Шахбаз нес пойманную курицу, курица вырывалась и отчаянно кудахтала. Путник вспомнил старика, который кудахтал по-куриному, чтобы развлечь свою маленькую внучку. Ее отца призвали в армию… Молодой крестьянин, видно, больше не мог выносить пытку, его шея почти касалась земли, парень стонал:
– Боже мой… боже мой…
Боже мой! Но незримая сила вселенной не откликалась на мольбы парня. Наивная надежда на то, что его спасет эта невидимая сила… Она похожа на бесплодное стремление тропинки – ведь на самом деле никакого неба нет, это просто мираж… Никто не может добиться того, чего не существует на свете…
Девушка тоже не могла дольше терпеть. Она бросилась к молодому крестьянину и освободила его от камней. Парень осторожно распрямил спину – он был весь мокр от пота, – и девушка прильнула к нему.
– Сознайся, – плача шептала она ему, – ради бога скажи, что ты во всем сознаешься! Ведь я умру и ты тоже умрешь! – Она продолжала, обращаясь теперь к начальнику стражников: – Не трогайте его больше! Я сознаюсь, я во всем сознаюсь! Он совратил меня и силой увез из дому, я не хочу дольше оставаться с ним, я ненавижу его, я вернусь домой к своим родителям, только не трогайте его больше! Я повторю это перед всеми, только, ради бога, оставьте его!…
Шел уже третий час, и тень гор ложилась на долины внизу. Путник чувствовал, что очень устал. Его щиколотки и ступни болели, все суставы ныли от усталости. Ему казалось, будто ноги его одеревенели. Вот уже несколько часов, как он идет один по дороге. Мысли его становились все более и более тоскливыми, а воображение бродило на грани безумия… Человек перестал быть человеком. Не может быть, чтобы та война, которая сейчас ведется во имя свободы, цивилизации и справедливости, была последней. Нет, последняя война будет против этого гнета, который заставляет людей заваливать камнями родник человеческой любви, который заставляет их стремиться иссушить самый источник человеческой жизни. О, когда же начнется эта война? Когда же, когда? Может быть, он не доживет до этого? Даже наверное не доживет и никогда в жизни не сможет дать волю буйному чувству мести, которой так жаждет каждый атом его существа! И глаза его наполнились слезами гнева и боли. Шаги его стали тяжелыми.
По дороге он встретил несколько групп рабочих.которые шли цепочкой. Каждый из них нес на плечах корзину соли. Они несли ее домой. В горных деревнях соль так дорога, что крестьянам не по средствам покупать се у лавочника. Pie по средствам? А что же им по средствам в конце концов? Ведь даже любовь им не по средствам! «Но я не имею права предаваться таким горьким размышлениям, – подумал он, -ведь я молод, здоров, холост. Завтра я займу место старшего учителя в средней школе. Все радости жизни доступны мне! Завтра я уже должен приступить к работе. Буду воспитывать детей говори всегда правду, уважай отца и мать, исполняй приказания властей, а когда вырастешь большим, не соблазняй девушек… Как кудахтала та курица, когда стражник пес ее…»
Навстречу ему шел погонщик со своим мулом. Спина животного была покрыта рваной попоной, по вьюка не было. Видно, погонщик отвез куда-то груз и теперь возвращался порожняком.
– Куда путь держишь? – спросил он погонщика.
– К Кхаранскому ущелью.
– А это не по пути в Дхалер?
– В пяти милях оттуда.
– Сколько возьмешь за то, чтобы подвезти меня на своем муле?
– Дашь сколько не жалко. Я ведь все равно мула гоню.
– Восемь анн.
Погонщик утвердительно кивнул, и путник взобрался на мула. Мул попробовал было выразить недовольство – поводил ушами, фыркал, но, убедившись в том, что все это бесполезно, двинулся вперед.
Погонщик запел, голос у него был приятным.
В Кхаранском ущелье он распрощался с погонщиком и, расспросив у него, как ему идти дальше, снова отправился в путь. Однако вскоре он сбился с дороги, или, может быть, ему показалось, что сбился и попал в волшебный мир. Тропинка попала в плен небольшой лощины, заросшей лесными цветами. На большом камне, одетом в зеленый мох. сидели две девушки и пели о Ладжу.
Ладжу пришел,
Ладжу пришел…
При виде путника они сначала звонко расхохотались, но потом смутились, перестали петь и приумолкли. Путник со вздохом уселся поближе к ним и завел разговор:
– Спойте еще, девушки, мне очень понравилось, как вы пели про Ладжу! И он тихонько замурлыкал мелодию.
Ладжу пришел,
Ладжу пришел…
Ты и сам пришел, как Ладжу в песне! – несмело проговорила одна.
– Меня и в самом деле зовут Ладжу! – весело соврал он. – А вас как зовут, девушки?
– Бану! – сказала одна.
– Бири… – прошептала другая.
