— Если речь идет не о морском животном, тогда что значит для тебя Белый Кит? — спросила Амалия, скорее, чтобы показать свою заинтересованность.
Нуку широким жестом показал в ту сторону, откуда из-за полоски темного кустарника доносился монотонный шум волн.
— Море… Разве этого мало?
Она представила, как он, стоя на юте величественной каравеллы, отправляется открывать новые миры, бороться с ураганами, побеждать пиратов, бороздящих моря на маленьких разбойничьих суденышках, какие она видела в кино. Амалия в каждой профессии искала то, что украшало ее, делало ее романтичной и привлекательной. Тогда же Нуку рассказал Амалии о постигшем его большом разочаровании — распределение он получил на берег, хотя работа была связана с его мечтой — с кораблями, с морем.
Она сказала ему:
— Когда я узнала, что ты моряк, то позавидовала тебе. В этой профессии столько необычайного.
— Необычайного! — горько усмехнулся он, играя бокалом. — Если б ты знала, как я расстроился, прочитав распределение. Работа ничего, но в ней нет главного — моря. Я написал рапорт: мол, хочу служить на корабле, но председатель комиссии заявил мне: «Поймите, мы не можем обеспечить каждому выпускнику место на корабле. Должность же, которая вам предоставляется, будет тесно связана с кораблями. А со временем, если освободится место, вас не забудут…»
— Надо ждать, — посоветовала Амалия.
— Что я и делаю — жду. Но ты подумай: служу в двух шагах от корабля, даже поднимаюсь на мостик, спускаюсь в пакгаузы, разговариваю с командирами, затем желаю им счастливого пути, схожу на берег и смотрю, как они уходят в море…
Она понимала его ностальгию по морю, ведь раньше она даже не представляла, что морской офицер может служить не на корабле.
— А работа у тебя достаточно интересная?
— Скучать некогда. На моем попечении центральное хранилище, куда входят склады горючего и смазочных материалов, боеприпасов, корабельного имущества и так далее. Не буду вдаваться в подробности, но забот достаточно. Надо поддерживать все это в хорошем состоянии, при определенном температурном режиме. Приходится побегать…
— Тогда я не понимаю, чего ты плачешься.
— А ты смогла бы жить без настоящего дела, если у тебя призвание?
Его вопрос сбил Амалию с толку. Ее призвание? Живопись.
Амалия написала несколько значительных работ в институте, но коллеги из ее выпуска были настолько одаренными, что она не решилась соперничать с ними. Поэтому она благоразумно рассчитывала начать с преподавательской работы. Так начинали многие, чтобы потом, позже, работая в спокойной обстановке, выставить работы, которые завоюют признание. Сначала будет групповая выставка, затем ежегодный салон избранных работ, специальная стипендия, международная премия… Но, как это часто бывает в жизни, все вышло иначе. По окончании института она перестала совершенствоваться, работать над собой, то есть поступила как заурядный выпускник лицея, который по окончании учебного заведения сразу откладывает в сторону логарифмические таблицы. Иногда ее охватывало смутное беспокойство, хотелось снова взяться за кисть, но уже не было ни прежней энергии, ни настоящей тяги души, которая равнозначна вдохновению.
— Призвание — это очень серьезное слово, — ушла она от ответа. — Я отправилась в дорогу с большими надеждами, изучала теорию искусства и анатомию, училась раскладывать движения балерины, комбинировать оттенки цветов, писала копии с полотен знаменитых мастеров в поисках их секретов. А сейчас вот учу других тому, что знаю. Я бы не рискнула назвать это призванием…
— А почему? — спросил Нуку взволнованно. — Слишком рано размагничиваться. Художественная жилка у тебя есть, может, просто надо побольше мужества…
Дискуссия так и осталась открытой, и они к ней больше не возвращались. Время от времени она доставала альбом студенческих лет, рисовала цветы, фрагменты городского пейзажа, чей-нибудь выразительный профиль, но ничего не доводила до конца. Ей не хватало терпения завершить цветовую гамму.
— Ничего, набьешь руку, и все восстановится, — подбадривал ее Нуку.
— Я пытаюсь, но все это скорее похоже на мазню, — отвечала Амалия.
— А по-моему, это очень мило, — утешал он ее. — Мне бы хотелось, чтобы у нас в квартире висело и твое произведение…
Однако произведение запаздывало с появлением на свет, а Нуку не выказывал по этому поводу нетерпения. И вот теперь его мечта, владевшая им все эти долгие годы, близка к осуществлению. Вскоре он переберется на корабль и станет тем, кем хотел стать, — морским офицером!
