа провалилась в преисподнюю
Транспортный рассказ Макара Девушкина
Это что! — воскликнул известный московско-белорусско-балтийский железнодорожник Девушкин, сидя в пивной в кругу своих друзей, — а вот у нас на Немчиновском посту было происшествие, так это, действительно, номер!
Девушкин постучал серебряным двугривенным по мраморному столику, и на стук прикатил член профессионального союза работников народного питания в белом фартуке.
Добродушная профессиональная улыбка играла на его лице.
— Дай нам, милый человек, еще две парочки, — попросил его Макар Девушкин.
— Больше, чем по парочке, не полагается, — ответил нарпитовец с сожалением.
— Друг! — прочувствованно воскликнул Макар: — Мало ли что не полагается, а ты как-нибудь сооруди! — И при этом Макар еще раз постучал двугривенным.
Нарпитовец вздохнул, искоса глянул на подпись на стене: «Берущий на чай не достоин быть членом профессионального союза».
Еще раз вздохнул, порхнул куда-то и представил две парочки.
— Молодец! — воскликнул Макар, приложился к кружке и начал:
— Дачу бывшего гражданина Сенет знаете?
— Не слыхали, — ответили друзья.
— Замечательная дачка. Со всеми неудобствами. Ну-с, забрали, стало быть, эту дачку под школу первой ступени. Главное — местоположение приятное: лесочек, то да се… нужник, понятное дело, имеется. Одним словом, совершенно пригодная дача, на 90 персон школьников. Но вот водопровода нету! Вот оказия…
— Колодец можно устроить…
— Именно — пустое дело. Вот из-за колодца-то и произошло, и пропала дачка, к свиньям собачьим. Был этот колодец под самым крыльцом, и вот о прошлом годе произошло печальное событие — обвалился сруб.
Нуте-с, заведующий школой бьет тревогу по всем инстанциям нашего аппарата. Туда-сюда… Пишет ПЧ-первому: так, мол, и так, — чинить надо.
ПЧ посылает материал, рабочих. Специальных колодезников пригнали. Ну, те, разумеется, в два момента срубили новый сруб, положили его на венец, и оставалось им, братцы, доделать чистые пустяки — раз плюнуть.
Ан, не тут-то было: вместо того, чтобы тут же взять и работу закончить, а ее взяли да и оставили до весны. Отлично-с.
Весной, как начала земля таять, поползло все в колодец, а колодец 18 саж. глубины! Поехала в колодец и земля, и весь новый деревянный сруб. И в общем и целом провалилось все это. Получилась, друзья мои, глубокая яма, более чем в 3 сажени шириной, и под самой стеной школы.
Школьный фундамент подумал, подумал, треснул в полу вслед за срубом и полез в колодец. Дальше — больше, р-раз! — треснула стена. Из школы все, понятное дело, куда глаза глядят. Прошло еще два дня — и до свидания: въехала вся школа в колодец. Приходят добрые люди и видят: стоит в стороне нужник на 90 персон и на воротах вывеска: «Школа первой ступени», и больше ничего — лысое место!