– Ну вот и хорошо, а теперь спойте про Ладжу! – продолжал настаивать он.
Несколько минут Бану и Бири о чем-то перешептывались, и он подумал, что они собираются выкинуть какую-нибудь шалость. Но тут девушки стройно запели звонкими голосами, а он стал хлопать в ладоши, отбивая такт.
Ладжу пришел,
Ладжу пришел…
Песня прервалась новым взрывом смеха. Путник, который от души наслаждался их непосредственным весельем, тоже засмеялся и сказал:
– После того как Бану и Бири так замечательно пели, если они попросят, чтобы я поцеловал их башмачки, я и от этого не смогу отказаться!
Преподнеся им столь изысканный комплимент, он посмотрел на девушек и увидел на их щеках те же лесные цветы, которые покачивались вокруг них на своих стебельках.
Долго после этого он то пел песни девушкам, то они пели все втроем, и, лишь когда солнце склонилось за вершины горных цепей, он встал и снова собрался в путь.
– Не уходи сегодня, – медленно проговорила Бану, – переночуй здесь! Мы отведем тебя в деревню и уложим спать. Тебе ведь и нужно-то немного – кровать да одеяло, правда?
Голос Бану чуть заметно дрожал, а лицо девушки покрылось необычайно ярким румянцем. Бири лукаво поглядывала на путника.
Путник смотрел на них – на луноликих горных фей и говорил своему сердцу:
«Нет, я не останусь. Я должен избегать всех этих осложнений. Я не останусь, хотя мне кажется, что я знаю тебя с детства. С самого детства я знал, понимал и любил тебя. Может быть, я друг твоего детства или товарищ игр твоего беспечного и смелого брата. Я – Ладжу из твоей песенки, это я плавал вместе с тобой в голубой воде горной речки, это я, играя, дергал золотой узел твоих волос, да так, что ты иногда взвизгивала от боли! Сколько раз мы с тобой танцевали, взявшись за руки, сколько раз мы бегали с тобою рвать фрукты, сколько раз мы украшали друг друга гирляндами лесных цветов! А помнишь, как я ждал тебя, когда луна выплывала из-за рощи ореховых деревьев и колеблющиеся пятна лунного света играли с темнотой? Я обнимал твою гибкую талию и прижимал к своей груди трепещущее девичье тело. Я знаю вкус твоих губ – ярких и нежных, как лепестки цветов, знаю негу твоего легкого дыхания и сияние твоих глаз, блестящих, как черные жемчужины. Но я не останусь с тобой, я не хочу всего этого. Я хочу навсегда сохранить в сердце этот ясный огонек, и пусть он горит за стеклами этого фонаря, как прекрасный цветок».
Путник отвел взгляд и стал смотреть на деревню, видневшуюся внизу. Деревня засыпала на берегу тихой речки, окруженная горами с трех сторон. Бесшумно колыхалась кукуруза па полях, высокая, начинающая желтеть трава, казалось, ждет крестьянских рук и песен серпов. На крышах глинобитных домиков лежала сероватая баджра [3], кое-где виднелись круглые связки красного перца. Путник снова перевел взгляд на Бану и Бири.
– Далеко отсюда до Дхалера?
– Мили три-четыре. – Голос Бану прозвучал печально.
– День уж на исходе.
Это сказала Бири.
– Прощайте, девушки, – сказал путник, вставая, – у меня еще есть время дойти до следующей деревни.
И путник снова пошел по тропинке. Тропинка то сбегала с гор и пряталась в лесах, то снова карабкалась наверх и па последнем повороте сливалась с небом. Он подумал, что устремление тропинки было не таким уж бесплодным – казалось, что тропинка не скрывается за горой, а идет все прямо и прямо в небо! Странная радость переполнила сердце путника – ему показалось, что, идя по этой тропинке, он придет в небо, в неведомый мир красоты. Гора, за которой скрывается тропинка, – это берег огромного синего озера. Он взмахнет своими сильными руками и переплывет его. Он поплывет по синей воде, радостно переворачиваясь в ней… А может быть, это на самом деле небо и он, превратившись в легчайшее облачко, заскользит по его удивительной синеве, а сердце его переполнится радостью, которая растопит его самого и сольет с небесным простором. Удивительное чувство охватило путника, ему почудилось, что тело его становится невесомым и бессмертным, и он помчался вперед по тропинке.
Вдруг что-то заставило его остановиться и оглянуться назад.
Солнце скрылось за вершинами горных хребтов. Опираясь на лозы лесных цветов, на него глядели две золотистые фигурки… В безмолвии вечерней зари даже ветерок, овевавший его, казался немного печальным, печальным и сладостным, словно он впитал в себя медвяную сладость лесных цветов. Все вокруг было напоено ароматом этих цветов и залито закатными красками. Он долго смотрел на две маленькие фигурки, потом помахал рукой, посылая им привет, и решительно пошел дальше.
