В середине последней реплики Хора начинает спускаться по лестнице Лаэрт, брат Офелии, очень открытый и учтивый молодой человек.
Лаэрт. Принц Гамлет, сдержи свои слезы! Подними эту благородную голову, которую я так люблю! В этом мире жизнь принца — совсем не то, что любого другого человека. Трудно сыскать принца, который не был бы погружен в самое сердце преступления, в чашу бессонницы, завернут в плащ страха. Разве в наше время королевская порфира не подобна сосуду, всегда готовому наполниться неожиданной кровью? Королевская власть настолько же хрупка, насколько и священна. Он не был твоим отцом, но был уважаемым сеньором, последним словом, отважным мечом, догматом веры. И его убили. Он сам тебе это говорил: король, уже мертвый, клялся страшной клятвой на самой высокой башне, где гуляет свирепый ветер, что говорит правду. Его убили. Говорит ли тебе сердце, что ты должен отомстить за него? Ты каждый день сидел у него на коленях. Он гладил тебя по голове, а потом, поцеловав, долго сидел в молчании. «Какие они счастливые!» — сказал бы человек, увидевший вас в ту минуту. Но нет, Гамлет, нет.
Хор. А тот, кто знал об этой тайне, сказал бы: он ищет то, что подозревает.
Гамлет. Он брал мои руки в свои, и начиналась игра. Он спрашивал: «Кто я?»
Лаэрт. И ты, наверно, говорил: «Мой отец, король!» Как раз этого он и хотел! От тебя несло воровством. Ты был куском золота, украденным среди бела дня, на глазах у всех. Несло воровством. И он поднимал тебя против того, другого. Доставал, как меч возмездия, наточенный тайком. Делал это не торопясь. Он говорил тебе: «Король — как венецианский канатоходец, что ходит по проволоке на площади, от одного угла к другому; есть много рук, готовых ослабить проволоку или, наоборот, слишком сильно ее натянуть — и тогда я упаду на камни». Мертвый король, торжественные похороны. Ты подозревал того, другого. Признайся, Гамлет, мы же твои друзья: ты с самого первого дня подозревал, что в этой истории с ядом был замешан тот, другой.
Гамлет. Тонкая рука, живая, решительная, ласковая, ногти отполированы пилочкой из Фландрии. Рука беспокойная, обольстительная, единое слово из пяти слогов, страна сверкающих перстней, целая бочка меда. Видишь, как он кладет ее, ладонью, на грудь, и блестят камни рядом с золотой цепью, которую он носит на шее; а вот рука уже на рукояти меча, или тянется к тебе, сжатая в кулак, чтобы подкрепить мысль, и вдруг раскрывается словно цветок… С тех пор, как я стал подозревать эту руку, я стал ее изучать, расширяя свои познания, полученные из болонской глоссы.
Лаэрт. Да, замечательная рука. Наверно, ты сразу заметил, как она подвижна и выразительна, и, думается, уже не можешь оторвать от нее глаз. Да, она имела касательство к кубку с отравленным питьем в Богемии!
Гамлет. Он, должно быть, поднял не колеблясь, без всякого опасения наполненный на три пальца кубок, украшенный дорогими изумрудами, с двумя ободками на ножке. Уверен, что он сказал скорее руке, чем устам: «На здоровье».
Лаэрт. А ты, Гамлет, господин мой и друг, в тени следил за ним, за его словами, поступками. И убил бы. Наступил бы удобный момент, и ты бы его убил. Да, Гамлет, ты убил бы, потому что тот, другой, тоже стоял на твоем пути. Ты убил бы ночью, безнаказанно. Теперь, когда ты знаешь, что он был твоим настоящим отцом, — и за это тоже. Ты был создан для этого. Я тебе говорю, что ты был как кинжал с золотой рукояткой, обсыпанной драгоценными каменьями; на лезвии этого кинжала, сработанного лондонскими мастерами, сделали многозначительную надпись: «На добрую службу».
Гамлет. Значит, когда я сидел на коленях короля, я был всего лишь кинжалом в ножнах, который ждал сигнала тревоги? Правда, он висел на богатом поясе!
СЦЕНА IV
Сцена светлее, чем раньше. Входит Офелия. Напоминает цветок или птичку — нечто маленькое, очень красивое, удивленное, робкое.
Лаэрт. Уже пришла настоящая весна, дорогая сестра. Ты переходишь из одной комнаты в другую, а в той, из которой ты уходишь, сидящие на резных скамьях восклицают: «Как быстро пришла зима!» Хочешь дать нам послушать жаворонков, которых принесла в клетке — твоем прелестном ротике?
Офелия. Добрый день, Лаэрт! Добрый день, принц Гамлет!
Гамлет стоит боком, опираясь руками о раму окна.
Лаэрт. Принц смотрит на туман, который сегодня застилает всю страну и море, чтобы, обернувшись и увидев тебя, удивиться: в садах Дании расцвели розы и красивые девушки.