У Амалии еще звенел в ушах его триумфальный возглас: «…Меня переводят на корабль, понимаешь? Пришел приказ! Победа! Победа!» Но его победа таила угрозу для Амалии. Что-то шевельнулось у нее в душе, будто легкое дуновение ветра коснулось неподвижного воздуха их супружеской жизни. Как бы то ни было, а по вечерам Нуку бывал дома. Вместе они сидели у телевизора, вместе читали книги. Летом выходили из дому немного чаще — иногда в театр, иногда на рынок. Соседки ей завидовали: «Хорошо тебе, ты бываешь в театре, а я не могу сходить — у меня муж ушел в море…»
Нуку уже, наверное, на пути к дому — торопится еще раз рассказать о своей победе и отпраздновать ее заодно с годовщиной свадьбы.
Амалия представила, как он спешит домой, как, счастливый, распахивает дверь, как с порога произносит традиционное: «Ты еще не готова?» Она улыбнулась про себя — это была его обычная фраза, когда они собирались куда-нибудь, — и тут же спохватилась. Полчаса, которые дал ей на сборы Нуку, были на исходе. Однако молодая женщина решила еще минуту-другую побыть во власти собственного воображения. «Ты еще не готова?» — казалось, она уже слышит эту фразу наяву. Когда Амалия училась в институте, они выезжали в учебный лагерь для занятий по военной подготовке. Командиром у них там была женщина, лейтенант, которая очень часто задавала этот же вопрос. «Видимо, эти слова нравятся всем лейтенантам», — мысленно усмехнулась Амалия, представив, как капризно скажет мужу: «От тебя несет казенщиной. Подожди минутку, я никак не могу управиться с тушью для ресниц. Еще один, последний штрих…» А Нуку посмеется над ее мучениями и скажет: «Разве для такой красоты нужно еще какое-то оформление? А может, ты испытываешь на себе свои способности художника?»
Амалия стала торопливо причесываться, забыв о Венере Милосской, — Нуку терпеть не мог опозданий. Потом она вернулась в комнату, поправила декоративную подушку, передвинула телефонный аппарат поближе к глазу стилизованной птицы, подобрала с ковра красную нитку, подержала в раздумье книгу, так и оставшуюся раскрытой на сорок седьмой странице, — книги, подобные этой, обычно долго остаются раскрытыми на сорок седьмой или какой-либо другой странице.
Амалия решила было положить книгу на диван раскрытой, обложкой вверх, но передумала. Ей показалось, что это будет выглядеть слишком нарочито. Читать в такой день — значит, дать понять, что потеряна всякая надежда отметить семейный юбилей, и она благоразумно закрыла книгу, использовав вместо закладки поднятую с ковра красную нитку. Затем снова вернулась к зеркалу. «Если бы Нуку задержался на пару минут, я бы успела докрасить ресницы», — подумала Амалия и в этот момент услышала щелканье дверного замка.
— Ты еще не готова? — с порога вместо приветствия спросил Нуку.
Корабль есть корабль — объект, сумма объектов, рабочее место. И все же Нуку охватило чувство, похожее на то, которое испытываешь, когда поезд мчит тебя к дорогим сердцу местам. Однажды он уже испытал нечто подобное, когда впервые вышел в море, будучи курсантом. Небо тогда было голубое-голубое, а весь горизонт усыпан силуэтами кораблей. Вот портовый кран медленно поднял грузовой автомобиль и плавно перенес его на палубу ржавого грузового суденышка. Опершись о поручни, на пакетботе стояли два молодых брюнета с обнаженными торсами. Засмотревшись на суда, один из курсантов споткнулся.
— Смотри, куда идешь! — одернул зазевавшегося бесстрастный голос командира взвода.
И вот их взорам открылся во всем своем великолепии военный учебный корабль, сверкающий, выглядевший совсем иначе, чем грузовые суда, стоявшие на разгрузке у пирса. Он был голубовато-серого цвета. Эти орудия, морская форма помогали каждому моряку ощутить в себе личность и как бы выделяли их из среды других людей. У Нуку тогда, как сейчас, от радости перехватило дыхание — сбывалась мечта, которую он лелеял долгие годы.
Нуку остановился, чтобы перевести дух. У бетонного пирса застыл «морской охотник», «МО-7». Это был его корабль. Солнечные лучи играли на куполе сферической антенны, напоминавшем астрономическую обсерваторию. Возле антенны, которой проектировщик придал изысканную форму, мастерил что-то человек в комбинезоне. А вон и высокий капитанский мостик. Сколько раз Нуку поднимался туда по делам, когда корабль, как сейчас, швартовался в порту. Он пытался представить себя в плавании, в открытом море, борющимся со стихией, но не мог. Воображение отказывало. Взгляд Нуку скользил по мачтам соседних кораблей, крышам зданий. Нет, по-настоящему почувствовать себя моряком он мог только в плавании.