Офелия (идет к Гамлету и протягивает ему письмо). Господин мой, я принесла любовное письмо, которое получила и которое ты у меня просил. Теперь я знаю, как зовут студента. Он из бедной семьи. Он придет попрощаться перед отъездом в Виттенберг. Помнишь, я тебе рассказывала…
Гамлет. Замолчи, Офелия, замолчи! Стой, Офелия! Я хочу немедля задать один вопрос. Датчане, друг Лаэрт: давайте поговорим о том, другом человеке. Мне приятно думать, что вы считаете меня кинжалом возмездия. Ты, Хор, сказал бы: «Я ясно видел, как принц вытащил кинжал и всадил его в горло тому, другому, затем отвернулся, словно испытывая отвращение; брызнул целый фонтан крови. Он снова ударил кинжалом, потом ножом, мечом, рукой. Тот упал. Принц плюнул на него, поставил ему ногу на грудь, чтобы душа не могла быстро отлететь. Вышел, оглядываясь на труп. От этого плевка принца, как будут шепотом говорить в Дании, говорить в Эльсиноре, упоминать в разных историях, появились черви и пиявки и сразу же принялись за труп. Одни скажут: „Вот чудеса!“, а другие заявят: „Только святой король может творить такой суд!“»
Офелия. О чем ты говоришь, мой господин? Ты не должен ревновать. Я же никогда не говорила с тем студентом.
Гамлет. Знаешь, Офелия, кем я был в течение стольких лет? Кинжалом! Меня могли вонзить в тебя, без моего ведома. А кроме того, Офелия, я был сыном шлюхи. Я хочу задать тебе вопрос. Ведь ты женщина. И у тебя должен быть ответ. Один или десять. Офелия, Лаэрт, Хор: что такое любовь? Что делают, если мужчина любит женщину, а женщина — мужчину? Что говорит о любви это письмо? (Вырывает письмо из рук Офелии.)
Офелия. Ты никогда не ревновал! Я сказала тебе об этом письме.
Лаэрт. Не говори с ней так! У нее такое маленькое сердце!
Хор. С тех пор, как она стала носить женское платье, она считается его возлюбленной. Она очень богатая наследница. Спит на вышитых подушках. Он привозил ей кольца из путешествий и высокие гребни для волос. Сочинял ей стихи.
Офелия. Сочинял мне стихи!
Подруга, мое сердце просит роз,
Оно как одинокий соловей.
Подруга, мое сердце пожалей!
Гамлет. Нет! Замолчи! Это не те стихи. И не ревность, Офелия, голубка моя, тот песок, что я бросаю сейчас в свою реку темных и тайных мыслей. Я сумею воодушевить тебя, как прежде, Офелия. Я поцелую твои уста, когда ты откроешь их, чтобы сказать мне «нет». Но все же — что говорится в этом любовном послании? (Читает) «Чайки улетели с пляжа со стыда, что они не умеют мочить свои ноги в волнах, как ты». Красиво! И дальше: «Я не хозяин своих ночей». Ах, эти ночи! Ночи королевы датской! Какая же ночь принадлежит мне, Лаэрту, Хору? Ночь, проведенная во чреве женщины, с луной и звездами, которые ее украшали… Темнота, поцелуи, дверь, которую открывает ветер, и она стучит: стук, стук! — и люди просыпаются, тревожно прислушиваются, пока не догадаются: «Да это же дверь королевской спальни!» И, завернувшись в одеяло, снова засыпают. Какая же ночь принадлежит мне, господи, какие слова, какие губы, что шепчут на ухо тайные вещи, манят, обещая вечную любовь? И не исключено, что, когда Гамлет уже был сделан, когда я уже лежал там, бесформенный комочек с предопределенной судьбой, — подлый обманщик, тот, другой, почувствовал какой-то страх, а может, отвращение, отодвинулся от королевы, встал, пошел по длинным нескончаемым коридорам, в холодной и влажной темноте, по спине змеи, поворачивая голову, чтобы сохранить в памяти там, вдали, неожиданно загоревшийся свет, а на ложе, убранной шелками, красивейшую и соблазнительнейшую женщину, похожую на ангела, по жилам которого струится свет. Да, женщину. Ту, что обнимают, говоря с улыбкой: «Любовь моя, я очень тебя прошу. Положи свою руку мне на щеку. Да, я здесь рядом, твой раненый олень, которого мучит жажда…»
Лаэрт. Слишком ты все это запутал и замутил, Гамлет.
Гамлет. Пока я только сею слова, Лаэрт.
Хор. Такая молодая и уже такая богатая. Из рыботорговцев. Красивая, чистая девушка. Женитесь, и будет праздник!
Гамлет (подходит к камину и мешает кочергой, чтобы огонь разгорелся ярче). Офелия, подойди сюда!
